Indie-Slasher | Гомотекстуалист.
Автор: La PIOVRA.
Рейтинг: NC-17.
Жанр: гей-утопия, роман воспитания, детектив отношений.
Размер: макси (68.000 слов).
Статус: закончен.
Саммари: цели они достигнут, но достижение цели так их изменит, что сама цель перестанет быть для них актуальной.
От автора: закончилась не просто очередная история, закончилась, без преувеличения, эпоха в моей жизни — "корпоративную" трилогию я писала — да что уж там — жила ею — целых пять лет. И сейчас я чувствую себя мамой выпускника — деточка выросла и выходит в большой мир, а мне так жаль с нею расставаться — ведь с этого дня она больше не будет принадлежать мне единолично, а заживёт собственной независимой жизнью, и мне чисто эгоистично так хочется растянуть этот момент "взросления" и "выхода в свет" на как можно дольше. Ну и банально очень хочется об этом поговорить
На правах ворнинга: афтор k!nkуэ, и кинки всё те же (но есть и новые).
Об истории: сиквел к «Саге о власти». Корпорация сто лет спустя. Рекомендуется читать в указанном ниже порядке. Но это не принципиально, так как каждая книга автономна, закончена и не является спойлером для других (зато проясняет во многом события, мотивы и мир в целом в последующих историях, если читать в предлагаемом порядке).
Рекомендуемый порядок чтенияТрилогия «Корпорация»:
I. Книга первая. «Бизнес».
1. «Сага о власти» (основная история):
1.1. Власть красоты. Друг семьи.
1.2. Власть идеи. We Control the World!
1.3. Власть несбывшегося.
1.4. Власть свободы. Гепард и Лев.
1.5. Власть крови. Стилисты.
II. Книга вторая. «Секс».
2. «Межвременье. Дудочник из Гамбурга» (сайд-стори по вселенной «Саги о власти»):
2.1. Забор и вишни.
2.2. Открой глаза и забудь об Англии.
2.3. Дудочник из Гамбурга.
III. Книга третья. «Игра».
3. «Вопрос цены» (сиквел к «Саге о власти»):
3.1. Дебют.
3.2. Гамбит.
3.3. Миттельшпиль.
3.4. Комбинация.
3.5. Эндшпиль.
P. S. Рокировка (эпилог).
Седрик был младшим сыном. Этим всё сказано: расходный материал, «сырьё на расплод». По-хорошему, ему даже на глаза лорду показываться не следовало: только зря расстраиваться из-за чужого счастья, незаслуженного, к тому же, да тут уж взыграли семейная гордость и личное любопытство — интересно было хоть глазком взглянуть на будущую жертву братца. А если учесть, что братец с отцом только рады были бы, если бы он под ногами не путался, а ещё лучше — вообще испарился, то Седрик никак не мог отказаться от участия в ужине в честь лорда.
Лорд прибыл в полдень.
Был он очень хорош. Тридцать пять лет, как не преминула сообщить тётка. Идеальный возраст, цокала она языком: достаточно взрослый, чтобы крепко стоять на ногах, и достаточно молодой, чтобы солидное положение не стало его единственным преимуществом. Лорд привлёк бы внимание Седрика, даже если бы не был лордом. Высокий, худощавый, по-мужски статный и по-юношески подвижный, с непослушными песочными вихрами на голове и редкими бледными веснушками на носу, он пленял той особой притягательной красотой, которая всегда отличала людей незаурядных, какими бы внешне неброскими они ни были. Впрочем, не будь он лордом, он вряд ли выглядел бы так.
Лорды и лордессы все были хороши собой, как на подбор. Некоторые злые языки утверждали, что так оно и было: мол, внешняя красота — первый критерий, по которому лорды-по-заслугам выбирают себе воспитанников и преемников, а уж среди тех, кто вышел лицом и телом, проводится отбор умных и одарённых. В хвалёном прогрессивном двадцать втором веке, говорили злопыхатели, первичные инстинкты так же сильны, как и на заре человечества, и Корпорация этим умело пользуется. Им сложно было возразить — роскошный экстерьер был визитной карточкой Корпорации. И понятно почему: красивые и харизматичные умные властители мира всегда будут иметь гораздо больше влияния, чем просто умные. Но даже между собой злословы не были единодушны. Находились среди них и такие, кто утверждали, что всё намного проще и прозаичнее: пластическая хирургия творит чудеса, а лорды могут позволить себе её лучшие достижения. Ходили даже слухи, что Корпорация держит самые передовые разработки в этой отрасли медицины в строжайшем секрете — сугубо для личных нужд, так что «простые смертные» даже не догадываются, какие возможности предлагает она сегодня.
Седрик не верил ни тем, ни другим. Ему эти пересуды казались кощунством. Красота лордов была особого рода, какой не добиться искусственным путём, сколько прославленных визажистов, стилистов и пластиков ни старались бы. Эта красота шла от интеллекта, силы духа, уверенности в себе и осознания своего превосходства, заслуженного, к тому же. Так выглядел успех, и он же был тайным магическим ингредиентом. Уж в чём-чём, а в этом Седрик был уверен — у него был прекрасный пример перед глазами. Даже два — его отец и тётка, младшая сестра отца. Он видел их юношеские фотографии. Обычные подростки, ничем не примечательные — ни в ту ни в другую сторону: не уроды, но и кастинг в топ-модели тоже не прошли бы. И вот, четверть века спустя, тётка в свои сорок даст фору многим юным красоткам, а отец, старше её всего на пять лет, — подзаборный сорняк, который зачах, так и не распустившись в полную силу. Успех — лучшее удобрение и самое эффективное красотворное.
Мысли Седрика оседлали любимого конька и плавно покатили проторённой многолетними размышлениями колеёй.
Отец был единственным сыном в семье потомственного барона де Сен-Венана, и это решило судьбу — его и его сестры. Отец мечтал о карьере, тётка — о семье, но дед, заботясь о престиже и сохранности рода, решил иначе, и дети ослушаться не посмели. Отец продолжил род, а тётка — его славу.
Франция всегда очень рьяно защищала своё историческое наследие: сыры, вино, шампанское, архитектуру, язык, — а с недавних пор и самое ценное национальное достояние — генофонд. Опасаясь бума меритократии и вызванного им резкого падения рождаемости, французский парламент принял закон, согласно которому только один ребёнок в семье мог избрать путь лорда-по-заслугам, да и то при условии, что у него имеется ещё хотя бы один брат или сестра, которые согласны продолжить род. Поговаривали, что этот закон лоббировали представители самых старых и влиятельных французских семей, обеспокоенных пандемией карьеризма и бездетности среди собственных отпрысков.
Традиции в их кругу были очень сильны, но и с современными реалиями нельзя было не считаться. Полностью упразднить институт наследственности Корпорации до сих пор не удалось. Но она одержала другую, возможно, даже более важную победу — контроль над ключевыми постами и должностями в экономике, политике и науке, на которые назначались только несемейные и, главное, бездетные люди. Общественные роли уже полвека назад распределились так, как изначально задумывал лорд Кейм, легендарный основатель Корпорации: одни, наследники, поддерживали естественный порядок вещей — физическое воспроизведение и обеспечение жизнедеятельности человечества, а другие, меритократы, продвигали человечество вперёд. Одни рождали будущее, другие его создавали. Поэтому многие потомственные аристократы, не желая оставаться в арьергарде, играли на два фронта — заводили двоих детей, в идеале — мальчиков, будущее которых было определено и предрешено задолго до их рождения. Одного — как правило, старшего — ждали слава, успех и вершение судеб человечества. Уделом второго, младшего, было продолжение рода. «Сын на расплод», как метко прозвала их народная молва. Справедливости ради Седрик не забывал, что продолжатели рода, вместе с обязанностями перед семьёй, наследовали и всё отцовское состояние — лорды-по-заслугам, как то предписывал Статут Корпорации, должны были жить, как видно из самого титула, по заслугам, то есть исключительно на средства, заработанные собственным умом и способностями. Но, получив в распоряжение неограниченные возможности Корпорации, воспитанники и преемники лордов за рекордно короткие сроки делали карьеры и состояния и добивались богатства и положения, которые их наследным братьям даже не снились, — знания, информация и связи по-прежнему правили миром. Седрик с братом не были исключением.
Седрик не любил старшего брата. Брат был любимцем отца и — что гораздо важнее — баловнем тётки. В Корпорации, где красоту ценили наравне с умом, Амели де Сен-Венан пользовалась немалым влиянием — она была лордессой-по-заслугам и креативным директором модного дома «Бьёрн Хёдегард». «Бьёрн Хёдегард» одевал корпоративную элиту. Что в следующем сезоне будет украшать цветник Корпорации, определяла Амели де Сен-Венан. Однако за свою власть и влияние она, как и все остальные лорды-по-заслугам, платила безбрачием и бездетностью. Но от родительских инстинктов, в отличие от семьи, отказаться было намного сложнее, и все свои нерастраченные материнские чувства лордесса направила на старшего племянника. Отцу это было только на руку — уж Амели наверняка обеспечит их общему любимцу местечко под солнцем.
Амели не подвела. Хотя Париж уже давно потерял своё звание мировой столицы моды, сама мода настолько прочно укоренилась во французском национальном сознании, что любой причастный к ней автоматически становился во Франции видной персоной, а такие, как Амели де Сен-Венан, — и вовсе культовой фигурой. А если дом моды при этом ещё и находился в Гамбурге, имел вековую историю и входил в альянс с Корпорацией… В общем, тётка в родных краях — и особенно в семейном кругу — слыла небожительницей. И когда такая легендарная личность обращается к вам с просьбой о «небольшом одолжении», очень сложно устоять. Лорд Бетанкур и не устоял.
Но полгода назад Этьен лишился с таким трудом добытого наставника. Открыто о причине в доме не говорили, но Седрик и сам догадался — наставник брата стал импотентом. Насколько Седрик понял, Этьен предлагал ему договор молчания, лишь бы дотянуть оставшиеся три года наставничества, после которых он мог ходатайствовать о вступлении в Корпорацию, а оттуда к вожделенному званию лорда-по-заслугам рукой подать, но лорд Бетанкур, в силу своей чрезмерной щепетильности, отказался от исполнения обязанностей наставника. Седрик увидел в этом свой шанс и, едва ему исполнилось шестнадцать, подал тайком прошение о наставничестве, пройдя предварительно сложнейший психологический тест, разработанный специально для этих целей знаменитым психологом Тило Вальдорффом. С тех пор прошло полгода, но никакого ответа он не получил. Сначала Седрик воспринимал отсутствие известий спокойно — при том количестве соискателей, которые осаждали Корпорацию, смешно и глупо было бы надеяться на мгновенный ответ. Зато сегодня в поместье внезапно объявился новый кандидат в наставники братца, да не сам, а с тёткой. Ну, тут Седрику сразу всё стало ясно: опять тётя Амели приложила свою холёную цепкую ручку — позаботилась о нивелировании его заявки и замолвила словечко за своего любимчика.
Этьен всегда умел завоевать расположение других: родителей, учителей, друзей семьи и, разумеется, тётки. Белокурый зеленоглазый ангел, вежливый послушный мальчик с ямочками на щеках. Седрик неизменно вырывался из удушливых тётушкиных объятий и с малолетства возмущался, когда та принималась сюсюкать с ним как с недоразвитым кретином. То ли дело братец! Неудивительно, что тётка души в нём не чает, а Седрика на дух не выносит. Не ребёнок — волчонок. Её слова. Сказанные не ему, но о нём. Да у диких волчат слух хороший.
То, что в их семье именно младшая сестра удостоилась блестящей карьеры, наградило отца сильным комплексом неполноценности. Не имевший никакого значения во внешнем мире — глава старинного баронского рода, визитная карточка клана, — барон де Сен-Венан был таким же символом отжившей своё старой доброй аристократии, как и его «коллега» — английская королева: пустышка в ореоле былой славы, — и сполна отыгрывался на семье: мать ходила по дому бесплотной тенью, старший брат держался тихо, как доморобот последней модели. Ну а Седрик… Седрик, в отличие от старшего на два года Этьена, с пелёнок проявлял характер и не боялся настоять на своём. Стоит ли удивляться, что отец с тёткой так его невзлюбили. Он мог себе это позволить — терять ему было нечего: путь в лорды-по-заслугам ему был закрыт, а отцовское наследство — гарантировано. И то и другое — с рождения. Впрочем, был ещё и третий вариант — честолюбивую душу шестнадцатилетнего Седрика всё чаще будоражили шальные мысли о том, чтобы отказаться от наследства и, соответственно, от обязательств перед отцом и пробиваться в мире и жизни самостоятельно. Но эйфория быстро спадала: без наставника-лорда и поддержки Корпорации никакой мало-мальски серьёзной карьеры не сделаешь, а если при этом ещё и потерять отцовское наследство, то впереди его ждёт голодное и, что самое страшное, безвестное прозябание.
Седрик хоть и был сыном потомственного барона, но его кумирами с раннего детства были лорды-по-заслугам — с десяти лет стены его комнаты украшали постеры с изображениями самых выдающихся представителей этого гордого племени. До сегодняшнего дня. Сегодня прибыл новый наставник брата, и Седрик посрывал со стен все плакаты. Оставил только самое дорогое — самодельный медальон с портретом лорда Кейма. Медальон Седрик сделал сам, вручную, в тринадцать лет, под руководством знакомого ювелира и с тех пор никогда с ним не расставался. Медальон этот Седрик никому не показывал — не потому, что получилось кустарно. Заветное. Заповедное.
Седрик лежал на кровати в своей комнате на верхнем этаже замка. Седрика переполняли гнев и презрение к Корпорации и её лицемерию. Хорошо, что лорд Кейм предпочёл кремацию, иначе он сейчас в гробу перевернулся бы, если бы увидел, во что превратили дело его жизни.
На словах, конечно, всё выглядело очень красиво: каждому — по способностям, — а на деле… Даже если бы злословы оказались правы, у него всё ещё оставался шанс — Седрик на внешность пожаловаться не мог и ничем брату не уступал. Но сегодня он понял, что всё намного хуже. Корпорация, оплот прогресса и справедливости, прогнила насквозь, везде царит лицемерие и двуличие. Ни ум, ни характер, ни даже красота не играют больше никакой роли. Единственное, что имеет значение, — наличие заботливого дядюшки или сердобольной тётушки, способных замолвить за тебя словечко.
Разочарование Седрика было безграничным. Разрушены были не только его идеалы, а вся его жизнь. Вид голых стен пугал — пустыми и неприглядными были не они, а его будущее.
Но даже сейчас, в столь расстроенных чувствах, Седрик не мог — хоть искушение и было очень велико — отрицать тот весомый вклад, который сделала — и продолжала делать — Корпорация в прогресс человечества.
Многое изменилось за последние сто лет, и прежде всего — подход к образованию, что, в свою очередь, повлекло за собой кардинальные изменения во всех остальных жизненных сферах. В эпоху повальной глобализации больше всего ценилась индивидуальность. Будущее вступило в свои права под лозунгом «Новое — хорошо забытое старое». Те, кто могли себе это позволить — а семья Седрика, как и прочая старая и новая аристократия, могла, — предпочитали для своих детей общеобразовательным школам индивидуальное домашнее обучение, а университетам — прекрасно зарекомендовавший себя институт персонального наставничества. Личный пример, харизма, жизненный и профессиональный опыт наставника в придачу к сугубо профессиональным специализированным курсам давали молодым людям неизмеримо больше, чем устаревшее и обезличенное общее высшее образование без какой-либо практической ценности.
И было кое-что ещё, побуждавшее заботливых родителей во что бы то ни стало заполучить для своих детей лорда-наставника, — настоящее воспитание: манер, характера и личности в целом. Общество уже достигло того уровня развития, когда никто: ни религия, ни школа, ни сами родители — не имел достаточно власти и авторитета, чтобы удержать в узде раскрепощённых, не знающих и не желающих признавать никаких ограничений и запретов подростков. Никто, кроме лордов.
Древние табу и предрассудки, сопровождавшие человечество на протяжении тысячелетий, вот уже полвека, как канули в Лету. И секс, в том числе и однополый — по крайней мере, среди прогрессивного общества, — уже давно считался такой же базовой и обыденной частью человеческих отношений, как занятия спортом и совместные обеды с друзьями, — цивилизованное утоление естественных телесных потребностей, и обучали ему наравне с хорошими манерами и этикетом. Рассудительные трезвомыслящие родители были только за, чтобы ребёнок получил первый сексуальный опыт с взрослым проверенным и опытным человеком, чем неизвестно с кем в подворотне. И дело это они предпочитали поручать лордам-наставникам.
«Отрочество, — утверждал лорд Кейм, — время наставников и наставничества. Отцовский авторитет давно и безнадёжно утерян, и так же потеряны и растеряны сами подростки на пороге взрослой жизни. Предоставьте каждому мальчику сильное мужское плечо, крепкую мужскую руку и твёрдый мужской член — и проблемы переходного возраста решатся сами собой». И под этим лозунгом проходило воспитание будущей интеллектуальной элиты.
Горестные мысли были невыносимы, и заботливая психика, подстёгнутая последним тезисом лорда Кейма, услужливо сменила «пластинку» — переключилась на не менее сильный раздражитель. Мысли против воли вернулись к новому наставнику брата. Седрик прикрыл глаза, и перед его внутренним взором тут же возник мысленный «постер» — по-мужски волевое и по-мальчишески озорное лицо лорда ван дер Меера. Хор-р-р-ош, чёрт бы его побрал. Седрик судорожно вздохнул и запустил руку в брюки.
Хуже, чем разочароваться в своём кумире, было только безответно влюбиться. И, похоже, две самые большие подростковые беды настигли его одновременно.
Последней в столовую, шурша собственной креатурой из воздуха и шифона, вошла тётя Амели.
— Прошу вас, миледи. — Седрик вскочил на ноги и с нарочитым почтением подвинул ей стул, предвкушая реакцию. Расчёт оправдался. Тонкие ноздри тётки гневно затрепетали — ничто так не бесило высокопоставленных корпоративных дам, как этот старый, изживший себя женский «экслибрис», указывающий на имя её владельца. Леди рождаются в законном браке или становятся через законное замужество. Сама по себе, без отца или мужа, леди ничего не значит. То ли дело лордесса. Этот титул, женский эквивалент «лорда-по-заслугам», был создан специально для корпоративных self-made women, чтобы каждому сразу было ясно: его обладательница сама себя сделала и носит свой титул по заслугам. Лордессы им невероятно гордились — это был первый женский титул после эпохи матриархата, который был более красноречив, чем его мужской аналог: «лорда-по-заслугам» в обиходе обычно сокращали до «лорда», из-за чего его обладателя нельзя было отличить от потомственного лорда. Тогда как «лордесса», даже без официального суффикса «по-заслугам», сразу давала непосвящённым понять, с кем они имеют дело.
Тётка, холодно поблагодарив Седрика кивком, заняла своё место рядом с лордом.
Лорда взяли в оборот с момента приезда — каждая минута его пребывания в поместье была насыщена и заполнена до предела. Зато сейчас за столом царила оживлённая беседа. Тон задавал лорд — весь его облик излучал энергию, живость и мальчишескую любознательность. Лорд, казалось, всё замечал, ему до всего было дело. Лорд со знанием тонкостей обсуждал с мамой её розарий, с отцом — производство коньяка, а с тёткой — последние тенденции моды, не говоря уже о предшествовавшем ужину собеседовании Этьена. И только с Седриком он ограничился рукопожатием и парой формальных приветственных фраз, чем окончательно уверил его в его полнейшем ничтожестве. Смирившись, Седрик отключился от беседы и сосредоточился на ужине, с завидным аппетитом поглощая изысканные блюда — не столько от голода, сколько из желания насолить своим родственничкам. Затея удалась: глядя, как он деловито подчищает куском хлеба остатки благородного белого соуса на своей опустевшей тарелке, отец нахмурился, мать покраснела, тётка поджала губы. Этьен, благовоспитанно оставивший недоеденным треть нежнейшего говяжьего языка, судорожно сглотнул. И даже невозмутимый лорд едва заметно улыбнулся.
Заканчивался десерт, приближался хайлайт программы — дегустация в погребах замка коньяка, которым уже более пятисот лет славилось их поместье. Дегустирование Седрику, разумеется, не светило, но он в приглашении и не нуждался. Он родился и вырос в поместье и к своим шестнадцати годам на ощупь мог опознать здесь каждый булыжник и закоулок, которыми их фамильный, построенный ещё в средние века замок изобиловал. Так что когда подошло время дижестива, Седрик вежливо попрощался с гостем, пожелал всем спокойной ночи и, выскользнув через чёрный ход, незаметно пробрался в святая святых замка, где хранилось самое ценное фамильное достояние, служившее залогом семейного благополучия.
От былой славы у отца остались только баронский титул, родовое поместье и вековые виноградники. Обесценились титулы, обветшали замки, обнищала аристократия, но настоящий французский коньяк «Mis en bouteille au Château de Saint-Venant» со временем только возрастал в цене. Он-то и обеспечивал сохранность поместью и безбедную жизнь — его владельцам.
Все входы-выходы здесь Седрик знал как свои пять пальцев, а в самом коньячном погребе, — который он, ввиду его особой запретности, а значит, и особой притягательности, исследовал особо часто и тщательно, — ориентировался с закрытыми глазами.
В погребе, залитом мягким золотистым светом под стать своему содержимому, всё уже было готово к высокому визиту. Посреди «рая», в котором хранились самые старые коньячные спирты и который традиционно служил дегустационной залой, завершавшей обзорный маршрут по погребу, стояла огромная, накрытая белоснежной скатертью дубовая бочка. Бочку венчал серебряный поднос с прозрачными хрустальными бокалами-«тюльпанами». Рядом выстроились семь старинных, выдутых вручную бутылок затейливой сложной формы с коллекционным отборнейшим коньяком. Завершали «натюрморт» графин с простой водой для очистки вкусовых рецепторов и небольшое серебряное ведёрко для тех пресыщенных гурманов, которым дегустируемый напиток может прийтись не по вкусу. Седрик, бросив беглый взгляд на надписанные вручную этикетки, мысленно присвистнул: самому старому коньяку было сто лет, да и «молодёжь» не подкачала — пятьдесят, шестьдесят и четыре бутылки старше семидесяти лет.
Седрик быстро пересёк зал и прошмыгнул в узкий проход между старых коньячных бочек из лимузенского дуба, покрытых вековой пылью. Щеки коснулось что-то липкое и невесомое. Седрик брезгливо провёл рукой по лицу и снял ошмётки паутины — паукам здесь было раздолье: они поедали червей, которые точили деревянные бочки, а потому пользовались в погребе неприкосновенностью. Уняв вызванное незаконным проникновением волнение, Седрик тут же почувствовал привычный приступ тоски и безысходности, которые неизменно настигали его в этих подвалах. Седрик задыхался в фамильном поместье, в котором время, казалось, ещё столетие назад увязло и застыло в бочках со старым коньяком. Он хотел на волю, на свежий воздух, в большой мир — к славе, свершениям и любви. А сгниёт здесь в подвале, как и десятки поколений его предшественников — «мастеров погреба».
Но долго унывать ему не дали.
Со двора послышались весёлые оживлённые голоса, заскрежетал ключ в старинном замке, который в угоду аутентичности не меняли со средних веков, со скрипом отворилась старая дубовая дверь, и вошли посетители: отец с лордом во главе «процессии», тётка с Этьеном на шаг позади и неприкаянная мама в конце. Седрик, заняв самое выигрышное укрытие, из которого «рай» лучше всего просматривался, решил за ними не следовать: содержание подвального «тура» он уже знал наизусть, акустика в погребе, благодаря высоким каменным сводам, была отменной, да и не станут они шептаться, а самое интересное будет по завершении обхода — в дегустационном зале, где он и притаился.
— А здесь вы видите зарождение новой традиции, — раздался торжественный голос отца, и перед внутренним взором Седрика, как наяву, возникла стоящая особняком дюжина бочек в самой дальней части подвала. — Коньяк в этих бочках был произведён в год, когда Амели стала лордессой. Через пятьдесят, вернее, уже тридцать лет…
— Ничто так не выдаёт возраст лордессы, — иронично заметила тётка, — как коньячные бочки из погреба её родового замка.
— …через тридцать лет, — повторил отец, когда все отсмеялись, — этот коньяк разольют в бутылки эксклюзивной лимитированной партией, десятая часть которой будет отправлена в подарок наставнице Амели.
Седрик пожалел, что не видит сейчас лица лорда, — интересно, как он отреагирует на столь тонкое предложение взятки? Понимая, насколько недосягаем для него этот лорд, Седрик невольно выискивал в нём изъяны. И едва не взвыл от восторга, когда лорд с обезоруживающей улыбкой, которая чувствовалась даже на расстоянии, парировал:
— Прекрасная традиция! Отличный стимул для наставницы дожить до ста лет.
Из ответного смеха только тёткин звучал ненатужно.
Экскурсанты, сделав круг, вернулись в «рай». Отец одну за другой откупорил все семь бутылок и разлил коньяки по бокалам, предлагая гостям по очереди насладиться ароматом и вкусом каждого. Седрику казалось — а может, так оно и было, учитывая качество и возраст напитков, — что он чувствует, как распускаются их букеты: лёгкая ваниль сменяется нотками ириса, фиалки и абрикосов, за которыми следуют тона выдержки, столь сложные и неповторимые, что их и словами-то описать нельзя — так пахнет совершенство.
— Дегустация коньяка, — сказал лорд, медленно вращая свой бокал с коньячным «старейшиной» вокруг оси и любуясь огненно-коричневым цветом его содержимого, — подобна собеседованию соискателей. Достаточно одной капли, — лорд пригубил бокал и на миг прикрыл глаза, смакуя нектар, — чтобы понять суть того и другого.
Седрик из своего укрытия прекрасно видел, как напряглась вся семейка, включая тётку, — лорд элегантно дал понять, что решение относительно Этьена он уже принял.
— И сулящее ими наслаждение тоже, — с тонкой улыбкой добавила тётка. Лорд склонил голову, признавая меткость сравнения.
— Настоящий лорд-по-заслугам, — продолжил он, — как и настоящий французский коньяк, должен производиться с соблюдением всех традиций и требований технологии. И выбор «сырья» здесь играет первостепенную роль.
— Как и качество бочек, в которых коньяк выдерживают, — лукаво заметила тётка. Все рассмеялись, оценив тонкость намёка.
— Да, — признал лорд. — Наставничество — это обоюдный процесс и взаимное влияние. Но когда сырьё соответствует таре, а тара раскрывает и обогащает потенциал сырья… — лорд сделал ещё глоток, и по лицу его разлилось блаженство, — получаем напиток богов.
— И мужчин мечты, — улыбнулась тётка.
— Как и женщин тоже, — с галантным поклоном вернул комплимент лорд.
— За преемственность традиций и их хранителей! — подняла бокал лордесса.
— За лучшее сырьё! — подхватил барон, с неприкрытой отцовской гордостью обняв за плечи сына.
— И тех, кто его производит! — докончил лорд, кивнув барону и баронессе.
К древним каменным сводам погреба вознёсся чистый и нежный звон сдвинутых в едином порыве бокалов.
Лорд с «тюльпаном» в руке неспешно прохаживался между стеллажей с оплетёнными дамжонами, с неподдельным интересом вчитываясь в выцветшие от времени этикетки. Семейство барона, тактично поотстав, тоже разбрелось по залу. А Седрик, впечатлённый точностью проведённой лордом аналогии, принялся мысленно её развивать — всю свою сознательную жизнь он мечтал стать лордом-по-заслугам, и столько же отец готовил его к будущим обязанностям le maître de chai — «мастера погреба», так что в основах воспитания будущих лордов, равно как и производства марочного коньяка, он, хоть и теоретически, но разбирался.
А и правда. Для лордов-по-заслугам наставничество и воспитание молодёжи — такой же образ жизни со своей философией и строгими незыблемыми традициями, как и для обитателей замка Сен-Венан — производство их легендарного напитка. Приставка «по-заслугам» в титуле лорда так же престижна, как и слово «шато» в названии коньяка. С той лишь разницей, что право на «шато» имеют только постоянные владельцы старинных коньячных домов — оно переходит от поколения к поколению и теряется при продаже дома, — тогда как титул лорда-по-заслугам присваивается исключительно за личные заслуги, а потому не может быть передан по наследству.
Кодекс наставничества не настолько древен, как правила коньячного производства, но он так же надёжно защищает свой «продукт» от подделок. И коньяк «Шато де Сен-Венан», и лорд-по-заслугам — результат эксклюзивной и кропотливой многолетней работы. Все этапы их производства — ни один из которых, начиная от выбора сырья и заканчивая многолетней выдержкой, не является массовым, — строго регламентированы: коньяка — французским законодательством, лордов-по-заслугам — кодексом Корпорации. Коньячные спирты ассамблируют мастера погреба, а будущих властителей мира — лорды-по-заслугам. Строгость, опыт и интуиция, не менее чуткая, чем нос парфюмера, позволяют первым создавать изысканные смеси из коньячных спиртов, а вторым — воспитывать настоящих мужчин. И те и другие неусыпно контролируют весь процесс и своим именем гарантируют качество конечного продукта. И всё же, несмотря на столь жёсткую регламентацию технологического и производственного процесса, ни один коньяк не похож на другой, как уникален и каждый воспитанник лорда: и мастер погреба, и лорд-наставник умело играют с особенностями и естественными задатками своего сырья, создавая неповторимый напиток, способный покорить и увлечь за собой миллионы.
Всё начинается со сбора урожая. Сырьё заготавливают сразу, как только оно созреет: в начале октября — для коньяка, в шестнадцать лет — для будущего лорда.
Юные баронеты-по-заслугам — новоиспечённые воспитанники лордов — подобны пробродившим винам: кислые на вкус, но с огромным пьянящим потенциалом.
У каждого коньячного спирта, как и у каждого баронета, свой характер и уникальный путь развития. Коньячный спирт, претендующий на гордое звание коньяка, должен быть выдержан в дубовых бочках не менее двух лет. Но подопечный лорда — не коньяк, от него зависят прогресс и судьба человечества, и подход к его созреванию ещё более суров: наставничество длится пять лет — до полного совершеннолетия баронета.
Находясь в бочке, коньяк берёт лучшее от дуба, как и воспитанник — от наставника. Вещества, извлекаемые коньяком из древесины дуба, и качества, перенимаемые баронетом от лорда, формируют вкус и букет одного и характер — другого, придавая первому неповторимый цвет, а второму — истинное благородство и выдержку.
Конечный результат во многом зависит от природной относительной влажности в погребах, где хранятся бочки: когда влажность и сухость уравновешены, коньячный спирт созревает гармонично. И так же филигранно дозируют строгость и поощрение в воспитании баронетов лорды.
В погребах ежегодно испаряются и бесследно растворяются в воздухе миллионы бутылок коньяка. И каждый год сотни воспитанников лордов теряют добытое с таким трудом место баронета — из-за лености и тупости ума, слабости характера и прочего несоответствия титулу лорда-по-заслугам. «Долей ангелов» называют это естественное испарение поэтичные французы. «Жертвой духу лорда Кейма» именуют свои потери циничные лорды. Но и те и другие между собой едины: и коньячные мэтры, и лорды-наставники без колебаний платят эту весомую «дань» для того, чтобы результат их труда был синонимом совершенства.
Коньяк начинается с саженцев, думал Седрик, а лорды-по-заслугам — с баронетов, и отбираться они должны так же тщательно, как и виноград для будущего коньяка. Сборочный комбайн захватывает ствол лозы, резко наклоняя его в одну сторону, а затем — в другую. Хорошо вызревшие ягоды от таких резких движений отрываются и собираются. Недозрелые или гнилые виноградины остаются на лозе. И столь же резко и жёстко проверяют на качество и пригодность будущих лордов. Вот только, горько усмехнулся Седрик, с комбайном-роботом тётушке договориться вряд ли удалось бы. Ну что ж, тем хуже для Корпорации: если в её «виноградный» отбор закрадётся гниль… такая, как его братец, это будет началом её конца как эксклюзивного «коньячного дома».
От захватившей его игры в ассоциации Седрика отвлёк лорд — он подошёл к Этьену и, склонившись к его уху, что-то шепнул. Этьен так переменился в лице, что Седрик весь извёлся, пытаясь понять, что такого мог сказать ему лорд. Выглядел братец озадаченно-растерянным — наверняка лорд задал ему какой-то вопрос, на который тот не сумел ответить. Седрик мысленно добавил себе балл: всё, что выставляло в невыгодном свете брата, прибавляло очков ему. По крайней мере в его собственных глазах, а это тоже было немаловажно: никогда не знавший родительской и семейной поддержки и одобрения, Седрик рано научился искать опору в себе.
Отец с тёткой тоже заметили, что что-то произошло. Лордесса отделилась от барона и, подхватив два свежих бокала, с обворожительной улыбкой устремилась к лорду. Тётка искусно отвлекла в сторону своего коллегу, отец направился к Этьену, а Седрик, недолго думая, рванул к бочке, рядом с которой стоял брат, и притаился за ней.
Отец проводил лорда долгим задумчивым взглядом, после чего выжидающе уставился на сына.
— Он сделал мне «заманчивое» предложение, — процедил сквозь зубы Этьен, избегая отцовского взгляда. — Прийти к нему до полуночи, «если есть желание».
— Это… — На лице отца заходили желваки, а сам он покрылся красными пятнами; Седрик не сдержал ухмылки: до чего же эти двое похожи! — Это за гранью дозволенного. Даже для него. Мой сын не подстилка. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Да, отец, — глухо, всё так же не глядя на отца, сказал Этьен. — Но с другой стороны…
— Других сторон в подобных вопросах нет! — взорвался отец; тётка бросила на него тревожный взгляд; гость если и заметил вспышку хозяйского гнева, то виду не подал. — И быть не может! — перешёл на злой шёпот отец. — Раз он тебе это предложил, значит, в наставничестве решил отказать, а напоследок захотел поразвлечься.
— Он пока единственный заинтересованный, — робко возразил Этьен. — И если его намерения серьёзны…
— Серьёзные намерения проявляются по-другому. Я сказал — забудь!
Чувства Этьена были как на ладони. Брат никогда не отличался особым самообладанием — Седрик читал его как раскрытую книгу. В душе Этьена ещё теплилась надежда — может, это тоже часть испытания? Хоть правилами это и не предусмотрено, но… этот может заполучить любого. Зачем ему покупать кота в мешке, если можно снять пробу? А уж Этьен бы постарался — если два года под началом его предыдущего наставника его чему-то и научили, так это постельным утехам. Весь вид Этьена обречённо вопил о том, что сейчас он упускает свой последний шанс, но вслух он покорно сказал:
— Да, отец.
Отец залпом допил коньяк и отставил на ближайшую бочку пустой бокал, давая понять, что разговор окончен. Этьен последовал его примеру, и они молча вернулись к лорду с лордессой.
Часы на донжоне пробили полночь. Седрик, безуспешно ворочавшийся в постели уже больше часа, вздохнул — опять до рассвета не уснёт. Почитать, что ли? Книга, в отличие от братца, не заменяла ему снотворное. Но Седрику необходимо было отвлечься, иначе мрачные мысли грозили захлестнуть его с головой, а книга была проверенным средством против любых горестей и напастей. Он уже было потянулся к выключателю прикроватного бра, как дверь спальни неслышно распахнулась — Седрик заметил лишь быстрое движение тени, — и на фоне тёмного дверного проёма возник высокий стройный силуэт.
— Кто здесь? — голос Седрика в ночной тиши прозвучал достаточно резко, чтобы вспугнуть непрошеного гостя.
— Возможно, ваш будущий наставник, баронет.
Седрика прошиб пот. По коже поползли мурашки. Лорд — видимо, не дождавшись братца, — решил сам нанести ему визит и ошибся дверью. Первой — злорадной — мыслью Седрика было впустить его и получить то, что причиталось Этьену. Этот спонтанный дерзкий план имел все шансы на успех. В тишине и темноте — лорд пришёл сюда явно не со светским визитом и свет вряд ли станет включать — Седрик вполне может сойти за брата: они и при свете дня очень похожи — если не считать выражения глаз, а их-то как раз лорд увидеть не сможет, — а ночью, учитывая то, что лорд с братцем ещё не спал, — и подавно. А считается, что наставники переходят к этому только после официального оформления отношений, причём инициатива должна исходить от воспитанника, когда он сам будет готов к этому, — это братец должен был бы сейчас нанести визит лорду. И тут ложь и лицемерие. Может, не так уж и плохо, что он не будет участвовать в этом фарсе? Рука Седрика непроизвольно сжала медальон на груди и дёрнула вниз. Цепочка натянулась и впилась в кожу. В голове мелькнула другая, не менее циничная мысль: а лорд неплохо устроился! Интересно, скольких он уже успел так «собеседовать»? Отец прав: будь у него серьёзные намерения насчёт Этьена, он вполне мог бы ещё потерпеть пару дней до заключения договора наставничества. От недотраха такой явно не страдает. Значит, лорд решил скоротать с братцем ночку, а наутро как ни в чём не бывало скажет, что братец не прошёл собеседования… И главное — мысли Седрика вернулись к первоначальному шальному замыслу, — никто не поймёт, в чём дело. Седрик, хотя бы на одну ночь, получит доступ к объекту своего вожделения, а лорд — губы Седрика непроизвольно растянулись в ухмылке — будет считать, что попользовался его братцем. Сам же братец на пару с отцом и тётушкой будут считать, что он не соответствует формальным требованиям лорда, что уже само по себе приятно. С какой стороны ни посмотри, сплошной выигрыш. Для Седрика. Но Седрик, силой воли осадив распоясавшуюся фантазию, тут же отверг эту идею. План был бы чудо как соблазнителен, если бы не был так унизителен. Не только потому, что Седрику претила всякая ложь и обман. Он — не ошибка, как бы ни пытались убедить его в этом милые родственнички. И он достоин чего-то большего и лучшего, чем траха по милости, из жалости или по недоразумению.
Седрик решительно потянулся к выключателю и зажёг верхний свет.
— Вы ошиблись спальней, лорд ван дер Меер, — сказал он и, предвкушая потрясение незадачливого гостя, смело взглянул ему в глаза. — Комната моего брата по диагонали справа.
— Я редко ошибаюсь, баронет, — непринуждённо ответил лорд. Седрик мысленно присвистнул: а лорд умеет держать себя в руках! Ну хоть что-то в корпоративных легендах правда — выдержка и самообладание, наравне с умом и внешностью, были визитной карточкой лордов-по-заслугам. — Особенно в вопросах наставничества. Вы позволите мне пройти?
— Да, разумеется, — спохватился Седрик — реакция лорда, вернее, её отсутствие, его обескуражила. — Прошу вас, присаживайтесь.
Привычная формула вежливости слетела с его губ раньше, чем он успел осознать её смысл, и теперь Седрик с досадой смотрел на единственное кресло со сваленной на него одеждой, которую он поленился убрать в шкаф. Но гостя это, похоже, не смутило. Он подошёл к кровати и вольготно расположился с краю.
— Простите, — пробормотал Седрик и, прикрывшись простынёй до подмышек, потянулся к рубашке. Лорд без тени смущения проводил его обнажённую спину взглядом, от которого поднимались волоски на руках. И не только.
— Вы позволите мне одеться? — чуть повысив голос, раздражённо спросил Седрик, задетый не столько подобной бесцеремонностью, сколько своей неподобающей реакцией на неё.
— С большой неохотой, баронет, — ухмыльнулся лорд, но всё же отвернулся. — У вас слишком красивое тело, чтобы его прятать.
Седрик молча просунул руки в рукава рубашки и, чтобы выиграть время и собраться с мыслями, принялся неспешно и сосредоточенно застёгивать пуговицы. Цель визита лорда была ясна, и мозг Седрика лихорадочно соображал, как на него ответить. Задача усложнялась тем, что кровь стекалась не туда, где она сейчас была нужнее всего, и мысли Седрика путались.
— У меня, как вы уже знаете, свободно место воспитанника, — сказал лорд, не поворачивая головы. — Вы подали заявку, и она меня заинтересовала. В заявке вы указали, что желаете пройти собеседование втайне от своей семьи. Лордесса де Сен-Венан любезно пригласила меня погостить в своём родовом поместье, которое по счастливому совпадению оказалось и вашим местом обитания. Я решил совместить приятное с приятным, то бишь визит в Сен-Венан с вашим собеседованием. И поскольку днём у нас такой возможности не было, а дать ответ вашему отцу я должен уже завтра утром, нам не остаётся ничего другого, как провести собеседование прямо сейчас. Разумеется, при условии, что ваше намерение всё ещё в силе.
— Я младший сын, — пробормотал Седрик, желая объяснить своё стремление к конфиденциальности.
— Баронет, я не намерен тратить своё — и ваше — время на обсуждение очевидных фактов. Когда шанс стучится в ваши двери, имейте мужество дать чёткий и однозначный ответ.
— Я согласен, мой лорд. — Седрик застегнул последнюю пуговицу у горла и решительно вскинул подбородок.
— С решительностью у вас, в отличие от вашего брата, дела обстоят намного лучше. Первый тест вы прошли. Я уже могу повернуться?
— Да, конечно, — смутился Седрик. — Простите.
— Вы позволите мне присоединиться к вам?
Вопрос был ожиданной неожиданностью. Седрик, приняв решение, отступать от него не собирался и молча откинул край одеяла. Лорд снял халат, под которым ничего не оказалось, и, юркнув под одеяло, прильнул к Седрику. Седрика обдало жаром и бросило в дрожь.
Тест профессора Вальдорффа, которому подвергались все соискатели места воспитанника, выдавал всестороннюю исчерпывающую характеристику тестируемого. Помимо психотипа, личностных особенностей, уровня развития интеллекта и профессиональных склонностей и способностей, он очень точно определял темперамент и сексуальные предпочтения кандидата в наставничество. После прохождения теста его результаты вносились во всеобщую корпоративную базу данных, где сопоставлялись с уже имеющимися там соответствующими данными наставников. Когда последние искали себе подопечных, система выдавала им досье тех соискателей, которые подходили им наилучшим образом. Но и чисто эмоциональную, а значит, иррациональную и непредсказуемую, составляющую тоже нельзя было сбрасывать со счетов: по-настоящему гармоничные и плодотворные отношения могли возникнуть только между искренне симпатичными друг другу наставником и подопечным, — а потому окончательное решение — с обеих сторон — принималось только после личного собеседования. Сам тест соискателя состоял из трёх тысяч абстрактных вопросов, правильный или желаемый ответ на которые угадать было невозможно. «Выберите наиболее приятный вам цвет из предложенных. А теперь наименее приятный. Какой из представленных рисунков — читай: галлюциногенных цветных разводов — вам больше всего нравится? Какой из элементов в конструкции ниже — такой же фантасмагорической, как картинки перед этим, — вам кажется лишним?» Тест был на время. Времени для раздумий не было. После сотого вопроса Седрика выбросило в транс. Логика напрочь отключилась — чего, видно, и добивались создатели теста, — и дальше он уже выбирал действительно «первый пришедший на ум вариант ответа», как того и требовали условия теста.
Но каким иррациональным ни был тест, Седрик, по крайней мере, знал, в чём он заключался. Чего же ждать от «очной ставки», он понятия не имел. До этого момента. Да и сейчас, откровенно говоря, тоже. По всему выходило, что здесь правил как таковых не было и каждый лорд волен собеседовать соискателей, как сочтёт нужным. В случае с Этьеном это был долгий двухчасовой разговор в библиотеке. А в случае с ним… Мысли путались, плавились, уплывали — профессор Вальдорфф знал своё дело: как минимум по одному пункту они с лордом ван дер Меером идеально подходили друг другу — судя по реакции Седрика на лорда. И по экстравагантной форме собеседования, которую тот выбрал для него. Хотя с другой стороны… Если лорд сказал правду, то собеседование Этьена было просто для отвода глаз. Сознание клубилось, туманилось, уплывало. Седрик сдался.
— Простите, мой лорд, я… не готов… не могу…
Седрик от отчаяния закусил губу и, откинувшись на подушку, прикрыл глаза.
— Баронет, соберитесь. — В голосе лорда зазвучало разочарование, но он всё же отодвинулся к противоположному краю кровати. — Если вам для успокоения необходима разрядка, я могу вам её обеспечить. Но в ваших же интересах будет гораздо лучше, если вы сможете направить ваш… эээ… потенциал в более созидательное русло. Это тоже тест. На самообладание.
— А я думал, — слабо улыбнулся Седрик, — на вашу неотразимость.
— Уже хорошо, — рассмеялся лорд. — Главный урок: юмор способен спасти даже самую безвыходную ситуацию — вы уже усвоили. Что же до вашего желания, то вынужден признать, что в этом плане я весьма щепетилен — кодекс предписывает полное наставничество только после заключения договора, и я не намерен от него отступать. Что же касается моей неотразимости, по крайней мере для вас, то в этом не может быть ни малейших сомнений. Это было ясно уже во время нашего знакомства.
— Это… так заметно?
— Мне — да. А теперь, баронет, если вы уже успокоились…
— Да, мой лорд.
— Тогда продолжим.
Завтракали вчетвером: отец, лорд и Седрик с Этьеном — мать, видимо, предчувствуя серьёзный разговор между мужем и гостем, попросила завтрак в постель, а фанатично следящая за фигурой тётка, сославшись на обильный ужин, и вовсе от него отказалась.
— Господин Сен-Венан, — начал лорд, упустив частицу «де» — наверняка умышленно. Седрик заметил, как дёрнулось у отца лицо: лорды-по-заслугам лордов по рождению таковыми не признавали, что неизменно вызывало у потомственной аристократии бурю негодования — корпоративные самозванцы отказывали им в титуле, который у них же и переняли. — Поскольку и ваше, и моё время ценно и ограниченно, перейду к главному. Ваш сын произвёл на меня благоприятное впечатление, и я решил просить у вас чести стать его наставником.
Уголки губ Этьена дёрнулись, и он поднёс ко рту салфетку, чтобы скрыть довольную усмешку. Седрик, опустив глаза, ухмыльнулся своему отражению в начищенном до блеска лезвии серебряного ножа с фамильным гербом на рукоятке и с воодушевлением приступил к завтраку.
— Это вы мне оказываете честь, лорд ван дер Меер, — с лёгким наклоном головы отвечал отец. — Но я думаю, этот вопрос всё же не стоит обсуждать при Этьене. — Отец бросил ласковый взгляд на своего первенца.
— Да, действительно, — согласился лорд. — При Этьене точно не стоит, поскольку его это не касается.
— Простите? — отец недоуменно уставился на лорда.
— Это вы меня простите, — покаянно улыбнулся тот. — Mea culpa — я не слишком ясно выразился. Речь идёт о Седрике.
— Простите?! — отец в замешательстве вскочил на ноги и, пытаясь совладать с собой, повернулся к сыновьям: — Мальчики, если вы уже закончили…
— Да, отец, — в унисон ответили Этьен с Седриком, поднимаясь на ноги: первый побледнел, второй порозовел. Седрик с тоской посмотрел на едва тронутый круассан — ещё вчера он бы без тени смущения захватил его с собой, но теперь он не мог позволить себе ударить в грязь лицом перед будущим наставником даже в такой мелочи, да ещё и в присутствии отца — и вслед за братом направился к выходу.
— Отец ему откажет, — не глядя на брата, процедил сквозь зубы Этьен, едва за ними закрылась дверь столовой. — И тогда я тебе не завидую.
— Тогда? — с ехидной ухмылкой переспросил Седрик. — А сейчас, значит, да — завидуешь?
— Ты, маленький грязный потаскун! — взорвался Этьен, резко оборачиваясь. — Да кем ты себя возомнил?!
— Тем, кем тебе не хватило смелости? — театрально похлопав ресницами, невинно спросил Седрик. Это превысило чашу терпения Этьена, и он, круто развернувшись на каблуках, пулей вылетел из дома. Седрик пожал плечами и, едва брат скрылся из виду, приник к замочной скважине.
— Лорд ван дер Меер, — начал барон, когда они с лордом остались одни. — Сказать, что я в замешательстве, значит ничего не сказать. Речь ведь изначально шла об Этьене.
— Изначально — да. Но очень скоро он, к сожалению, дал понять, что в наставничество не годится. — Заметив, как у барона перекосилось лицо, лорд уточнил: — Для меня, я имею в виду.
— Тем, что отклонил ваше сомнительное предложение?
— Любому наставничеству предшествует собеседование, и ваш сын, увы, не исключение.
— И Седрик его, я так понимаю, прошёл? — саркастически спросил барон.
— С блеском, — подтвердил лорд, сделав вид, что не заметил насмешки. У барона заходили желваки на лице, и лорд, вздохнув, сказал: — Господин Сен-Венан, смею заверить вас, что я ни на шаг не отступил от буквы закона. Этьен, к сожалению, не подходит по ряду важных пунктов, к которым ваше подозрение никак не относится.
Барон молчал, и лорд принялся перечислять:
— Неумение быстро принимать решения и принимать решения вообще. Полная зависимость от, простите, родительского мнения…
— Этьен образцовый сын.
— Возможно. Но смысл и конечная цель наставничества — образцовый мужчина. А без фундамента в виде перечисленных мною базовых качеств его становление невозможно.
— Седрик младший сын и…
— …и чистокровный гей, — перебил его лорд. — Думаю, и природа, и общество, и мы с вами только выиграем, если ваши сыновья поменяются местами.
— Вы шутите?! Я всю жизнь готовил Этьена на роль лорда-по-заслугам.
— Как видите, ему это не помогло. Так что пять лет под моим или чьим бы то ни было ещё началом вряд ли что-либо существенно изменят. Впрочем, — меланхолично добавил лорд, размешивая ложечкой сахар в кофе, — вы можете отдать в наставничество обоих сыновей — в истории такие примеры редки, но известны.
— Простите, лорд ван дер Меер, но вы просите о невозможном. Если я отдам вам младшего сына, пока старший не пристроен, на Этьене можно будет поставить крест.
— Если вы спросите моё скромное мнение, то на Этьене его уже давно поставили. Юность — это вызов и дерзость. Людей, у которых есть реальная власть — а у нас она есть, — покорность не возбуждает, а раздражает. К тому же, общество — даже такое прогрессивное, как наше, — всегда консервативно, и если юный мальчик не в состоянии пробудить к жизни мужчину в расцвете сил, это всегда воспринимается с подозрением и вызывает кривотолки.
— Мало того что мой сын лишился наставника не по своей вине, так вы теперь ещё пытаетесь сделать его козлом отпущения!
Седрик хмыкнул.
Место воспитанника лорда-по-заслугам можно было получить и в обход установленных правил (как Этьен, например): заслуженные лорды, успешно воспитавшие трёх и более баронетов, при желании могли выбирать себе подопечных, минуя обязательное всестороннее тестирование, — считалось, что у столь опытных наставников достаточно намётан глаз, чтобы обойтись без посредничества компьютеров. Но, как ни крути, а подобная привилегия таила в себе достаточно простора для злоупотреблений, и каждый осмелившийся ею воспользоваться подпадал под вполне понятное подозрение. Время от времени вспыхивали скандалы с пожилыми, а то и престарелыми лордами, которые — вполне справедливо рассудив, что достаточно сделали для Корпорации, посвятив ей и воспитанию молодого поколения всю свою жизнь, — решали напоследок наверстать упущенное и брали в наставничество юных красавчиков — достаточно ослепительных, чтобы затмить рассудок повидавших виды лордов, но недостаточно сообразительных, чтобы пройти тесты и получить место воспитанника законным путём. И если баронет-по-заслугам, получивший своё место на общих основаниях, терял наставника по независящим от него причинам, он в кратчайшие сроки получал нового. Так что лорд, мягко говоря, лукавил насчёт причины «поставленного на Этьене креста». А отец, смертельно обиженный нанесённым его любимчику оскорблением, заглотил лапшу и не поперхнулся. Лорд Бетанкур, бывший наставник Этьена, лишившись того единственного, для чего ему нужен был Этьен, быстренько пошёл на попятную, проявив себя честным и бескомпромиссным лордом — даже не побоялся ради сохранения корпоративной репутации пожертвовать репутацией мужской, — и теперь к нему не подкопаешься: и лордессе де Сен-Венан удружил, и от ставшего ненужным балласта освободился, и в глазах Корпорации реабилитировался. Да, тонко лорды играют, ничего не скажешь. Седрика захлестнул прилив гордости за «своих», который, впрочем, тут же сменился чувством стыда за себя и свои недавние подозрения и обвинения в сторону Корпорации — теперь, когда он был в полушаге от своей заветной мечты, он готов был оправдать и простить Корпорации что угодно.
— Господин Сен-Венан, — сказал лорд, поднимаясь на ноги. — Боюсь показаться нескромным, — заметного страха в голосе лорда не слышалось, — но обычно отцы мальчиков больше заинтересованы во мне, чем я — в их сыновьях. Для Седрика я сделал исключение, потому что уверен, что он того стоит. Но если вы считаете иначе, то не будем терять время. С Этьеном, повторюсь, вопрос уже решён.
— Простите, лорд ван дер Меер. Я… погорячился. Это… так неожиданно.
— Я понимаю, господин Сен-Венан.
— Я согласен, лорд ван дер Меер. Прошу вас, пройдёмте в мой кабинет.
— Условия стандартные. — Голос лорда зазвучал подозрительно близко, и Седрик отскочил от двери как раз вовремя, чтобы успеть спрятаться в библиотеке рядом. «Ни поблажек, ни исключений я не делаю ни для кого, — донеслось до него уже из вестибюля. — Я сегодня же распоряжусь подготовить текст договора, и мои юристы пришлют вам его на днях».
Рейтинг: NC-17.
Жанр: гей-утопия, роман воспитания, детектив отношений.
Размер: макси (68.000 слов).
Статус: закончен.
Саммари: цели они достигнут, но достижение цели так их изменит, что сама цель перестанет быть для них актуальной.
От автора: закончилась не просто очередная история, закончилась, без преувеличения, эпоха в моей жизни — "корпоративную" трилогию я писала — да что уж там — жила ею — целых пять лет. И сейчас я чувствую себя мамой выпускника — деточка выросла и выходит в большой мир, а мне так жаль с нею расставаться — ведь с этого дня она больше не будет принадлежать мне единолично, а заживёт собственной независимой жизнью, и мне чисто эгоистично так хочется растянуть этот момент "взросления" и "выхода в свет" на как можно дольше. Ну и банально очень хочется об этом поговорить
На правах ворнинга: афтор k!nkуэ, и кинки всё те же (но есть и новые).
Об истории: сиквел к «Саге о власти». Корпорация сто лет спустя. Рекомендуется читать в указанном ниже порядке. Но это не принципиально, так как каждая книга автономна, закончена и не является спойлером для других (зато проясняет во многом события, мотивы и мир в целом в последующих историях, если читать в предлагаемом порядке).
Рекомендуемый порядок чтенияТрилогия «Корпорация»:
I. Книга первая. «Бизнес».
1. «Сага о власти» (основная история):
1.1. Власть красоты. Друг семьи.
1.2. Власть идеи. We Control the World!
1.3. Власть несбывшегося.
1.4. Власть свободы. Гепард и Лев.
1.5. Власть крови. Стилисты.
II. Книга вторая. «Секс».
2. «Межвременье. Дудочник из Гамбурга» (сайд-стори по вселенной «Саги о власти»):
2.1. Забор и вишни.
2.2. Открой глаза и забудь об Англии.
2.3. Дудочник из Гамбурга.
III. Книга третья. «Игра».
3. «Вопрос цены» (сиквел к «Саге о власти»):
3.1. Дебют.
3.2. Гамбит.
3.3. Миттельшпиль.
3.4. Комбинация.
3.5. Эндшпиль.
P. S. Рокировка (эпилог).
Часть 1.1.
Это было образование, которое мужчины давали мужчинам, никак не соприкасаясь с миром женщин, что гарантировало сплочённость элиты, связанной общим опытом и целями.
Флоранс Тамань. «История гомосексуальности в Европе. 1919-1939».
Флоранс Тамань. «История гомосексуальности в Европе. 1919-1939».
Часть 1. Дебют.
1.
1.
Седрик был младшим сыном. Этим всё сказано: расходный материал, «сырьё на расплод». По-хорошему, ему даже на глаза лорду показываться не следовало: только зря расстраиваться из-за чужого счастья, незаслуженного, к тому же, да тут уж взыграли семейная гордость и личное любопытство — интересно было хоть глазком взглянуть на будущую жертву братца. А если учесть, что братец с отцом только рады были бы, если бы он под ногами не путался, а ещё лучше — вообще испарился, то Седрик никак не мог отказаться от участия в ужине в честь лорда.
Лорд прибыл в полдень.
Был он очень хорош. Тридцать пять лет, как не преминула сообщить тётка. Идеальный возраст, цокала она языком: достаточно взрослый, чтобы крепко стоять на ногах, и достаточно молодой, чтобы солидное положение не стало его единственным преимуществом. Лорд привлёк бы внимание Седрика, даже если бы не был лордом. Высокий, худощавый, по-мужски статный и по-юношески подвижный, с непослушными песочными вихрами на голове и редкими бледными веснушками на носу, он пленял той особой притягательной красотой, которая всегда отличала людей незаурядных, какими бы внешне неброскими они ни были. Впрочем, не будь он лордом, он вряд ли выглядел бы так.
Лорды и лордессы все были хороши собой, как на подбор. Некоторые злые языки утверждали, что так оно и было: мол, внешняя красота — первый критерий, по которому лорды-по-заслугам выбирают себе воспитанников и преемников, а уж среди тех, кто вышел лицом и телом, проводится отбор умных и одарённых. В хвалёном прогрессивном двадцать втором веке, говорили злопыхатели, первичные инстинкты так же сильны, как и на заре человечества, и Корпорация этим умело пользуется. Им сложно было возразить — роскошный экстерьер был визитной карточкой Корпорации. И понятно почему: красивые и харизматичные умные властители мира всегда будут иметь гораздо больше влияния, чем просто умные. Но даже между собой злословы не были единодушны. Находились среди них и такие, кто утверждали, что всё намного проще и прозаичнее: пластическая хирургия творит чудеса, а лорды могут позволить себе её лучшие достижения. Ходили даже слухи, что Корпорация держит самые передовые разработки в этой отрасли медицины в строжайшем секрете — сугубо для личных нужд, так что «простые смертные» даже не догадываются, какие возможности предлагает она сегодня.
Седрик не верил ни тем, ни другим. Ему эти пересуды казались кощунством. Красота лордов была особого рода, какой не добиться искусственным путём, сколько прославленных визажистов, стилистов и пластиков ни старались бы. Эта красота шла от интеллекта, силы духа, уверенности в себе и осознания своего превосходства, заслуженного, к тому же. Так выглядел успех, и он же был тайным магическим ингредиентом. Уж в чём-чём, а в этом Седрик был уверен — у него был прекрасный пример перед глазами. Даже два — его отец и тётка, младшая сестра отца. Он видел их юношеские фотографии. Обычные подростки, ничем не примечательные — ни в ту ни в другую сторону: не уроды, но и кастинг в топ-модели тоже не прошли бы. И вот, четверть века спустя, тётка в свои сорок даст фору многим юным красоткам, а отец, старше её всего на пять лет, — подзаборный сорняк, который зачах, так и не распустившись в полную силу. Успех — лучшее удобрение и самое эффективное красотворное.
Мысли Седрика оседлали любимого конька и плавно покатили проторённой многолетними размышлениями колеёй.
Отец был единственным сыном в семье потомственного барона де Сен-Венана, и это решило судьбу — его и его сестры. Отец мечтал о карьере, тётка — о семье, но дед, заботясь о престиже и сохранности рода, решил иначе, и дети ослушаться не посмели. Отец продолжил род, а тётка — его славу.
Франция всегда очень рьяно защищала своё историческое наследие: сыры, вино, шампанское, архитектуру, язык, — а с недавних пор и самое ценное национальное достояние — генофонд. Опасаясь бума меритократии и вызванного им резкого падения рождаемости, французский парламент принял закон, согласно которому только один ребёнок в семье мог избрать путь лорда-по-заслугам, да и то при условии, что у него имеется ещё хотя бы один брат или сестра, которые согласны продолжить род. Поговаривали, что этот закон лоббировали представители самых старых и влиятельных французских семей, обеспокоенных пандемией карьеризма и бездетности среди собственных отпрысков.
Традиции в их кругу были очень сильны, но и с современными реалиями нельзя было не считаться. Полностью упразднить институт наследственности Корпорации до сих пор не удалось. Но она одержала другую, возможно, даже более важную победу — контроль над ключевыми постами и должностями в экономике, политике и науке, на которые назначались только несемейные и, главное, бездетные люди. Общественные роли уже полвека назад распределились так, как изначально задумывал лорд Кейм, легендарный основатель Корпорации: одни, наследники, поддерживали естественный порядок вещей — физическое воспроизведение и обеспечение жизнедеятельности человечества, а другие, меритократы, продвигали человечество вперёд. Одни рождали будущее, другие его создавали. Поэтому многие потомственные аристократы, не желая оставаться в арьергарде, играли на два фронта — заводили двоих детей, в идеале — мальчиков, будущее которых было определено и предрешено задолго до их рождения. Одного — как правило, старшего — ждали слава, успех и вершение судеб человечества. Уделом второго, младшего, было продолжение рода. «Сын на расплод», как метко прозвала их народная молва. Справедливости ради Седрик не забывал, что продолжатели рода, вместе с обязанностями перед семьёй, наследовали и всё отцовское состояние — лорды-по-заслугам, как то предписывал Статут Корпорации, должны были жить, как видно из самого титула, по заслугам, то есть исключительно на средства, заработанные собственным умом и способностями. Но, получив в распоряжение неограниченные возможности Корпорации, воспитанники и преемники лордов за рекордно короткие сроки делали карьеры и состояния и добивались богатства и положения, которые их наследным братьям даже не снились, — знания, информация и связи по-прежнему правили миром. Седрик с братом не были исключением.
Седрик не любил старшего брата. Брат был любимцем отца и — что гораздо важнее — баловнем тётки. В Корпорации, где красоту ценили наравне с умом, Амели де Сен-Венан пользовалась немалым влиянием — она была лордессой-по-заслугам и креативным директором модного дома «Бьёрн Хёдегард». «Бьёрн Хёдегард» одевал корпоративную элиту. Что в следующем сезоне будет украшать цветник Корпорации, определяла Амели де Сен-Венан. Однако за свою власть и влияние она, как и все остальные лорды-по-заслугам, платила безбрачием и бездетностью. Но от родительских инстинктов, в отличие от семьи, отказаться было намного сложнее, и все свои нерастраченные материнские чувства лордесса направила на старшего племянника. Отцу это было только на руку — уж Амели наверняка обеспечит их общему любимцу местечко под солнцем.
Амели не подвела. Хотя Париж уже давно потерял своё звание мировой столицы моды, сама мода настолько прочно укоренилась во французском национальном сознании, что любой причастный к ней автоматически становился во Франции видной персоной, а такие, как Амели де Сен-Венан, — и вовсе культовой фигурой. А если дом моды при этом ещё и находился в Гамбурге, имел вековую историю и входил в альянс с Корпорацией… В общем, тётка в родных краях — и особенно в семейном кругу — слыла небожительницей. И когда такая легендарная личность обращается к вам с просьбой о «небольшом одолжении», очень сложно устоять. Лорд Бетанкур и не устоял.
Но полгода назад Этьен лишился с таким трудом добытого наставника. Открыто о причине в доме не говорили, но Седрик и сам догадался — наставник брата стал импотентом. Насколько Седрик понял, Этьен предлагал ему договор молчания, лишь бы дотянуть оставшиеся три года наставничества, после которых он мог ходатайствовать о вступлении в Корпорацию, а оттуда к вожделенному званию лорда-по-заслугам рукой подать, но лорд Бетанкур, в силу своей чрезмерной щепетильности, отказался от исполнения обязанностей наставника. Седрик увидел в этом свой шанс и, едва ему исполнилось шестнадцать, подал тайком прошение о наставничестве, пройдя предварительно сложнейший психологический тест, разработанный специально для этих целей знаменитым психологом Тило Вальдорффом. С тех пор прошло полгода, но никакого ответа он не получил. Сначала Седрик воспринимал отсутствие известий спокойно — при том количестве соискателей, которые осаждали Корпорацию, смешно и глупо было бы надеяться на мгновенный ответ. Зато сегодня в поместье внезапно объявился новый кандидат в наставники братца, да не сам, а с тёткой. Ну, тут Седрику сразу всё стало ясно: опять тётя Амели приложила свою холёную цепкую ручку — позаботилась о нивелировании его заявки и замолвила словечко за своего любимчика.
Этьен всегда умел завоевать расположение других: родителей, учителей, друзей семьи и, разумеется, тётки. Белокурый зеленоглазый ангел, вежливый послушный мальчик с ямочками на щеках. Седрик неизменно вырывался из удушливых тётушкиных объятий и с малолетства возмущался, когда та принималась сюсюкать с ним как с недоразвитым кретином. То ли дело братец! Неудивительно, что тётка души в нём не чает, а Седрика на дух не выносит. Не ребёнок — волчонок. Её слова. Сказанные не ему, но о нём. Да у диких волчат слух хороший.
То, что в их семье именно младшая сестра удостоилась блестящей карьеры, наградило отца сильным комплексом неполноценности. Не имевший никакого значения во внешнем мире — глава старинного баронского рода, визитная карточка клана, — барон де Сен-Венан был таким же символом отжившей своё старой доброй аристократии, как и его «коллега» — английская королева: пустышка в ореоле былой славы, — и сполна отыгрывался на семье: мать ходила по дому бесплотной тенью, старший брат держался тихо, как доморобот последней модели. Ну а Седрик… Седрик, в отличие от старшего на два года Этьена, с пелёнок проявлял характер и не боялся настоять на своём. Стоит ли удивляться, что отец с тёткой так его невзлюбили. Он мог себе это позволить — терять ему было нечего: путь в лорды-по-заслугам ему был закрыт, а отцовское наследство — гарантировано. И то и другое — с рождения. Впрочем, был ещё и третий вариант — честолюбивую душу шестнадцатилетнего Седрика всё чаще будоражили шальные мысли о том, чтобы отказаться от наследства и, соответственно, от обязательств перед отцом и пробиваться в мире и жизни самостоятельно. Но эйфория быстро спадала: без наставника-лорда и поддержки Корпорации никакой мало-мальски серьёзной карьеры не сделаешь, а если при этом ещё и потерять отцовское наследство, то впереди его ждёт голодное и, что самое страшное, безвестное прозябание.
Седрик хоть и был сыном потомственного барона, но его кумирами с раннего детства были лорды-по-заслугам — с десяти лет стены его комнаты украшали постеры с изображениями самых выдающихся представителей этого гордого племени. До сегодняшнего дня. Сегодня прибыл новый наставник брата, и Седрик посрывал со стен все плакаты. Оставил только самое дорогое — самодельный медальон с портретом лорда Кейма. Медальон Седрик сделал сам, вручную, в тринадцать лет, под руководством знакомого ювелира и с тех пор никогда с ним не расставался. Медальон этот Седрик никому не показывал — не потому, что получилось кустарно. Заветное. Заповедное.
Седрик лежал на кровати в своей комнате на верхнем этаже замка. Седрика переполняли гнев и презрение к Корпорации и её лицемерию. Хорошо, что лорд Кейм предпочёл кремацию, иначе он сейчас в гробу перевернулся бы, если бы увидел, во что превратили дело его жизни.
На словах, конечно, всё выглядело очень красиво: каждому — по способностям, — а на деле… Даже если бы злословы оказались правы, у него всё ещё оставался шанс — Седрик на внешность пожаловаться не мог и ничем брату не уступал. Но сегодня он понял, что всё намного хуже. Корпорация, оплот прогресса и справедливости, прогнила насквозь, везде царит лицемерие и двуличие. Ни ум, ни характер, ни даже красота не играют больше никакой роли. Единственное, что имеет значение, — наличие заботливого дядюшки или сердобольной тётушки, способных замолвить за тебя словечко.
Разочарование Седрика было безграничным. Разрушены были не только его идеалы, а вся его жизнь. Вид голых стен пугал — пустыми и неприглядными были не они, а его будущее.
Но даже сейчас, в столь расстроенных чувствах, Седрик не мог — хоть искушение и было очень велико — отрицать тот весомый вклад, который сделала — и продолжала делать — Корпорация в прогресс человечества.
Многое изменилось за последние сто лет, и прежде всего — подход к образованию, что, в свою очередь, повлекло за собой кардинальные изменения во всех остальных жизненных сферах. В эпоху повальной глобализации больше всего ценилась индивидуальность. Будущее вступило в свои права под лозунгом «Новое — хорошо забытое старое». Те, кто могли себе это позволить — а семья Седрика, как и прочая старая и новая аристократия, могла, — предпочитали для своих детей общеобразовательным школам индивидуальное домашнее обучение, а университетам — прекрасно зарекомендовавший себя институт персонального наставничества. Личный пример, харизма, жизненный и профессиональный опыт наставника в придачу к сугубо профессиональным специализированным курсам давали молодым людям неизмеримо больше, чем устаревшее и обезличенное общее высшее образование без какой-либо практической ценности.
И было кое-что ещё, побуждавшее заботливых родителей во что бы то ни стало заполучить для своих детей лорда-наставника, — настоящее воспитание: манер, характера и личности в целом. Общество уже достигло того уровня развития, когда никто: ни религия, ни школа, ни сами родители — не имел достаточно власти и авторитета, чтобы удержать в узде раскрепощённых, не знающих и не желающих признавать никаких ограничений и запретов подростков. Никто, кроме лордов.
Древние табу и предрассудки, сопровождавшие человечество на протяжении тысячелетий, вот уже полвека, как канули в Лету. И секс, в том числе и однополый — по крайней мере, среди прогрессивного общества, — уже давно считался такой же базовой и обыденной частью человеческих отношений, как занятия спортом и совместные обеды с друзьями, — цивилизованное утоление естественных телесных потребностей, и обучали ему наравне с хорошими манерами и этикетом. Рассудительные трезвомыслящие родители были только за, чтобы ребёнок получил первый сексуальный опыт с взрослым проверенным и опытным человеком, чем неизвестно с кем в подворотне. И дело это они предпочитали поручать лордам-наставникам.
«Отрочество, — утверждал лорд Кейм, — время наставников и наставничества. Отцовский авторитет давно и безнадёжно утерян, и так же потеряны и растеряны сами подростки на пороге взрослой жизни. Предоставьте каждому мальчику сильное мужское плечо, крепкую мужскую руку и твёрдый мужской член — и проблемы переходного возраста решатся сами собой». И под этим лозунгом проходило воспитание будущей интеллектуальной элиты.
Горестные мысли были невыносимы, и заботливая психика, подстёгнутая последним тезисом лорда Кейма, услужливо сменила «пластинку» — переключилась на не менее сильный раздражитель. Мысли против воли вернулись к новому наставнику брата. Седрик прикрыл глаза, и перед его внутренним взором тут же возник мысленный «постер» — по-мужски волевое и по-мальчишески озорное лицо лорда ван дер Меера. Хор-р-р-ош, чёрт бы его побрал. Седрик судорожно вздохнул и запустил руку в брюки.
Хуже, чем разочароваться в своём кумире, было только безответно влюбиться. И, похоже, две самые большие подростковые беды настигли его одновременно.
***
Последней в столовую, шурша собственной креатурой из воздуха и шифона, вошла тётя Амели.
— Прошу вас, миледи. — Седрик вскочил на ноги и с нарочитым почтением подвинул ей стул, предвкушая реакцию. Расчёт оправдался. Тонкие ноздри тётки гневно затрепетали — ничто так не бесило высокопоставленных корпоративных дам, как этот старый, изживший себя женский «экслибрис», указывающий на имя её владельца. Леди рождаются в законном браке или становятся через законное замужество. Сама по себе, без отца или мужа, леди ничего не значит. То ли дело лордесса. Этот титул, женский эквивалент «лорда-по-заслугам», был создан специально для корпоративных self-made women, чтобы каждому сразу было ясно: его обладательница сама себя сделала и носит свой титул по заслугам. Лордессы им невероятно гордились — это был первый женский титул после эпохи матриархата, который был более красноречив, чем его мужской аналог: «лорда-по-заслугам» в обиходе обычно сокращали до «лорда», из-за чего его обладателя нельзя было отличить от потомственного лорда. Тогда как «лордесса», даже без официального суффикса «по-заслугам», сразу давала непосвящённым понять, с кем они имеют дело.
Тётка, холодно поблагодарив Седрика кивком, заняла своё место рядом с лордом.
Лорда взяли в оборот с момента приезда — каждая минута его пребывания в поместье была насыщена и заполнена до предела. Зато сейчас за столом царила оживлённая беседа. Тон задавал лорд — весь его облик излучал энергию, живость и мальчишескую любознательность. Лорд, казалось, всё замечал, ему до всего было дело. Лорд со знанием тонкостей обсуждал с мамой её розарий, с отцом — производство коньяка, а с тёткой — последние тенденции моды, не говоря уже о предшествовавшем ужину собеседовании Этьена. И только с Седриком он ограничился рукопожатием и парой формальных приветственных фраз, чем окончательно уверил его в его полнейшем ничтожестве. Смирившись, Седрик отключился от беседы и сосредоточился на ужине, с завидным аппетитом поглощая изысканные блюда — не столько от голода, сколько из желания насолить своим родственничкам. Затея удалась: глядя, как он деловито подчищает куском хлеба остатки благородного белого соуса на своей опустевшей тарелке, отец нахмурился, мать покраснела, тётка поджала губы. Этьен, благовоспитанно оставивший недоеденным треть нежнейшего говяжьего языка, судорожно сглотнул. И даже невозмутимый лорд едва заметно улыбнулся.
Заканчивался десерт, приближался хайлайт программы — дегустация в погребах замка коньяка, которым уже более пятисот лет славилось их поместье. Дегустирование Седрику, разумеется, не светило, но он в приглашении и не нуждался. Он родился и вырос в поместье и к своим шестнадцати годам на ощупь мог опознать здесь каждый булыжник и закоулок, которыми их фамильный, построенный ещё в средние века замок изобиловал. Так что когда подошло время дижестива, Седрик вежливо попрощался с гостем, пожелал всем спокойной ночи и, выскользнув через чёрный ход, незаметно пробрался в святая святых замка, где хранилось самое ценное фамильное достояние, служившее залогом семейного благополучия.
От былой славы у отца остались только баронский титул, родовое поместье и вековые виноградники. Обесценились титулы, обветшали замки, обнищала аристократия, но настоящий французский коньяк «Mis en bouteille au Château de Saint-Venant» со временем только возрастал в цене. Он-то и обеспечивал сохранность поместью и безбедную жизнь — его владельцам.
Все входы-выходы здесь Седрик знал как свои пять пальцев, а в самом коньячном погребе, — который он, ввиду его особой запретности, а значит, и особой притягательности, исследовал особо часто и тщательно, — ориентировался с закрытыми глазами.
В погребе, залитом мягким золотистым светом под стать своему содержимому, всё уже было готово к высокому визиту. Посреди «рая», в котором хранились самые старые коньячные спирты и который традиционно служил дегустационной залой, завершавшей обзорный маршрут по погребу, стояла огромная, накрытая белоснежной скатертью дубовая бочка. Бочку венчал серебряный поднос с прозрачными хрустальными бокалами-«тюльпанами». Рядом выстроились семь старинных, выдутых вручную бутылок затейливой сложной формы с коллекционным отборнейшим коньяком. Завершали «натюрморт» графин с простой водой для очистки вкусовых рецепторов и небольшое серебряное ведёрко для тех пресыщенных гурманов, которым дегустируемый напиток может прийтись не по вкусу. Седрик, бросив беглый взгляд на надписанные вручную этикетки, мысленно присвистнул: самому старому коньяку было сто лет, да и «молодёжь» не подкачала — пятьдесят, шестьдесят и четыре бутылки старше семидесяти лет.
Седрик быстро пересёк зал и прошмыгнул в узкий проход между старых коньячных бочек из лимузенского дуба, покрытых вековой пылью. Щеки коснулось что-то липкое и невесомое. Седрик брезгливо провёл рукой по лицу и снял ошмётки паутины — паукам здесь было раздолье: они поедали червей, которые точили деревянные бочки, а потому пользовались в погребе неприкосновенностью. Уняв вызванное незаконным проникновением волнение, Седрик тут же почувствовал привычный приступ тоски и безысходности, которые неизменно настигали его в этих подвалах. Седрик задыхался в фамильном поместье, в котором время, казалось, ещё столетие назад увязло и застыло в бочках со старым коньяком. Он хотел на волю, на свежий воздух, в большой мир — к славе, свершениям и любви. А сгниёт здесь в подвале, как и десятки поколений его предшественников — «мастеров погреба».
Но долго унывать ему не дали.
Со двора послышались весёлые оживлённые голоса, заскрежетал ключ в старинном замке, который в угоду аутентичности не меняли со средних веков, со скрипом отворилась старая дубовая дверь, и вошли посетители: отец с лордом во главе «процессии», тётка с Этьеном на шаг позади и неприкаянная мама в конце. Седрик, заняв самое выигрышное укрытие, из которого «рай» лучше всего просматривался, решил за ними не следовать: содержание подвального «тура» он уже знал наизусть, акустика в погребе, благодаря высоким каменным сводам, была отменной, да и не станут они шептаться, а самое интересное будет по завершении обхода — в дегустационном зале, где он и притаился.
— А здесь вы видите зарождение новой традиции, — раздался торжественный голос отца, и перед внутренним взором Седрика, как наяву, возникла стоящая особняком дюжина бочек в самой дальней части подвала. — Коньяк в этих бочках был произведён в год, когда Амели стала лордессой. Через пятьдесят, вернее, уже тридцать лет…
— Ничто так не выдаёт возраст лордессы, — иронично заметила тётка, — как коньячные бочки из погреба её родового замка.
— …через тридцать лет, — повторил отец, когда все отсмеялись, — этот коньяк разольют в бутылки эксклюзивной лимитированной партией, десятая часть которой будет отправлена в подарок наставнице Амели.
Седрик пожалел, что не видит сейчас лица лорда, — интересно, как он отреагирует на столь тонкое предложение взятки? Понимая, насколько недосягаем для него этот лорд, Седрик невольно выискивал в нём изъяны. И едва не взвыл от восторга, когда лорд с обезоруживающей улыбкой, которая чувствовалась даже на расстоянии, парировал:
— Прекрасная традиция! Отличный стимул для наставницы дожить до ста лет.
Из ответного смеха только тёткин звучал ненатужно.
Экскурсанты, сделав круг, вернулись в «рай». Отец одну за другой откупорил все семь бутылок и разлил коньяки по бокалам, предлагая гостям по очереди насладиться ароматом и вкусом каждого. Седрику казалось — а может, так оно и было, учитывая качество и возраст напитков, — что он чувствует, как распускаются их букеты: лёгкая ваниль сменяется нотками ириса, фиалки и абрикосов, за которыми следуют тона выдержки, столь сложные и неповторимые, что их и словами-то описать нельзя — так пахнет совершенство.
— Дегустация коньяка, — сказал лорд, медленно вращая свой бокал с коньячным «старейшиной» вокруг оси и любуясь огненно-коричневым цветом его содержимого, — подобна собеседованию соискателей. Достаточно одной капли, — лорд пригубил бокал и на миг прикрыл глаза, смакуя нектар, — чтобы понять суть того и другого.
Седрик из своего укрытия прекрасно видел, как напряглась вся семейка, включая тётку, — лорд элегантно дал понять, что решение относительно Этьена он уже принял.
— И сулящее ими наслаждение тоже, — с тонкой улыбкой добавила тётка. Лорд склонил голову, признавая меткость сравнения.
— Настоящий лорд-по-заслугам, — продолжил он, — как и настоящий французский коньяк, должен производиться с соблюдением всех традиций и требований технологии. И выбор «сырья» здесь играет первостепенную роль.
— Как и качество бочек, в которых коньяк выдерживают, — лукаво заметила тётка. Все рассмеялись, оценив тонкость намёка.
— Да, — признал лорд. — Наставничество — это обоюдный процесс и взаимное влияние. Но когда сырьё соответствует таре, а тара раскрывает и обогащает потенциал сырья… — лорд сделал ещё глоток, и по лицу его разлилось блаженство, — получаем напиток богов.
— И мужчин мечты, — улыбнулась тётка.
— Как и женщин тоже, — с галантным поклоном вернул комплимент лорд.
— За преемственность традиций и их хранителей! — подняла бокал лордесса.
— За лучшее сырьё! — подхватил барон, с неприкрытой отцовской гордостью обняв за плечи сына.
— И тех, кто его производит! — докончил лорд, кивнув барону и баронессе.
К древним каменным сводам погреба вознёсся чистый и нежный звон сдвинутых в едином порыве бокалов.
Лорд с «тюльпаном» в руке неспешно прохаживался между стеллажей с оплетёнными дамжонами, с неподдельным интересом вчитываясь в выцветшие от времени этикетки. Семейство барона, тактично поотстав, тоже разбрелось по залу. А Седрик, впечатлённый точностью проведённой лордом аналогии, принялся мысленно её развивать — всю свою сознательную жизнь он мечтал стать лордом-по-заслугам, и столько же отец готовил его к будущим обязанностям le maître de chai — «мастера погреба», так что в основах воспитания будущих лордов, равно как и производства марочного коньяка, он, хоть и теоретически, но разбирался.
А и правда. Для лордов-по-заслугам наставничество и воспитание молодёжи — такой же образ жизни со своей философией и строгими незыблемыми традициями, как и для обитателей замка Сен-Венан — производство их легендарного напитка. Приставка «по-заслугам» в титуле лорда так же престижна, как и слово «шато» в названии коньяка. С той лишь разницей, что право на «шато» имеют только постоянные владельцы старинных коньячных домов — оно переходит от поколения к поколению и теряется при продаже дома, — тогда как титул лорда-по-заслугам присваивается исключительно за личные заслуги, а потому не может быть передан по наследству.
Кодекс наставничества не настолько древен, как правила коньячного производства, но он так же надёжно защищает свой «продукт» от подделок. И коньяк «Шато де Сен-Венан», и лорд-по-заслугам — результат эксклюзивной и кропотливой многолетней работы. Все этапы их производства — ни один из которых, начиная от выбора сырья и заканчивая многолетней выдержкой, не является массовым, — строго регламентированы: коньяка — французским законодательством, лордов-по-заслугам — кодексом Корпорации. Коньячные спирты ассамблируют мастера погреба, а будущих властителей мира — лорды-по-заслугам. Строгость, опыт и интуиция, не менее чуткая, чем нос парфюмера, позволяют первым создавать изысканные смеси из коньячных спиртов, а вторым — воспитывать настоящих мужчин. И те и другие неусыпно контролируют весь процесс и своим именем гарантируют качество конечного продукта. И всё же, несмотря на столь жёсткую регламентацию технологического и производственного процесса, ни один коньяк не похож на другой, как уникален и каждый воспитанник лорда: и мастер погреба, и лорд-наставник умело играют с особенностями и естественными задатками своего сырья, создавая неповторимый напиток, способный покорить и увлечь за собой миллионы.
Всё начинается со сбора урожая. Сырьё заготавливают сразу, как только оно созреет: в начале октября — для коньяка, в шестнадцать лет — для будущего лорда.
Юные баронеты-по-заслугам — новоиспечённые воспитанники лордов — подобны пробродившим винам: кислые на вкус, но с огромным пьянящим потенциалом.
У каждого коньячного спирта, как и у каждого баронета, свой характер и уникальный путь развития. Коньячный спирт, претендующий на гордое звание коньяка, должен быть выдержан в дубовых бочках не менее двух лет. Но подопечный лорда — не коньяк, от него зависят прогресс и судьба человечества, и подход к его созреванию ещё более суров: наставничество длится пять лет — до полного совершеннолетия баронета.
Находясь в бочке, коньяк берёт лучшее от дуба, как и воспитанник — от наставника. Вещества, извлекаемые коньяком из древесины дуба, и качества, перенимаемые баронетом от лорда, формируют вкус и букет одного и характер — другого, придавая первому неповторимый цвет, а второму — истинное благородство и выдержку.
Конечный результат во многом зависит от природной относительной влажности в погребах, где хранятся бочки: когда влажность и сухость уравновешены, коньячный спирт созревает гармонично. И так же филигранно дозируют строгость и поощрение в воспитании баронетов лорды.
В погребах ежегодно испаряются и бесследно растворяются в воздухе миллионы бутылок коньяка. И каждый год сотни воспитанников лордов теряют добытое с таким трудом место баронета — из-за лености и тупости ума, слабости характера и прочего несоответствия титулу лорда-по-заслугам. «Долей ангелов» называют это естественное испарение поэтичные французы. «Жертвой духу лорда Кейма» именуют свои потери циничные лорды. Но и те и другие между собой едины: и коньячные мэтры, и лорды-наставники без колебаний платят эту весомую «дань» для того, чтобы результат их труда был синонимом совершенства.
Коньяк начинается с саженцев, думал Седрик, а лорды-по-заслугам — с баронетов, и отбираться они должны так же тщательно, как и виноград для будущего коньяка. Сборочный комбайн захватывает ствол лозы, резко наклоняя его в одну сторону, а затем — в другую. Хорошо вызревшие ягоды от таких резких движений отрываются и собираются. Недозрелые или гнилые виноградины остаются на лозе. И столь же резко и жёстко проверяют на качество и пригодность будущих лордов. Вот только, горько усмехнулся Седрик, с комбайном-роботом тётушке договориться вряд ли удалось бы. Ну что ж, тем хуже для Корпорации: если в её «виноградный» отбор закрадётся гниль… такая, как его братец, это будет началом её конца как эксклюзивного «коньячного дома».
От захватившей его игры в ассоциации Седрика отвлёк лорд — он подошёл к Этьену и, склонившись к его уху, что-то шепнул. Этьен так переменился в лице, что Седрик весь извёлся, пытаясь понять, что такого мог сказать ему лорд. Выглядел братец озадаченно-растерянным — наверняка лорд задал ему какой-то вопрос, на который тот не сумел ответить. Седрик мысленно добавил себе балл: всё, что выставляло в невыгодном свете брата, прибавляло очков ему. По крайней мере в его собственных глазах, а это тоже было немаловажно: никогда не знавший родительской и семейной поддержки и одобрения, Седрик рано научился искать опору в себе.
Отец с тёткой тоже заметили, что что-то произошло. Лордесса отделилась от барона и, подхватив два свежих бокала, с обворожительной улыбкой устремилась к лорду. Тётка искусно отвлекла в сторону своего коллегу, отец направился к Этьену, а Седрик, недолго думая, рванул к бочке, рядом с которой стоял брат, и притаился за ней.
Отец проводил лорда долгим задумчивым взглядом, после чего выжидающе уставился на сына.
— Он сделал мне «заманчивое» предложение, — процедил сквозь зубы Этьен, избегая отцовского взгляда. — Прийти к нему до полуночи, «если есть желание».
— Это… — На лице отца заходили желваки, а сам он покрылся красными пятнами; Седрик не сдержал ухмылки: до чего же эти двое похожи! — Это за гранью дозволенного. Даже для него. Мой сын не подстилка. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Да, отец, — глухо, всё так же не глядя на отца, сказал Этьен. — Но с другой стороны…
— Других сторон в подобных вопросах нет! — взорвался отец; тётка бросила на него тревожный взгляд; гость если и заметил вспышку хозяйского гнева, то виду не подал. — И быть не может! — перешёл на злой шёпот отец. — Раз он тебе это предложил, значит, в наставничестве решил отказать, а напоследок захотел поразвлечься.
— Он пока единственный заинтересованный, — робко возразил Этьен. — И если его намерения серьёзны…
— Серьёзные намерения проявляются по-другому. Я сказал — забудь!
Чувства Этьена были как на ладони. Брат никогда не отличался особым самообладанием — Седрик читал его как раскрытую книгу. В душе Этьена ещё теплилась надежда — может, это тоже часть испытания? Хоть правилами это и не предусмотрено, но… этот может заполучить любого. Зачем ему покупать кота в мешке, если можно снять пробу? А уж Этьен бы постарался — если два года под началом его предыдущего наставника его чему-то и научили, так это постельным утехам. Весь вид Этьена обречённо вопил о том, что сейчас он упускает свой последний шанс, но вслух он покорно сказал:
— Да, отец.
Отец залпом допил коньяк и отставил на ближайшую бочку пустой бокал, давая понять, что разговор окончен. Этьен последовал его примеру, и они молча вернулись к лорду с лордессой.
***
Часы на донжоне пробили полночь. Седрик, безуспешно ворочавшийся в постели уже больше часа, вздохнул — опять до рассвета не уснёт. Почитать, что ли? Книга, в отличие от братца, не заменяла ему снотворное. Но Седрику необходимо было отвлечься, иначе мрачные мысли грозили захлестнуть его с головой, а книга была проверенным средством против любых горестей и напастей. Он уже было потянулся к выключателю прикроватного бра, как дверь спальни неслышно распахнулась — Седрик заметил лишь быстрое движение тени, — и на фоне тёмного дверного проёма возник высокий стройный силуэт.
— Кто здесь? — голос Седрика в ночной тиши прозвучал достаточно резко, чтобы вспугнуть непрошеного гостя.
— Возможно, ваш будущий наставник, баронет.
Седрика прошиб пот. По коже поползли мурашки. Лорд — видимо, не дождавшись братца, — решил сам нанести ему визит и ошибся дверью. Первой — злорадной — мыслью Седрика было впустить его и получить то, что причиталось Этьену. Этот спонтанный дерзкий план имел все шансы на успех. В тишине и темноте — лорд пришёл сюда явно не со светским визитом и свет вряд ли станет включать — Седрик вполне может сойти за брата: они и при свете дня очень похожи — если не считать выражения глаз, а их-то как раз лорд увидеть не сможет, — а ночью, учитывая то, что лорд с братцем ещё не спал, — и подавно. А считается, что наставники переходят к этому только после официального оформления отношений, причём инициатива должна исходить от воспитанника, когда он сам будет готов к этому, — это братец должен был бы сейчас нанести визит лорду. И тут ложь и лицемерие. Может, не так уж и плохо, что он не будет участвовать в этом фарсе? Рука Седрика непроизвольно сжала медальон на груди и дёрнула вниз. Цепочка натянулась и впилась в кожу. В голове мелькнула другая, не менее циничная мысль: а лорд неплохо устроился! Интересно, скольких он уже успел так «собеседовать»? Отец прав: будь у него серьёзные намерения насчёт Этьена, он вполне мог бы ещё потерпеть пару дней до заключения договора наставничества. От недотраха такой явно не страдает. Значит, лорд решил скоротать с братцем ночку, а наутро как ни в чём не бывало скажет, что братец не прошёл собеседования… И главное — мысли Седрика вернулись к первоначальному шальному замыслу, — никто не поймёт, в чём дело. Седрик, хотя бы на одну ночь, получит доступ к объекту своего вожделения, а лорд — губы Седрика непроизвольно растянулись в ухмылке — будет считать, что попользовался его братцем. Сам же братец на пару с отцом и тётушкой будут считать, что он не соответствует формальным требованиям лорда, что уже само по себе приятно. С какой стороны ни посмотри, сплошной выигрыш. Для Седрика. Но Седрик, силой воли осадив распоясавшуюся фантазию, тут же отверг эту идею. План был бы чудо как соблазнителен, если бы не был так унизителен. Не только потому, что Седрику претила всякая ложь и обман. Он — не ошибка, как бы ни пытались убедить его в этом милые родственнички. И он достоин чего-то большего и лучшего, чем траха по милости, из жалости или по недоразумению.
Седрик решительно потянулся к выключателю и зажёг верхний свет.
— Вы ошиблись спальней, лорд ван дер Меер, — сказал он и, предвкушая потрясение незадачливого гостя, смело взглянул ему в глаза. — Комната моего брата по диагонали справа.
— Я редко ошибаюсь, баронет, — непринуждённо ответил лорд. Седрик мысленно присвистнул: а лорд умеет держать себя в руках! Ну хоть что-то в корпоративных легендах правда — выдержка и самообладание, наравне с умом и внешностью, были визитной карточкой лордов-по-заслугам. — Особенно в вопросах наставничества. Вы позволите мне пройти?
— Да, разумеется, — спохватился Седрик — реакция лорда, вернее, её отсутствие, его обескуражила. — Прошу вас, присаживайтесь.
Привычная формула вежливости слетела с его губ раньше, чем он успел осознать её смысл, и теперь Седрик с досадой смотрел на единственное кресло со сваленной на него одеждой, которую он поленился убрать в шкаф. Но гостя это, похоже, не смутило. Он подошёл к кровати и вольготно расположился с краю.
— Простите, — пробормотал Седрик и, прикрывшись простынёй до подмышек, потянулся к рубашке. Лорд без тени смущения проводил его обнажённую спину взглядом, от которого поднимались волоски на руках. И не только.
— Вы позволите мне одеться? — чуть повысив голос, раздражённо спросил Седрик, задетый не столько подобной бесцеремонностью, сколько своей неподобающей реакцией на неё.
— С большой неохотой, баронет, — ухмыльнулся лорд, но всё же отвернулся. — У вас слишком красивое тело, чтобы его прятать.
Седрик молча просунул руки в рукава рубашки и, чтобы выиграть время и собраться с мыслями, принялся неспешно и сосредоточенно застёгивать пуговицы. Цель визита лорда была ясна, и мозг Седрика лихорадочно соображал, как на него ответить. Задача усложнялась тем, что кровь стекалась не туда, где она сейчас была нужнее всего, и мысли Седрика путались.
— У меня, как вы уже знаете, свободно место воспитанника, — сказал лорд, не поворачивая головы. — Вы подали заявку, и она меня заинтересовала. В заявке вы указали, что желаете пройти собеседование втайне от своей семьи. Лордесса де Сен-Венан любезно пригласила меня погостить в своём родовом поместье, которое по счастливому совпадению оказалось и вашим местом обитания. Я решил совместить приятное с приятным, то бишь визит в Сен-Венан с вашим собеседованием. И поскольку днём у нас такой возможности не было, а дать ответ вашему отцу я должен уже завтра утром, нам не остаётся ничего другого, как провести собеседование прямо сейчас. Разумеется, при условии, что ваше намерение всё ещё в силе.
— Я младший сын, — пробормотал Седрик, желая объяснить своё стремление к конфиденциальности.
— Баронет, я не намерен тратить своё — и ваше — время на обсуждение очевидных фактов. Когда шанс стучится в ваши двери, имейте мужество дать чёткий и однозначный ответ.
— Я согласен, мой лорд. — Седрик застегнул последнюю пуговицу у горла и решительно вскинул подбородок.
— С решительностью у вас, в отличие от вашего брата, дела обстоят намного лучше. Первый тест вы прошли. Я уже могу повернуться?
— Да, конечно, — смутился Седрик. — Простите.
— Вы позволите мне присоединиться к вам?
Вопрос был ожиданной неожиданностью. Седрик, приняв решение, отступать от него не собирался и молча откинул край одеяла. Лорд снял халат, под которым ничего не оказалось, и, юркнув под одеяло, прильнул к Седрику. Седрика обдало жаром и бросило в дрожь.
Тест профессора Вальдорффа, которому подвергались все соискатели места воспитанника, выдавал всестороннюю исчерпывающую характеристику тестируемого. Помимо психотипа, личностных особенностей, уровня развития интеллекта и профессиональных склонностей и способностей, он очень точно определял темперамент и сексуальные предпочтения кандидата в наставничество. После прохождения теста его результаты вносились во всеобщую корпоративную базу данных, где сопоставлялись с уже имеющимися там соответствующими данными наставников. Когда последние искали себе подопечных, система выдавала им досье тех соискателей, которые подходили им наилучшим образом. Но и чисто эмоциональную, а значит, иррациональную и непредсказуемую, составляющую тоже нельзя было сбрасывать со счетов: по-настоящему гармоничные и плодотворные отношения могли возникнуть только между искренне симпатичными друг другу наставником и подопечным, — а потому окончательное решение — с обеих сторон — принималось только после личного собеседования. Сам тест соискателя состоял из трёх тысяч абстрактных вопросов, правильный или желаемый ответ на которые угадать было невозможно. «Выберите наиболее приятный вам цвет из предложенных. А теперь наименее приятный. Какой из представленных рисунков — читай: галлюциногенных цветных разводов — вам больше всего нравится? Какой из элементов в конструкции ниже — такой же фантасмагорической, как картинки перед этим, — вам кажется лишним?» Тест был на время. Времени для раздумий не было. После сотого вопроса Седрика выбросило в транс. Логика напрочь отключилась — чего, видно, и добивались создатели теста, — и дальше он уже выбирал действительно «первый пришедший на ум вариант ответа», как того и требовали условия теста.
Но каким иррациональным ни был тест, Седрик, по крайней мере, знал, в чём он заключался. Чего же ждать от «очной ставки», он понятия не имел. До этого момента. Да и сейчас, откровенно говоря, тоже. По всему выходило, что здесь правил как таковых не было и каждый лорд волен собеседовать соискателей, как сочтёт нужным. В случае с Этьеном это был долгий двухчасовой разговор в библиотеке. А в случае с ним… Мысли путались, плавились, уплывали — профессор Вальдорфф знал своё дело: как минимум по одному пункту они с лордом ван дер Меером идеально подходили друг другу — судя по реакции Седрика на лорда. И по экстравагантной форме собеседования, которую тот выбрал для него. Хотя с другой стороны… Если лорд сказал правду, то собеседование Этьена было просто для отвода глаз. Сознание клубилось, туманилось, уплывало. Седрик сдался.
— Простите, мой лорд, я… не готов… не могу…
Седрик от отчаяния закусил губу и, откинувшись на подушку, прикрыл глаза.
— Баронет, соберитесь. — В голосе лорда зазвучало разочарование, но он всё же отодвинулся к противоположному краю кровати. — Если вам для успокоения необходима разрядка, я могу вам её обеспечить. Но в ваших же интересах будет гораздо лучше, если вы сможете направить ваш… эээ… потенциал в более созидательное русло. Это тоже тест. На самообладание.
— А я думал, — слабо улыбнулся Седрик, — на вашу неотразимость.
— Уже хорошо, — рассмеялся лорд. — Главный урок: юмор способен спасти даже самую безвыходную ситуацию — вы уже усвоили. Что же до вашего желания, то вынужден признать, что в этом плане я весьма щепетилен — кодекс предписывает полное наставничество только после заключения договора, и я не намерен от него отступать. Что же касается моей неотразимости, по крайней мере для вас, то в этом не может быть ни малейших сомнений. Это было ясно уже во время нашего знакомства.
— Это… так заметно?
— Мне — да. А теперь, баронет, если вы уже успокоились…
— Да, мой лорд.
— Тогда продолжим.
***
Завтракали вчетвером: отец, лорд и Седрик с Этьеном — мать, видимо, предчувствуя серьёзный разговор между мужем и гостем, попросила завтрак в постель, а фанатично следящая за фигурой тётка, сославшись на обильный ужин, и вовсе от него отказалась.
— Господин Сен-Венан, — начал лорд, упустив частицу «де» — наверняка умышленно. Седрик заметил, как дёрнулось у отца лицо: лорды-по-заслугам лордов по рождению таковыми не признавали, что неизменно вызывало у потомственной аристократии бурю негодования — корпоративные самозванцы отказывали им в титуле, который у них же и переняли. — Поскольку и ваше, и моё время ценно и ограниченно, перейду к главному. Ваш сын произвёл на меня благоприятное впечатление, и я решил просить у вас чести стать его наставником.
Уголки губ Этьена дёрнулись, и он поднёс ко рту салфетку, чтобы скрыть довольную усмешку. Седрик, опустив глаза, ухмыльнулся своему отражению в начищенном до блеска лезвии серебряного ножа с фамильным гербом на рукоятке и с воодушевлением приступил к завтраку.
— Это вы мне оказываете честь, лорд ван дер Меер, — с лёгким наклоном головы отвечал отец. — Но я думаю, этот вопрос всё же не стоит обсуждать при Этьене. — Отец бросил ласковый взгляд на своего первенца.
— Да, действительно, — согласился лорд. — При Этьене точно не стоит, поскольку его это не касается.
— Простите? — отец недоуменно уставился на лорда.
— Это вы меня простите, — покаянно улыбнулся тот. — Mea culpa — я не слишком ясно выразился. Речь идёт о Седрике.
— Простите?! — отец в замешательстве вскочил на ноги и, пытаясь совладать с собой, повернулся к сыновьям: — Мальчики, если вы уже закончили…
— Да, отец, — в унисон ответили Этьен с Седриком, поднимаясь на ноги: первый побледнел, второй порозовел. Седрик с тоской посмотрел на едва тронутый круассан — ещё вчера он бы без тени смущения захватил его с собой, но теперь он не мог позволить себе ударить в грязь лицом перед будущим наставником даже в такой мелочи, да ещё и в присутствии отца — и вслед за братом направился к выходу.
***
— Отец ему откажет, — не глядя на брата, процедил сквозь зубы Этьен, едва за ними закрылась дверь столовой. — И тогда я тебе не завидую.
— Тогда? — с ехидной ухмылкой переспросил Седрик. — А сейчас, значит, да — завидуешь?
— Ты, маленький грязный потаскун! — взорвался Этьен, резко оборачиваясь. — Да кем ты себя возомнил?!
— Тем, кем тебе не хватило смелости? — театрально похлопав ресницами, невинно спросил Седрик. Это превысило чашу терпения Этьена, и он, круто развернувшись на каблуках, пулей вылетел из дома. Седрик пожал плечами и, едва брат скрылся из виду, приник к замочной скважине.
***
— Лорд ван дер Меер, — начал барон, когда они с лордом остались одни. — Сказать, что я в замешательстве, значит ничего не сказать. Речь ведь изначально шла об Этьене.
— Изначально — да. Но очень скоро он, к сожалению, дал понять, что в наставничество не годится. — Заметив, как у барона перекосилось лицо, лорд уточнил: — Для меня, я имею в виду.
— Тем, что отклонил ваше сомнительное предложение?
— Любому наставничеству предшествует собеседование, и ваш сын, увы, не исключение.
— И Седрик его, я так понимаю, прошёл? — саркастически спросил барон.
— С блеском, — подтвердил лорд, сделав вид, что не заметил насмешки. У барона заходили желваки на лице, и лорд, вздохнув, сказал: — Господин Сен-Венан, смею заверить вас, что я ни на шаг не отступил от буквы закона. Этьен, к сожалению, не подходит по ряду важных пунктов, к которым ваше подозрение никак не относится.
Барон молчал, и лорд принялся перечислять:
— Неумение быстро принимать решения и принимать решения вообще. Полная зависимость от, простите, родительского мнения…
— Этьен образцовый сын.
— Возможно. Но смысл и конечная цель наставничества — образцовый мужчина. А без фундамента в виде перечисленных мною базовых качеств его становление невозможно.
— Седрик младший сын и…
— …и чистокровный гей, — перебил его лорд. — Думаю, и природа, и общество, и мы с вами только выиграем, если ваши сыновья поменяются местами.
— Вы шутите?! Я всю жизнь готовил Этьена на роль лорда-по-заслугам.
— Как видите, ему это не помогло. Так что пять лет под моим или чьим бы то ни было ещё началом вряд ли что-либо существенно изменят. Впрочем, — меланхолично добавил лорд, размешивая ложечкой сахар в кофе, — вы можете отдать в наставничество обоих сыновей — в истории такие примеры редки, но известны.
— Простите, лорд ван дер Меер, но вы просите о невозможном. Если я отдам вам младшего сына, пока старший не пристроен, на Этьене можно будет поставить крест.
— Если вы спросите моё скромное мнение, то на Этьене его уже давно поставили. Юность — это вызов и дерзость. Людей, у которых есть реальная власть — а у нас она есть, — покорность не возбуждает, а раздражает. К тому же, общество — даже такое прогрессивное, как наше, — всегда консервативно, и если юный мальчик не в состоянии пробудить к жизни мужчину в расцвете сил, это всегда воспринимается с подозрением и вызывает кривотолки.
— Мало того что мой сын лишился наставника не по своей вине, так вы теперь ещё пытаетесь сделать его козлом отпущения!
Седрик хмыкнул.
Место воспитанника лорда-по-заслугам можно было получить и в обход установленных правил (как Этьен, например): заслуженные лорды, успешно воспитавшие трёх и более баронетов, при желании могли выбирать себе подопечных, минуя обязательное всестороннее тестирование, — считалось, что у столь опытных наставников достаточно намётан глаз, чтобы обойтись без посредничества компьютеров. Но, как ни крути, а подобная привилегия таила в себе достаточно простора для злоупотреблений, и каждый осмелившийся ею воспользоваться подпадал под вполне понятное подозрение. Время от времени вспыхивали скандалы с пожилыми, а то и престарелыми лордами, которые — вполне справедливо рассудив, что достаточно сделали для Корпорации, посвятив ей и воспитанию молодого поколения всю свою жизнь, — решали напоследок наверстать упущенное и брали в наставничество юных красавчиков — достаточно ослепительных, чтобы затмить рассудок повидавших виды лордов, но недостаточно сообразительных, чтобы пройти тесты и получить место воспитанника законным путём. И если баронет-по-заслугам, получивший своё место на общих основаниях, терял наставника по независящим от него причинам, он в кратчайшие сроки получал нового. Так что лорд, мягко говоря, лукавил насчёт причины «поставленного на Этьене креста». А отец, смертельно обиженный нанесённым его любимчику оскорблением, заглотил лапшу и не поперхнулся. Лорд Бетанкур, бывший наставник Этьена, лишившись того единственного, для чего ему нужен был Этьен, быстренько пошёл на попятную, проявив себя честным и бескомпромиссным лордом — даже не побоялся ради сохранения корпоративной репутации пожертвовать репутацией мужской, — и теперь к нему не подкопаешься: и лордессе де Сен-Венан удружил, и от ставшего ненужным балласта освободился, и в глазах Корпорации реабилитировался. Да, тонко лорды играют, ничего не скажешь. Седрика захлестнул прилив гордости за «своих», который, впрочем, тут же сменился чувством стыда за себя и свои недавние подозрения и обвинения в сторону Корпорации — теперь, когда он был в полушаге от своей заветной мечты, он готов был оправдать и простить Корпорации что угодно.
— Господин Сен-Венан, — сказал лорд, поднимаясь на ноги. — Боюсь показаться нескромным, — заметного страха в голосе лорда не слышалось, — но обычно отцы мальчиков больше заинтересованы во мне, чем я — в их сыновьях. Для Седрика я сделал исключение, потому что уверен, что он того стоит. Но если вы считаете иначе, то не будем терять время. С Этьеном, повторюсь, вопрос уже решён.
— Простите, лорд ван дер Меер. Я… погорячился. Это… так неожиданно.
— Я понимаю, господин Сен-Венан.
— Я согласен, лорд ван дер Меер. Прошу вас, пройдёмте в мой кабинет.
— Условия стандартные. — Голос лорда зазвучал подозрительно близко, и Седрик отскочил от двери как раз вовремя, чтобы успеть спрятаться в библиотеке рядом. «Ни поблажек, ни исключений я не делаю ни для кого, — донеслось до него уже из вестибюля. — Я сегодня же распоряжусь подготовить текст договора, и мои юристы пришлют вам его на днях».
@темы: Вторчество
-
-
23.10.2014 в 18:41утащила читать вся в предвкушении! Спасибо!
-
-
23.10.2014 в 20:16Тогда приятного чтения! С нетерпением
и тремором в лапкахжду впечатлений-
-
24.10.2014 в 18:42Неожиданно было обнаружить скачок во времени, где лорд Кейм - уже история.. (и обитатель медальонов
Немного огорчили некоторые недостатки в работе Корпорации, с одной стороны огорчил большой процент "выбраковки" выпускников, с другой - значит, строгий отсев, это хорошо. Как бы идеально не задумывалась система, при работе с реальными людьми возникают сложности. (Или это я мысли расстроенного поначалу Седрика так восприняла? как реальное положение дел?)
Порадовал коньяк (как раз вчера решила, что погода уже подходящая, пора переходить с красного вина)!
Лорд-наставник уже зацепил, но его пока мало...
Седрик - чудо как хорош! Хоть и страшно ему, но за мечту держится! Желаю ему удачи, хотя чувствую, что не все просто у него будет.
В общем, жду продолжения! Спасибо!
-
-
24.10.2014 в 19:15Неожиданно было обнаружить скачок во времени, где лорд Кейм - уже история..
Ну дык "сто лет спустя"... Некоторые люди живут вечно, но большей частью - в легендах)
Подробнее об этом в следующей проде будетс одной стороны огорчил большой процент "выбраковки" выпускников, с другой - значит, строгий отсев, это хорошо
Корпорация - это путь для избранных, а избранность предусматривает строгий отбор
(Или это я мысли расстроенного поначалу Седрика так восприняла? как реальное положение дел?)
Ну, в этой части повествование ведётся от имени Седрика и, соответственно, показаны и переданы его мысли, чувства и представления, а они всегда субъективны. А дальше много ещё всяких ситуаций будет, причём глазами разных персов, так что читателю придётся самому сложить из них пазл под названием "Корпорация"
Порадовал коньяк! Классные вкусные сравнения и параллели!
А-а-а, вы оценили!
Лорд-наставник уже зацепил
Я очень-очень рада
но его пока мало...
Чем дальше в проду, тем больше лорда
Надеюсь, что он одним из главных героев будет.
Он будет спойлер
Седрик - чудо как хорош!
Да, такой идеалист и максималист, лорд Кейм бы им гордился
хотя чувствую, что не все просто у него будет.
Путь избранных - всегда непростой
Спасибо, что отозвались!
-
-
24.10.2014 в 19:40-
-
24.10.2014 в 20:10с меня так и не отправленный до конца отзыва тут еще один подароквообщем выходные у меня начались, спасибо огромное, я утаскиваю все читать.
-
-
24.10.2014 в 20:21Спасибо! Ваш интерес и поддержка мне очень важны
SollyParker,
Ты очень любимый и ценимый читатель, можно сказать, ветеран и старожил Корпорации
-
-
25.10.2014 в 21:36А будет ли рассказано что-то о старых героях?
-
-
27.10.2014 в 11:46Интересное начало, поражаюсь вашей фантазии, так воплотить идеи Корпорации в будущем.
Не автор пишет, кинки пишут
А будет ли рассказано что-то о старых героях?
Да
уже сегодняв следующей частиСпасибо, что читаете, и спасибо за отзыв!
-
-
27.10.2014 в 12:12-
-
27.10.2014 в 12:18Ы! Меня совесть загрызёт
Хочу просто ещё раз вычитать перед публикацией
-
-
25.01.2015 в 00:00-
-
25.01.2015 в 16:00Спасибо!