Indie-Slasher | Гомотекстуалист.
Автор: La PIOVRA.
Рейтинг: NC-17.
Жанр: гей-утопия, роман воспитания, детектив отношений.
Размер: макси (68.000 слов).
Саммари: цели они достигнут, но достижение цели так их изменит, что сама цель перестанет быть для них актуальной.
Рекомендуемый порядок чтенияТрилогия «Корпорация»:
I. Книга первая. «Бизнес».
1. «Сага о власти» (основная история):
1.1. Власть красоты. Друг семьи.
1.2. Власть идеи. We Control the World!
1.3. Власть несбывшегося.
1.4. Власть свободы. Гепард и Лев.
1.5. Власть крови. Стилисты.
II. Книга вторая. «Секс».
2. «Межвременье. Дудочник из Гамбурга» (сайд-стори по вселенной «Саги о власти»):
2.1. Забор и вишни.
2.2. Открой глаза и забудь об Англии.
2.3. Дудочник из Гамбурга.
III. Книга третья. «Игра».
3. «Вопрос цены» (сиквел к «Саге о власти»):
3.1. Дебют.
3.2. Гамбит.
3.3. Миттельшпиль.
3.4. Комбинация.
3.5. Эндшпиль.
Подходил к завершению пятый, последний, год наставничества.
Все друзья во главе с Марком ждали полного совершеннолетия с радостным нетерпением и предвкушением — впереди была вожделенная свобода и неограниченные возможности, а значит, вся жизнь. Седрик не понимал друзей — неужели они ничего не чувствовали к своим наставникам? С Марком всё было понятно. Но остальные… Особых жалоб на лордов Седрик ни от кого не слышал. Но и особой привязанности, видно, тоже не было. Впрочем, как раз с ними-то всё было в порядке. Проблема была у Седрика. Чем ближе становился его двадцать первый день рождения, тем сильнее сжималось сердце от предчувствия чего-то фатально-непоправимого — Седрик уже давно жизни не мыслил себе без лорда ван дер Меера. Грядущая свобода Седрика не радовала. Грядущая свобода означала невосполнимое одиночество, восполнить которое не мог даже Марк. Впрочем, дело было не в одиночестве — Седрик к нему привык за шестнадцать лет жизни до встречи с лордом. Правда состояла в том, что Седрик любил лорда ван дер Меера. Влюбился в первый же день наставничества и полюбил к последнему.
Разумеется, отношения наставников и воспитанников с окончанием наставничества не прекращались: дружба, сотрудничество, деловое партнёрство со временем будут только расти и укрепляться. Но того, самого главного, из чего всё это выросло, больше не будет никогда.
С окончанием наставничества обнулялась не только личная жизнь, но и личная история баронета: воспитанник — это холст, который грунтует наставник. Но живописать на этом холсте должен сам баронет. В знак символического отлучения от наставника баронетам возвращали их собственное имя. У подопечного нет своего имени — поступая в наставничество, он принимает имя наставника: сам по себе баронет в это время никто, и если что-то и значит, то только потому, что лорд-наставник в нём это что-то разглядел. Что-то, что при ближайшем рассмотрении вполне может оказаться обманкой, миражом, пустышкой. Поэтому давать ему титул с собственным именем — преждевременная трата ресурсов. Если баронет не доходит до конца наставничества, титул он теряет, и этот же титул потом присваивается следующему воспитаннику лорда — если тот пожелает такого завести, конечно, — и из анналов Корпорации такой баронет-неудачник бесследно исчезает навсегда. Но если наставничество оказалось успешным, баронету оставляют его титул и возвращают его собственное имя. Обретение своего имени — это ещё и первый самостоятельный шаг на пути к титулу лорда. Седрик за эти пять лет так уже привык к тому, что он третий баронет ван дер Меер. Седрик испробовал будущее имя на вкус. Баронет-по-заслугам де Сен-Венан. Звучало напыщенно, пусто и пресно, как и было. Все знали, кто такой лорд ван дер Меер, и отблески его славы и репутации неизменно осеняли самого Седрика. Теперь же названием картины его жизни будет только то, что он сам в неё вложит.
Традиция предписывала, чтобы последний оммаж совершался там же, где и первый, символически замыкая круг.
Седрик с лордом на рассвете прибыли в Кеймтон-Хаус — пешком, как и пять лет назад. Они уже давно были с Марком триедины, без каких-либо тайн и секретов друг от друга. И всё же, третий, последний, оммаж — слишком интимное действо, чтобы совершать его в присутствии посторонних, даже если этот «посторонний» — твоё альтер эго.
Сегодня всё выглядело так же, как пять лет назад: светило солнце, щебетали птицы, манил неизведанным новый день. И всё же кое-что изменилось: разрослись и ещё больше переплелись ветвями древа жизни лордов Кейма и Йоста, пополнилась новыми дубками их «свита», а виски лорда ван дер Меера тронула первая седина. Но главное — изменился Седрик.
Седрик с наставником остановились у Дуба.
В третьем, последнем, оммаже наставник признаёт подопечного равным себе, а потому и оммаж начинает он.
Лорд подошёл к Седрику, который теперь стоял в полный рост.
Седрик стоял неподвижно. Бесстрастное лицо, гордо вскинутый подбородок, устремлённый в даль взгляд. Настоящий лорд, который носит свой титул по заслугам. Такого не зазорно признать равным. И лорд ван дер Меер, признавая его равным, протянул ему руку. Седрик её пожал, хотя хотелось поцеловать. Пять лет он послушно следовал за наставником. Его наставник с честью выполнил свой долг и довёл его до перекрёстка. Дальше каждый пойдёт своим путём. Как равные — но не на равных: наставник всегда будет на шаг впереди.
— Достойной вам дороги! Великого пути!
Оммаж запечатал прощальный поцелуй в губы — отныне у них будут отношения равных: плечо к плечу, броня к броне, со стуком сердец в унисон. Но равенство это Седрика не радовало.
Ритуал завершился, а вместе с ним закончилось и то, что между ними было. Хотелось плакать. Но лорд ван дер Меер справился со своей задачей на совесть — глаза его воспитанника даже не увлажнились.
Домой, в Четвуд-Парк, возвращались отдельно — это тоже было данью традиции, символом того, что отныне баронет должен сам выбирать и прокладывать свой путь и самостоятельно по нему идти. Выход из Кеймтон-Хауса был только один, поэтому первым ушёл лорд. Седрик же свернул в дубовую рощу, давшую вечный приют и посмертную жизнь самым великим лордам, — идеальное место, чтобы проститься с прошлым и встретиться с новым собой. Разошлись молча, скупо обнявшись: Седрику казалось, что любое слово, которое слетит сейчас с его губ, унесёт с собой и частицу последнего поцелуя лорда, который он отчаянно хотел запечатлеть в памяти на всю оставшуюся жизнь без него; лорд, непривычно задумчивый, тоже не проронил ни слова — всё, что он имел сказать своему подопечному, он сказал за время наставничества.
Священная роща встретила его сакральной тишиной и безмятежным покоем, которые время от времени нарушали только короткие глухие шлепки — это падали первые жёлуди. Глядя на них, Седрик и сам казался себе таким же «падшим» жёлудем, слабым и недозрелым, — слишком рано он отделился от дуба. Было что-то странное и неправильное в этом скороспелом равенстве. К своим двадцати годам Седрик сравнялся с наставником разве что ростом. Во всём остальном ему до него ещё расти и расти. Седрик наклонился и поднял один из желудей — он сейчас, как никогда, нуждался в товарище по несчастью. И тут же выбросил: слабые, с гнилью и червоточиной, ему не ровня. Седрик подошёл к ближайшему дубу. Обнял прохладный шершавый ствол. Провёл рукой по коре, прижался щекой. Прикрыл глаза. Постоял. Подошёл к другому. По очереди почтил всех своих великих предшественников, которые с честью и достоинством прошли этот путь до него — до конца: вот кто отныне его единственная поддержка — и тысячи таких же достойных и сильных живых. Им было не в пример тяжелее: каждый, кто прошёл этим путём до него, проторил и тем самым облегчил его для будущих путников. И теперь его черёд вернуть долг и оставить на дороге след для тех, кто ступит на неё после.
Великие напитали его силой. На душе по-прежнему было пусто. Но впереди замаячил просвет.
Седрик вышел из рощи — и застыл на месте, не доходя до Дуба.
Под Дубом сидел лорд.
— Я не сказал вам главного, баронет, — сказал он, поднимаясь ему навстречу. — Возможно всё. А не только то, что разрешено.
Седрик, потрясённый, молчал, теряясь в догадках, к чему ведёт лорд.
— А теперь, — продолжал лорд, — когда вы это знаете, я хочу вас спросить: что вы выбираете — зная, что возможно всё и вы ограничены лишь собственным выбором — и его ценой?
Седрик не верил своим ушам — каким-то шестым чувством он вдруг понял, о каком выборе говорит сейчас лорд. Это не могло быть правдой. Во всём этом наверняка крылся какой-то крупный подвох.
Седрик, пытаясь справиться с замешательством, прикрыл глаза.
В памяти неожиданно всплыл приезд лорда в их поместье пять лет назад, дегустация коньяка в погребе замка и проведённая там лордом ван дер Меером параллель между коньяком и воспитанником лорда, которую тётя Амели удачно развила, сравнив наставников с коньячными бочками. Но есть и разница — несмотря на тесный симбиоз, коньяк и бочка всё же разные сущности с разным предназначением, и то, что происходит между ними, процесс химический. Наставничество же — процесс алхимический: от длительного пребывания в контакте с наставником-«бочкой» молодой «коньяк»-воспитанник сам превращается в «бочку».
В коньячном бондарстве всё чётко продумано — от выбора дуба до сборки бочек, — чтобы за долгие годы выдержки коньяк мог взять лучшее от бочки.
Во время обжига бочки обруч, расположенный в её основании, от нагревания постепенно стягивается, и отдельные клёпки сближаются между собой, пока окончательно не сомкнутся и не станут единым целым. Когда сборка закончена, готовую бочку отправляют на испытания. Её проверяют на прочность и испытывают кипящей водой, чтобы выявить возможную течь.
И прежде чем Седрик из «коньяка» превратится в «бочку», в которой будут выдерживать следующие поколения «коньяка», ему тоже предстоит пройти испытание. Наставничество закончилось, но его ждал выпускной экзамен, последнее испытание, от которого будет зависеть всё. Несомненным было одно — лорд испытывал его на верность. Но кому? Себе? Лорду? Или Корпорации? Так что же выбрать: верность делу или себе и… лорду? И разве возможно отделить лорда, а теперь уже — и его самого — от Корпорации?
А что ему, собственно, терять? Единственное, в чём он по-настоящему преуспел к своим двадцати годам, было умение не терять себя. Всю свою жизнь, включая последние пять лет наставничества под началом лорда, Седрик оставался верным себе, и это всегда непостижимым образом оказывалось правильным ответом на любые вопросы, которые перед ним ставила жизнь. Но, учитывая особенность этого экзамена, лорд, вполне возможно, впервые ожидает от него самопожертвования и отречения от собственных желаний в пользу интересов и идеалов Корпорации. Возможно, сейчас его испытывает даже не лорд ван дер Меер, а сам лорд Кейм. Возможно, сейчас он, Седрик, принимает непосредственное участие в тайном ритуале инициации.
Голова Седрика шла кругом, сердце бешено колотилось, — он опять чувствовал себя неофитом, как в ту памятную ночь пять лет назад, когда лорд ван дер Меер постучался к нему со своим экстравагантным предложением. Тогда Седрик ответил вопреки правилам, и ответ этот, вопреки правилам, оказался правильным. Вернее, верным. Но верным было и то, что у каждого верного решения была своя цена, и за каждое решение, в том числе и правильное, он платил соответствующую плату. Седрика внезапно обуяла злость. Он ответит так, как посчитает нужным, и если этот ответ на самый важный вопрос окажется неправильным… Что ж, тогда ответственность за этот провал будет не только на нём. В конце концов, это и было главной задачей лорда — подготовить его к этому моменту и правильному ответу. Впрочем — злость тут же улетучилась, сменилась горечью, — кого он обманывает: ему не в чем упрекнуть своего наставника, лорд ван дер Меер со своей целью справился с блеском, просто он оказался бездарным учеником.
— Разумеется, если я вам за эти пять лет осточертел… — голос лорда впервые за пять лет дрогнул. Лорд умолк и смотрел выжидающе — как всегда, непроницаемое выражение лица, спокойный и бесстрастный взгляд, ни подсказки или хотя бы намёка на правильный или желаемый вариант ответа — ни дать ни взять лорд Кейм с парадного портрета. Надо было отвечать: в подобных вопросах задержка с ответом или его отсутствие — тоже ответ, возможно, самый красноречивый. И ответ этот, как чувствовал Седрик, был очень прост и лежал на поверхности, как и ответы на все прочие вопросы-подвохи лорда. До Седрика внезапно дошло, что все те несколько секунд длиною в вечность, что он метался в поисках верного ответа, он думал о себе. И это решило дело. Правильный ответ тот, который пойдёт на пользу лорду, а не ему самому.
— Вы… — запнулся Седрик, — никогда не сможете войти в Совет двенадцати. Если… останетесь со мной.
Уход лорда с должности старшего советника Второго лорда был достаточно эксцентричным поступком, но всё же понятным, а значит — приемлемым: он в любой момент мог вернуться в Корпорацию без ущерба для дальнейшей карьеры. Что же касалось того, что лорд собирался сделать сейчас, Седрик знал: понимания и прощения ему не будет.
Лорд ван дер Меер подавал большие надежды и уже сейчас, в свои неполные сорок лет, считался одним из главных претендентов в Верховные лорды. Вряд ли он не понимал, что своим выбором ставит крест на дальнейшей карьере. Но Седрик, для успокоения совести, просто обязан был ему об этом напомнить.
— Это вопрос цены, баронет, — пожал плечами лорд ван дер Меер. — И мне она по карману. Этот выбор закрывает мне путь в Совет, но на прочей карьере никак не скажется. Выше мне не дадут подняться, но и столкнуть меня вниз им тоже не удастся. В отличие от вас… Вы это понимаете?
Седрик понимал. Лорд ван дер Меер выполнил свой долг и имел полное право «уйти на покой». Седрик же только стоял в самом начале пути. По окончании наставничества баронетам давались пять лет, чтобы заложить основу будущей карьеры. По прошествии этого срока, на основании рекомендаций наставника и двенадцати независимых лордов из выбранной сферы деятельности, а также достигнутых за время работы профессиональных успехов, они получали титул лорда-по-заслугам. В период наставничества с отношениями было просто — воспитанник хранил верность наставнику. После окончания наставничества и до получения титула лорда-по-заслугам баронеты навёрстывали упущенное — с кем и как душа и тело желали. С получением титула лорда-по-заслугам привольная разгульная жизнь заканчивалась, и наступала пора возвращать долги: теперь уже новоиспечённый лорд должен был сам становиться наставником молодёжи, если не хотел лишиться титула, карьеры и положения. Но Седрик сейчас не хотел об этом думать. Впереди у них с лордом ван дер Меером целых пятнадцать лет — счастливой и свободной жизни на равных. Достаточно, чтобы решить, какую цену заплатить: любовь или карьеру. Впрочем, ответ Седрик знал уже сейчас, но решил придержать его при себе: не зря старшие лорды не дают права голоса тем, кто ещё «не остыл», а потому склонен больше слушаться сердца, чем гласа рассудка.
— Я выбираю вас, — просто сказал он, тихо добавив: — Если вы согласны принять этот выбор.
— С одним условием, — ответил лорд. — Мы вернёмся к этому вопросу самое позднее через пятнадцать лет.
— Оставляете себе пути к отступлению? — ухмыльнулся Седрик, но душу его переполнила благодарность — лорд тоже думал о нём даже в ущерб себе.
— Нет, — отзеркалил ухмылку лорд. — Оставляю вам шанс пересдать экзамен. Что-то я упустил в вашем воспитании, раз вы так бездарно провалили первый же тест на пути к креслу Верховного лорда.
— Яблоко от яблони… — пожал плечами Седрик. Лорд впервые за пять лет отвесил ему подзатыльник. Седрик рефлекторно пихнул его локтем под бок — и обомлел, не в силах понять, как его угораздило осмелиться на подобное панибратство. Седрик усилием воли поднял глаза на наставника — любая «цена», учил лорд, включает в себя «налог» — способность выдержать любой взгляд, вызванный твоим выбором, — и готовые сорваться с языка слова извинения застыли на губах. Седрик получил ответ на свой вопрос — лорд сейчас действительно походил на его брата. По духу, не по крови. В день их знакомства лорд выглядел молодо, сейчас же он был молодым — в глазах его светилось мальчишеское озорство, и даже на носу вдруг засияли незаметные раньше веснушки. Оба рассмеялись, переглянулись и, не сговариваясь, бросились наперегонки домой — на ежедневную пробежку свобода выбора не распространялась.
Вслед им одобрительно шумел ветвями лорд Йост, а может, даже лорд Кейм — этих двоих уже больше ста лет нельзя было отделить друг от друга.
Потом был растянувшийся на весь день лениво-праздничный завтрак-обед-ужин, который они готовили и поглощали втроём, под полные дерзких планов разговоры о будущем.
А потом была ночь.
И роскошный «десерт», который для них приготовил лорд.
— Вам теперь можно то, — просто сказал он, — что раньше было позволено только мне. Если вы хотите, конечно.
Седрик с Марком переглянулись.
— Хотим?! Да мы эти пять лет только об этом и мечтали! — слова сорвались с языка Седрика раньше, чем он успел их обдумать, но лорда они, кажется, нисколько не покоробили.
— Я бы очень удивился, если бы это оказалось не так. Это значило бы, что я где-то крупно просчитался: с выбором воспитанников или с их воспитанием.
Седрик с Марком стали мужчинами, и этой ночью лорд ван дер Меер позволил им быть мужчинами.
Седрик проснулся на рассвете — лорд был прав: теперь эта привычка была частью его натуры. Но сегодня, вместо привычных пяти, часы показывали без минуты четыре. Рядом, зарывшись лицом в подушку и сплетясь пальцами рук с лордом, тихо посапывал Марк — в их «семье» он всегда просыпался последним, да и то только после того, как его разбудят, — обычно эту сопряжённую с риском для жизни обязанность брал на себя лорд. Сейчас же лорд с глупой счастливой улыбкой — «Интересно, я сейчас так же выгляжу?» — тоже спал сном младенца, вернее, — если вспомнить события минувшей ночи, — потрудившегося на славу мужчины. Седрик неслышно выбрался из-под одеяла — пусть лорд… нет, теперь уже Даан, выспится — всю ночь — тело Седрика отозвалось истомой — не спал, а он тем временем завершит одно оставшееся дело — как раз к совместной пробежке успеет.
Седрик оделся, вышел из дома и направился к протекавшей рядом с поместьем реке.
«Тяга к шалостям — свойство мальчика, — говорил ему лорд. — Способность к бунту — признак мужчины». Остановившись у кромки воды, Седрик расстегнул ворот рубашки и снял с груди медальон с портретом лорда Кейма, с которым не расставался, даже когда мылся. Замахнувшись что было силы — регулярные тренировки не прошли даром, — Седрик забросил медальон на середину реки. И дело было вовсе не в невидимом укоризненном взгляде кумира, который Седрик чувствовал даже сквозь ткань рубашки. Просто с этого дня в его сердце будет место только для двух мужчин, ставших с ним одним целым, и третьему там не место.
Рейтинг: NC-17.
Жанр: гей-утопия, роман воспитания, детектив отношений.
Размер: макси (68.000 слов).
Саммари: цели они достигнут, но достижение цели так их изменит, что сама цель перестанет быть для них актуальной.
Рекомендуемый порядок чтенияТрилогия «Корпорация»:
I. Книга первая. «Бизнес».
1. «Сага о власти» (основная история):
1.1. Власть красоты. Друг семьи.
1.2. Власть идеи. We Control the World!
1.3. Власть несбывшегося.
1.4. Власть свободы. Гепард и Лев.
1.5. Власть крови. Стилисты.
II. Книга вторая. «Секс».
2. «Межвременье. Дудочник из Гамбурга» (сайд-стори по вселенной «Саги о власти»):
2.1. Забор и вишни.
2.2. Открой глаза и забудь об Англии.
2.3. Дудочник из Гамбурга.
III. Книга третья. «Игра».
3. «Вопрос цены» (сиквел к «Саге о власти»):
3.1. Дебют.
3.2. Гамбит.
3.3. Миттельшпиль.
3.4. Комбинация.
3.5. Эндшпиль.
| Часть 1.1. | Часть 1.2. | Часть 1.3. |
| Часть 2.1. | Часть 2.2. | Часть 2.3. |
| Часть 3.1. | Часть 3.2. | Часть 3.3. | Часть 3.4. | Часть 3.5. |
| Часть 4.1. | Часть 4.2. | Часть 4.3. |
| Часть 5.1. |
| Часть 2.1. | Часть 2.2. | Часть 2.3. |
| Часть 3.1. | Часть 3.2. | Часть 3.3. | Часть 3.4. | Часть 3.5. |
| Часть 4.1. | Часть 4.2. | Часть 4.3. |
| Часть 5.1. |
Часть 5.2.
2.
Подходил к завершению пятый, последний, год наставничества.
Все друзья во главе с Марком ждали полного совершеннолетия с радостным нетерпением и предвкушением — впереди была вожделенная свобода и неограниченные возможности, а значит, вся жизнь. Седрик не понимал друзей — неужели они ничего не чувствовали к своим наставникам? С Марком всё было понятно. Но остальные… Особых жалоб на лордов Седрик ни от кого не слышал. Но и особой привязанности, видно, тоже не было. Впрочем, как раз с ними-то всё было в порядке. Проблема была у Седрика. Чем ближе становился его двадцать первый день рождения, тем сильнее сжималось сердце от предчувствия чего-то фатально-непоправимого — Седрик уже давно жизни не мыслил себе без лорда ван дер Меера. Грядущая свобода Седрика не радовала. Грядущая свобода означала невосполнимое одиночество, восполнить которое не мог даже Марк. Впрочем, дело было не в одиночестве — Седрик к нему привык за шестнадцать лет жизни до встречи с лордом. Правда состояла в том, что Седрик любил лорда ван дер Меера. Влюбился в первый же день наставничества и полюбил к последнему.
Разумеется, отношения наставников и воспитанников с окончанием наставничества не прекращались: дружба, сотрудничество, деловое партнёрство со временем будут только расти и укрепляться. Но того, самого главного, из чего всё это выросло, больше не будет никогда.
С окончанием наставничества обнулялась не только личная жизнь, но и личная история баронета: воспитанник — это холст, который грунтует наставник. Но живописать на этом холсте должен сам баронет. В знак символического отлучения от наставника баронетам возвращали их собственное имя. У подопечного нет своего имени — поступая в наставничество, он принимает имя наставника: сам по себе баронет в это время никто, и если что-то и значит, то только потому, что лорд-наставник в нём это что-то разглядел. Что-то, что при ближайшем рассмотрении вполне может оказаться обманкой, миражом, пустышкой. Поэтому давать ему титул с собственным именем — преждевременная трата ресурсов. Если баронет не доходит до конца наставничества, титул он теряет, и этот же титул потом присваивается следующему воспитаннику лорда — если тот пожелает такого завести, конечно, — и из анналов Корпорации такой баронет-неудачник бесследно исчезает навсегда. Но если наставничество оказалось успешным, баронету оставляют его титул и возвращают его собственное имя. Обретение своего имени — это ещё и первый самостоятельный шаг на пути к титулу лорда. Седрик за эти пять лет так уже привык к тому, что он третий баронет ван дер Меер. Седрик испробовал будущее имя на вкус. Баронет-по-заслугам де Сен-Венан. Звучало напыщенно, пусто и пресно, как и было. Все знали, кто такой лорд ван дер Меер, и отблески его славы и репутации неизменно осеняли самого Седрика. Теперь же названием картины его жизни будет только то, что он сам в неё вложит.
Традиция предписывала, чтобы последний оммаж совершался там же, где и первый, символически замыкая круг.
Седрик с лордом на рассвете прибыли в Кеймтон-Хаус — пешком, как и пять лет назад. Они уже давно были с Марком триедины, без каких-либо тайн и секретов друг от друга. И всё же, третий, последний, оммаж — слишком интимное действо, чтобы совершать его в присутствии посторонних, даже если этот «посторонний» — твоё альтер эго.
Сегодня всё выглядело так же, как пять лет назад: светило солнце, щебетали птицы, манил неизведанным новый день. И всё же кое-что изменилось: разрослись и ещё больше переплелись ветвями древа жизни лордов Кейма и Йоста, пополнилась новыми дубками их «свита», а виски лорда ван дер Меера тронула первая седина. Но главное — изменился Седрик.
Седрик с наставником остановились у Дуба.
В третьем, последнем, оммаже наставник признаёт подопечного равным себе, а потому и оммаж начинает он.
Лорд подошёл к Седрику, который теперь стоял в полный рост.
Седрик стоял неподвижно. Бесстрастное лицо, гордо вскинутый подбородок, устремлённый в даль взгляд. Настоящий лорд, который носит свой титул по заслугам. Такого не зазорно признать равным. И лорд ван дер Меер, признавая его равным, протянул ему руку. Седрик её пожал, хотя хотелось поцеловать. Пять лет он послушно следовал за наставником. Его наставник с честью выполнил свой долг и довёл его до перекрёстка. Дальше каждый пойдёт своим путём. Как равные — но не на равных: наставник всегда будет на шаг впереди.
— Достойной вам дороги! Великого пути!
Оммаж запечатал прощальный поцелуй в губы — отныне у них будут отношения равных: плечо к плечу, броня к броне, со стуком сердец в унисон. Но равенство это Седрика не радовало.
Ритуал завершился, а вместе с ним закончилось и то, что между ними было. Хотелось плакать. Но лорд ван дер Меер справился со своей задачей на совесть — глаза его воспитанника даже не увлажнились.
Домой, в Четвуд-Парк, возвращались отдельно — это тоже было данью традиции, символом того, что отныне баронет должен сам выбирать и прокладывать свой путь и самостоятельно по нему идти. Выход из Кеймтон-Хауса был только один, поэтому первым ушёл лорд. Седрик же свернул в дубовую рощу, давшую вечный приют и посмертную жизнь самым великим лордам, — идеальное место, чтобы проститься с прошлым и встретиться с новым собой. Разошлись молча, скупо обнявшись: Седрику казалось, что любое слово, которое слетит сейчас с его губ, унесёт с собой и частицу последнего поцелуя лорда, который он отчаянно хотел запечатлеть в памяти на всю оставшуюся жизнь без него; лорд, непривычно задумчивый, тоже не проронил ни слова — всё, что он имел сказать своему подопечному, он сказал за время наставничества.
Священная роща встретила его сакральной тишиной и безмятежным покоем, которые время от времени нарушали только короткие глухие шлепки — это падали первые жёлуди. Глядя на них, Седрик и сам казался себе таким же «падшим» жёлудем, слабым и недозрелым, — слишком рано он отделился от дуба. Было что-то странное и неправильное в этом скороспелом равенстве. К своим двадцати годам Седрик сравнялся с наставником разве что ростом. Во всём остальном ему до него ещё расти и расти. Седрик наклонился и поднял один из желудей — он сейчас, как никогда, нуждался в товарище по несчастью. И тут же выбросил: слабые, с гнилью и червоточиной, ему не ровня. Седрик подошёл к ближайшему дубу. Обнял прохладный шершавый ствол. Провёл рукой по коре, прижался щекой. Прикрыл глаза. Постоял. Подошёл к другому. По очереди почтил всех своих великих предшественников, которые с честью и достоинством прошли этот путь до него — до конца: вот кто отныне его единственная поддержка — и тысячи таких же достойных и сильных живых. Им было не в пример тяжелее: каждый, кто прошёл этим путём до него, проторил и тем самым облегчил его для будущих путников. И теперь его черёд вернуть долг и оставить на дороге след для тех, кто ступит на неё после.
Великие напитали его силой. На душе по-прежнему было пусто. Но впереди замаячил просвет.
Седрик вышел из рощи — и застыл на месте, не доходя до Дуба.
Под Дубом сидел лорд.
— Я не сказал вам главного, баронет, — сказал он, поднимаясь ему навстречу. — Возможно всё. А не только то, что разрешено.
Седрик, потрясённый, молчал, теряясь в догадках, к чему ведёт лорд.
— А теперь, — продолжал лорд, — когда вы это знаете, я хочу вас спросить: что вы выбираете — зная, что возможно всё и вы ограничены лишь собственным выбором — и его ценой?
Седрик не верил своим ушам — каким-то шестым чувством он вдруг понял, о каком выборе говорит сейчас лорд. Это не могло быть правдой. Во всём этом наверняка крылся какой-то крупный подвох.
Седрик, пытаясь справиться с замешательством, прикрыл глаза.
В памяти неожиданно всплыл приезд лорда в их поместье пять лет назад, дегустация коньяка в погребе замка и проведённая там лордом ван дер Меером параллель между коньяком и воспитанником лорда, которую тётя Амели удачно развила, сравнив наставников с коньячными бочками. Но есть и разница — несмотря на тесный симбиоз, коньяк и бочка всё же разные сущности с разным предназначением, и то, что происходит между ними, процесс химический. Наставничество же — процесс алхимический: от длительного пребывания в контакте с наставником-«бочкой» молодой «коньяк»-воспитанник сам превращается в «бочку».
В коньячном бондарстве всё чётко продумано — от выбора дуба до сборки бочек, — чтобы за долгие годы выдержки коньяк мог взять лучшее от бочки.
Во время обжига бочки обруч, расположенный в её основании, от нагревания постепенно стягивается, и отдельные клёпки сближаются между собой, пока окончательно не сомкнутся и не станут единым целым. Когда сборка закончена, готовую бочку отправляют на испытания. Её проверяют на прочность и испытывают кипящей водой, чтобы выявить возможную течь.
И прежде чем Седрик из «коньяка» превратится в «бочку», в которой будут выдерживать следующие поколения «коньяка», ему тоже предстоит пройти испытание. Наставничество закончилось, но его ждал выпускной экзамен, последнее испытание, от которого будет зависеть всё. Несомненным было одно — лорд испытывал его на верность. Но кому? Себе? Лорду? Или Корпорации? Так что же выбрать: верность делу или себе и… лорду? И разве возможно отделить лорда, а теперь уже — и его самого — от Корпорации?
А что ему, собственно, терять? Единственное, в чём он по-настоящему преуспел к своим двадцати годам, было умение не терять себя. Всю свою жизнь, включая последние пять лет наставничества под началом лорда, Седрик оставался верным себе, и это всегда непостижимым образом оказывалось правильным ответом на любые вопросы, которые перед ним ставила жизнь. Но, учитывая особенность этого экзамена, лорд, вполне возможно, впервые ожидает от него самопожертвования и отречения от собственных желаний в пользу интересов и идеалов Корпорации. Возможно, сейчас его испытывает даже не лорд ван дер Меер, а сам лорд Кейм. Возможно, сейчас он, Седрик, принимает непосредственное участие в тайном ритуале инициации.
Голова Седрика шла кругом, сердце бешено колотилось, — он опять чувствовал себя неофитом, как в ту памятную ночь пять лет назад, когда лорд ван дер Меер постучался к нему со своим экстравагантным предложением. Тогда Седрик ответил вопреки правилам, и ответ этот, вопреки правилам, оказался правильным. Вернее, верным. Но верным было и то, что у каждого верного решения была своя цена, и за каждое решение, в том числе и правильное, он платил соответствующую плату. Седрика внезапно обуяла злость. Он ответит так, как посчитает нужным, и если этот ответ на самый важный вопрос окажется неправильным… Что ж, тогда ответственность за этот провал будет не только на нём. В конце концов, это и было главной задачей лорда — подготовить его к этому моменту и правильному ответу. Впрочем — злость тут же улетучилась, сменилась горечью, — кого он обманывает: ему не в чем упрекнуть своего наставника, лорд ван дер Меер со своей целью справился с блеском, просто он оказался бездарным учеником.
— Разумеется, если я вам за эти пять лет осточертел… — голос лорда впервые за пять лет дрогнул. Лорд умолк и смотрел выжидающе — как всегда, непроницаемое выражение лица, спокойный и бесстрастный взгляд, ни подсказки или хотя бы намёка на правильный или желаемый вариант ответа — ни дать ни взять лорд Кейм с парадного портрета. Надо было отвечать: в подобных вопросах задержка с ответом или его отсутствие — тоже ответ, возможно, самый красноречивый. И ответ этот, как чувствовал Седрик, был очень прост и лежал на поверхности, как и ответы на все прочие вопросы-подвохи лорда. До Седрика внезапно дошло, что все те несколько секунд длиною в вечность, что он метался в поисках верного ответа, он думал о себе. И это решило дело. Правильный ответ тот, который пойдёт на пользу лорду, а не ему самому.
— Вы… — запнулся Седрик, — никогда не сможете войти в Совет двенадцати. Если… останетесь со мной.
Уход лорда с должности старшего советника Второго лорда был достаточно эксцентричным поступком, но всё же понятным, а значит — приемлемым: он в любой момент мог вернуться в Корпорацию без ущерба для дальнейшей карьеры. Что же касалось того, что лорд собирался сделать сейчас, Седрик знал: понимания и прощения ему не будет.
Лорд ван дер Меер подавал большие надежды и уже сейчас, в свои неполные сорок лет, считался одним из главных претендентов в Верховные лорды. Вряд ли он не понимал, что своим выбором ставит крест на дальнейшей карьере. Но Седрик, для успокоения совести, просто обязан был ему об этом напомнить.
— Это вопрос цены, баронет, — пожал плечами лорд ван дер Меер. — И мне она по карману. Этот выбор закрывает мне путь в Совет, но на прочей карьере никак не скажется. Выше мне не дадут подняться, но и столкнуть меня вниз им тоже не удастся. В отличие от вас… Вы это понимаете?
Седрик понимал. Лорд ван дер Меер выполнил свой долг и имел полное право «уйти на покой». Седрик же только стоял в самом начале пути. По окончании наставничества баронетам давались пять лет, чтобы заложить основу будущей карьеры. По прошествии этого срока, на основании рекомендаций наставника и двенадцати независимых лордов из выбранной сферы деятельности, а также достигнутых за время работы профессиональных успехов, они получали титул лорда-по-заслугам. В период наставничества с отношениями было просто — воспитанник хранил верность наставнику. После окончания наставничества и до получения титула лорда-по-заслугам баронеты навёрстывали упущенное — с кем и как душа и тело желали. С получением титула лорда-по-заслугам привольная разгульная жизнь заканчивалась, и наступала пора возвращать долги: теперь уже новоиспечённый лорд должен был сам становиться наставником молодёжи, если не хотел лишиться титула, карьеры и положения. Но Седрик сейчас не хотел об этом думать. Впереди у них с лордом ван дер Меером целых пятнадцать лет — счастливой и свободной жизни на равных. Достаточно, чтобы решить, какую цену заплатить: любовь или карьеру. Впрочем, ответ Седрик знал уже сейчас, но решил придержать его при себе: не зря старшие лорды не дают права голоса тем, кто ещё «не остыл», а потому склонен больше слушаться сердца, чем гласа рассудка.
— Я выбираю вас, — просто сказал он, тихо добавив: — Если вы согласны принять этот выбор.
— С одним условием, — ответил лорд. — Мы вернёмся к этому вопросу самое позднее через пятнадцать лет.
— Оставляете себе пути к отступлению? — ухмыльнулся Седрик, но душу его переполнила благодарность — лорд тоже думал о нём даже в ущерб себе.
— Нет, — отзеркалил ухмылку лорд. — Оставляю вам шанс пересдать экзамен. Что-то я упустил в вашем воспитании, раз вы так бездарно провалили первый же тест на пути к креслу Верховного лорда.
— Яблоко от яблони… — пожал плечами Седрик. Лорд впервые за пять лет отвесил ему подзатыльник. Седрик рефлекторно пихнул его локтем под бок — и обомлел, не в силах понять, как его угораздило осмелиться на подобное панибратство. Седрик усилием воли поднял глаза на наставника — любая «цена», учил лорд, включает в себя «налог» — способность выдержать любой взгляд, вызванный твоим выбором, — и готовые сорваться с языка слова извинения застыли на губах. Седрик получил ответ на свой вопрос — лорд сейчас действительно походил на его брата. По духу, не по крови. В день их знакомства лорд выглядел молодо, сейчас же он был молодым — в глазах его светилось мальчишеское озорство, и даже на носу вдруг засияли незаметные раньше веснушки. Оба рассмеялись, переглянулись и, не сговариваясь, бросились наперегонки домой — на ежедневную пробежку свобода выбора не распространялась.
Вслед им одобрительно шумел ветвями лорд Йост, а может, даже лорд Кейм — этих двоих уже больше ста лет нельзя было отделить друг от друга.
***
Потом был растянувшийся на весь день лениво-праздничный завтрак-обед-ужин, который они готовили и поглощали втроём, под полные дерзких планов разговоры о будущем.
А потом была ночь.
И роскошный «десерт», который для них приготовил лорд.
— Вам теперь можно то, — просто сказал он, — что раньше было позволено только мне. Если вы хотите, конечно.
Седрик с Марком переглянулись.
— Хотим?! Да мы эти пять лет только об этом и мечтали! — слова сорвались с языка Седрика раньше, чем он успел их обдумать, но лорда они, кажется, нисколько не покоробили.
— Я бы очень удивился, если бы это оказалось не так. Это значило бы, что я где-то крупно просчитался: с выбором воспитанников или с их воспитанием.
Седрик с Марком стали мужчинами, и этой ночью лорд ван дер Меер позволил им быть мужчинами.
Седрик проснулся на рассвете — лорд был прав: теперь эта привычка была частью его натуры. Но сегодня, вместо привычных пяти, часы показывали без минуты четыре. Рядом, зарывшись лицом в подушку и сплетясь пальцами рук с лордом, тихо посапывал Марк — в их «семье» он всегда просыпался последним, да и то только после того, как его разбудят, — обычно эту сопряжённую с риском для жизни обязанность брал на себя лорд. Сейчас же лорд с глупой счастливой улыбкой — «Интересно, я сейчас так же выгляжу?» — тоже спал сном младенца, вернее, — если вспомнить события минувшей ночи, — потрудившегося на славу мужчины. Седрик неслышно выбрался из-под одеяла — пусть лорд… нет, теперь уже Даан, выспится — всю ночь — тело Седрика отозвалось истомой — не спал, а он тем временем завершит одно оставшееся дело — как раз к совместной пробежке успеет.
Седрик оделся, вышел из дома и направился к протекавшей рядом с поместьем реке.
«Тяга к шалостям — свойство мальчика, — говорил ему лорд. — Способность к бунту — признак мужчины». Остановившись у кромки воды, Седрик расстегнул ворот рубашки и снял с груди медальон с портретом лорда Кейма, с которым не расставался, даже когда мылся. Замахнувшись что было силы — регулярные тренировки не прошли даром, — Седрик забросил медальон на середину реки. И дело было вовсе не в невидимом укоризненном взгляде кумира, который Седрик чувствовал даже сквозь ткань рубашки. Просто с этого дня в его сердце будет место только для двух мужчин, ставших с ним одним целым, и третьему там не место.
@темы: Вторчество
-
-
11.12.2014 в 19:08воспитанник – это холст, который грунтует наставник. Но живописать на этом холсте должен сам баронет.
и обретение своего имени, и последний оммаж, и снова дубовая роща и внутренний диалог с ее обитателями... Должны быть в жизни, в важные ее моменты, особые ритуалы, закрепляющие пройденное, вдохновляющие на будущее.
и мои любимые
мыши-медуницыконьяк_и_бочкаРада за Седрика, который смог сделать свой выбор. Ну не лежит у него душа к интригам, что ж поделать. А специалист он хороший, образование получил прекрасное и вроде как инженерно-исследовательское направление ему нравилось. (его же не выгонят из департамента третьего лорда?).
Вслед им одобрительно шумел ветвями лорд Йост
Я что-то в годах запуталась...
А выбросить медальон. .неожиданная сцена, решительная такая. Седрик повзрослел!
читать дальше
Спасибо!
-
-
11.12.2014 в 19:45прекрасно! Меня вообще прет от символов и ритуалов в твоем тексте
Счастлива это слышать! Они - моя особая гордость, рождались долго и проявлялись медленно, как фотоплёнка. Вот в каждой истории есть что-то такое, чем я больше всего горжусь. И если в "Саге" это был сам замысел, идея, сюжет, то здесь однозначно символизм. И тем приятнее, когда читатели это тоже отмечают. Спасибо!
и обретение своего имени, и последний оммаж, и снова дубовая роща и внутренний диалог с ее обитателями...
Да, круг символически замкнулся. Получился такой виток на спирали, когда проходишь круг, возвращаешься в исходную точку, но уже на уровень выше. Как в любой хорошей игре - например, в жизни
А специалист он хороший, образование получил прекрасное и вроде как инженерно-исследовательское направление ему нравилось. (его же не выгонят из департамента третьего лорда?).
Конечно, нет! За что ж выгонять? У него сейчас наступает самое золотое законное время, когда
хошь пряники ешь, хошь халвуможно "навёрстывать упущенное – с кем и как душа и тело желают". Это решение (на данном этапе) опасно для карьеры лорда, а не Седрика...ну хочется платочек прижать к глазам...
Да я вообще обрыдалась, пока писала эту главу
Я что-то в годах запуталась... это я насчет пятнадцати лет. Как я понимаю, после обретения имени у баронета есть 5 лет до признания его лордом, так? А потом? он должен воспитать своего/своих подопечных, то есть, двоих как минимум, если по 5 лет на каждого... Или про какие пятнадцать лет говорил лорд ван дер Меер?
Смотри: наставничество начинается в 16 лет, заканчивается в 21 (ну, понятно, здесь, как в школе: кто-то родился 31-го декабря, а кто-то - 1 января, то есть какой-то разброс в месяцах будет, но в целом и общем - так). Потом 5 лет - чтобы утвердиться в профессии и пройти испытания на лорда. Получается, в 25-26 лет, если всё сложилось удачно, баронет становится лордом и может приниматься за наставничество. Принимая титул лорда-по-заслугам, лорд тем самым обязуется в период от двадцати пяти до пятидесяти лет воспитать как минимум троих лордов, после чего волен выбирать, продолжать заниматься наставничеством или нет (см. Часть 3.5.). Таким образом, крайний срок, до которого лорд может оттянуть занятия наставничеством, - 35 лет (3х5=15; 35+15=50). Сейчас Седрику 20, значит, "на раздумья" у него остаются 15 лет (20+15=35).
А выбросить медальон. .неожиданная сцена, решительная такая. Седрик повзрослел!
Да, Седрик изменился. Что интересно, эта сцена написалась одной из первых, задолго до того, как пришлы все те сцены, в которых, собственно, и показано его взросление. Она была для меня таким ориентиром, к которому всё в конечном итоге должно прийти.
Это я ещё тогда про два эпилога не зналаочепяточка На душе по-прежнему було пусто.
Блииин! Вот что значит писать и вычитывать, заливаясь слезами
И спасибо за отзыв!
-
-
12.12.2014 в 04:20Аввв. Просто пробежалась глазами - времени правда совсем нет, но как я рада за Седрика! И за ван дер Меера тоже)) Что там с Марком не поняла, но вроде тоже все гуд))))Надеюсь, в эпилоге мой вожделенный хэппи энд не помашет мне ручкой)))))
-
-
12.12.2014 в 11:52Я как-то совершенно дико сейчас занята, поэтому последние три кусочка не читала)))
Я так и поняла. Не волнуйся - они тебя обязательно дождутся
Но в этот не выдержала, и сунула нос)))
Ай-яй-яй, низзя так делать
Аввв. Просто пробежалась глазами - времени правда совсем нет, но как я рада за Седрика! И за ван дер Меера тоже))
Что там с Марком не поняла
А потому что надо читать по порядку
Надеюсь, в эпилоге мой вожделенный хэппи энд не помашет мне ручкой)))))
Как гласит один из законов Вселенной: "Всё всегда заканчивается хорошо. Если что-то закончилось плохо, значит, это ещё не конец". Историй это тоже касается
Что, однако, не исключает сюрпризовЯ тут ворчу, но на самом деле мне очень приятно, что даже в таком стрессе ты улучила минутку черкнуть пару слов!
-
-
17.12.2014 в 21:03Спасибо!
*ну, фиговый из меня комментатор... зато читаю с благодарностью!))*
-
-
18.12.2014 в 15:44Вам спасибо, что читаете и не молчите! Дело не в размере, а во внимании