Indie-Slasher | Гомотекстуалист.
Produzent: La PIOVRA.
Пейринг: Йост/Патрик, Йост/Билл.
Рейтинг: R.
Дисклеймер: не ставлю намеренно — очень надеюсь, что Йост лично явится ко мне разбираться
Посвящается klavir: спасибо за Москву, ночи в студии и «гейский» сыр
В помощь читателю — «карта местности» where the story begins:
С моим-то гипертрофированным любопытством я не мог устоять против соблазна и принялся прохаживаться мимо него, стараясь уловить хотя бы что-то из его разговора. Но особо разжиться информацией мне не удалось: в основном говорил собеседник Дэйва, а сам он только слабо отбивался фразами типа:
— Нет… Теперь действительно всё… Да не о чем нам разговаривать! И приезжать тем более не стоит.
Когда я уже в который раз как бы случайно продефилировал мимо Дэвида, он подозрительно покосился в мою сторону и, понизив голос, поспешил удалиться.
Настроение продюсера очень быстро передалось всем нам, работа не клеилась. В результате он отменил репетицию, не объясняя причины:
— Хватит, ребята, на сегодня всё. Отправляйтесь-ка вы по домам.
У Дэйва определённо возникли какие-то крупные проблемы, делиться которыми с нами он явно не собирался.
Уже дома я вдруг заметил, что впопыхах забыл в студии свой плеер, с которым никогда не расставался. Впереди были выходные, так что мне не оставалось ничего иного, как смотаться за ним обратно.
Я отпер дверь — а надобно заметить, она у нас там на специальной пружине, из-за чего открывается и закрывается очень медленно и совершенно бесшумно — специально, чтобы снующий туда-сюда персонал не отвлекал во время работы — и уже хотел было включить свет, как вдруг смутно понял, что что-то здесь не так. Повинуясь неясному порыву, я застыл в дверном проёме, внимательно вслушиваясь и вглядываясь в студийный полумрак.
Глаза, быстро свыкшиеся с сумраком, выхватили силуэт. Дэвид стоял с чуть запрокинутой назад головой, опираясь на микшерский пульт и судорожно вцепившись в его края, и стонал. Хрипло, протяжно, не сдерживаясь.
«Нда, видно, дела у него действительно более чем хреново», — пронеслось у меня в голове.
Я уже готов был плюнуть на плеер и убраться поскорее: неудобно ведь получится, если он меня заметит — я сам ни за что не хотел бы, чтобы меня застали в таком плачевном состоянии, — но тут мой взгляд опустился ниже и…
«Ach du Scheisse! Похоже, ему ничуть не фигово, а очень даже наоборот», — мысленно присвистнул я, как только до меня дошло, что за действо разворачивается у меня прямо на глазах.
Нас уже давно донимал вопрос, с кем же спит наш любимый продюсер, но все попытки выведать это у него не увенчались успехом: при всей его открытости с нами и амплуа «своего парня» Дэвид постоянно уклонялся от темы, как только речь заходила об этом.
Сначала мы думали на эту белобрысую, приторно слащавую Нову, за которой среди многочисленных приятелей Дэйва стойко закрепилась кодовая кличка Фотомодель, — Дэвид неизменно появлялся с ней на всех тусовках.
— А почему, собственно, Фотомодель? — спросил однажды Том у подвыпившего Яна. — Она ведь телеведущая.
— Да потому, что она нужна Дэйву исключительно для совместного позирования на светских фото, — ухмыльнулся тот с плохо скрываемым злорадством. Раскрутить его на более внятный ответ нам так и не удалось.
Кстати, я был единственным в группе, кто верил, что у Дэвида никого нет. Сам не понимаю, почему: уж слишком наш Дэйв симпатичный, чтобы быть одиноким, но мне почему-то отчаянно хотелось, чтобы так оно было. Да и всё своё свободное время он проводил с нами — вряд ли какая-нибудь женщина терпела бы такое. Я — так точно нет!
Так что, разумеется, я не мог вот так вот запросто взять и уйти, не выведав, кто же это его так ублажает.
На меня разом нахлынула такая смесь: и потрясение от увиденного, и жуткое любопытство, и неловкость оттого, что подглядываю, и страх, что Дэвид в любой момент может меня заметить, и внезапная необъяснимая горечь от осознания того, что у него действительно кто-то есть. Я стоял, не в силах оторвать взгляд от Дэйва, и жадно наблюдал за происходящим.
С колен наконец-то поднимается Дэвидова девочка, и я с изумлением узнаю в «ней»… Патрика Нуо! До чего же противный тип! Нигде мне от него покоя нет. На общих тусовках он постоянно ошивается рядом с нами (ну, теперь понятно, из-за кого) и никогда не упускает случая побольнее задеть меня. Что я ему сделал? И как его только Дэйв терпит? Наверное, единственное спасение — просто заткнуть ему рот, как сейчас.
Дэвид деловито застёгивает ремень, смотрит куда-то в сторону и спрашивает сухо:
— Ну что, теперь ты доволен?
— Теперь — да! — Патрик, прикрыв глаза, медленно, как последние крохи изысканного лакомства, слизывает с губ белые капли. И выражение лица у него при этом такое блаженное, что я ловлю себя на дикой мысли: всё бы сейчас отдал, чтобы и самому это попробовать.
— Тогда уходи. Навсегда!
— Значит, и вправду втюрился в этого малолетку? Я для тебя уже слишком стар, да?
— Окончательно от ревности рехнулся?! Он ведь ребёнок совсем!
— Вот-вот! — Патрик выразительно смотрит в глаза Дэвиду. — Не забывай об этом, Дэйв: таким, как мы, в тюрьме приходится несладко.
— Я же сказал, у меня с ним ничего нет!
— Это ты журналистам в интервью рассказывать будешь.
— Ну почему ты не хочешь понять?! — уже начал закипать Дэвид. — Он, как и кто-либо другой, здесь абсолютно ни при чём. Просто между нами всё кончено. Давно уже кончено, и ты это прекрасно знаешь!
— Знаю. Я даже знаю, с какого именно момента: как только увидел его, да? Уже весь шоу-биз шушукается, что ты взялся за этот проект исключительно из-за него. А скоро вообще все открыто об этом заговорят. Думаешь, никто не понимает, почему ты всегда и везде рядом с ним?
Дэвид от бессилия, кажется, даже зубами заскрежетал.
— Они несовершеннолетние, поэтому нужно, чтобы кто-то их постоянно сопровождал, неужели так сложно понять?!
— Ага, ловкий ход, я оценил! Как говорится, если хочешь что-то хорошо спрятать, помести это на самом видном месте. Так и здесь: вместо того чтобы постоянно содрогаться от мысли, не нащёлкал ли кто чего, ты просто-напросто с самого начала приучил всех к тому, что ты — неотъемлемая часть свиты Билли Каулица. Теперь сенсацией станет не ваше совместное появление на людях, а наоборот — твоё отсутствие рядом с ним. Респект, Дэвид!
«Ach du Scheisse! — я наконец-то начинаю врубаться. — Так это он обо мне, что ли?!»
— Мне особо терять нечего — и так уже вся жизнь из-за тебя под откос пошла. Сделаю каминг-аут и признаюсь в наших с тобой отношениях. Как ты думаешь, позволят тебе после этого работать с этим несовершеннолетним токийским цветником? А могу вообще добавить, что ты меня бросил ради этого крашеного малолетнего блядёныша. Тогда и на твоей, и на его карьере можно будет поставить крест.
— Пат, ты не сделаешь этого! У тебя жена, ребёнок!
— А мне плевать! Мне нужен только ты, Дэйв! Я и женился-то только в отместку тебе, когда ты первый раз меня бросил. Думал, поможет отвлечься, стать нормальным, забыть тебя. Нет, не помогает ни хрена! Только хуже становится. Дэйв, ну почему всё так? Ну разве нам было плохо вместе?
— Нет, было хорошо. Как и сейчас, впрочем, тоже. Но в том-то и дело, что было. Патрик, это… ничего не меняет.
Мне безумно интересно дослушать, чем же всё это закончится, но я понимаю, что если не смоюсь сейчас, то они вот-вот застукают меня.
А ещё я чувствую, что мне срочно нужно в туалет: созерцание продюсерской забавы не на шутку возбудило меня.
Никто ещё не возбуждал меня сильнее. Да что там, если уж начистоту, то по-настоящему меня вообще ещё никто не возбуждал. Нет, мне, конечно же, не раз уже хотелось секса, но странно как-то, то есть хотелось секса как такового, но не хотелось никого конкретного. Том часто приносил какую-нибудь «крутую порнуху», как он это называл, да и сам не прочь был организовать реалити-порно в комнате по соседству, но меня всё это почему-то ничуть не заводило и даже не интересовало. Даже наоборот, мерзко как-то становилось от одного взгляда на всех тех грудастых силиконовых блондинок. Ничто мне в них не нравилось. Я искренне не мог понять, что же такого в них находит Том. Даже ощущал что-то наподобие комплекса неполноценности и всерьёз уже опасался, что у меня задержка развития: нам обоим шестнадцать, а у Тома уже было столько девушек, тогда как я даже и не целовался ещё толком ни с кем.
Дэвид всё чаще заводил с нами разговор, что по мере роста популярности нас неизбежно будут терроризировать вопросами о девушках и что нам нужно уже сейчас разработать стратегию поведения и ответов на этот случай. Том, кажется, не мог уже дождаться того исторического момента, когда сможет на всю страну заявить о своих победах, а я только смущался, хмурился или просто огрызался в ответ, что я пришел сюда музыку делать, а не…
Однажды Дэвид попробовал поговорить со мной на эту тему наедине. Помню, он тогда как-то странно на меня смотрел и задавал не менее странные вопросы:
— А тебе вообще-то девушки нравятся?
— Ну конечно нравятся! — не раздумывая, выпалил я, и ничуть не слукавил: среди них и в самом деле бывают весьма привлекательные, достойные подражания экземпляры. Вот и идею своей теперешней причёски я, если честно, позаимствовал у одной девушки в аэропорту. Хотя Дэйв, разумеется, имел в виду совсем другое. Но что я мог ему ответить? Я ведь действительно тогда искренне считал, что просто ещё не встретил «свою девушку».
Хотя на парней я засматривался гораздо чаще. Но не видел в этом ничего зазорного: это ведь вполне естественно — оценивать себе подобных и сравнивать себя с ними. Именно так я и объяснял себе это, когда мой взгляд с интересом останавливался на каком-нибудь симпатичном мальчике. Но по-настоящему меня до сих пор так никто и не привлекал: ни среди девушек, ни среди парней.
Впрочем, вру: меня уже давно с необъяснимой силой влекло к Дэйву. Просто до сегодняшнего дня я не осознавал, что и как именно.
Видно, все эти вечные издёвки и подколки одноклассников так достали меня, что я даже самому себе боялся признаться, что так оно и есть — я гей.
Уж не знаю, до чего они тогда договорились, но Нуо с тех пор больше нигде поблизости не появлялся. А Дэвид стал каким-то уж слишком задумчивым и растерянным. Как будто гложет его что-то, и он не знает, что с этим делать. Неужели этот подонок его теперь действительно шантажирует?
Меня же одолели странные сны. Мне каждую ночь снился Дэвид. И я. На коленях. Перед ним. Как Патрик. Я был ошеломлён, напуган. И сгорал от дикого желания. Дэвид стал для меня наваждением. Вся моя креативность свелась до изобретения различных уловок, чтобы добиться хотя бы мимолётного телесного контакта с ним: я постоянно норовил как бы случайно прикоснуться к нему; просил его помочь застегнуть мне что-нибудь из побрякушек; когда спрашивал время, тут же хватал его за руку, чтобы самому посмотреть на его часах. После концерта, пользуясь тем, что смертельно устал, я просто нахально вешался ему на шею, чтобы он помог мне дойти до номера.
Однажды, когда он слишком долго возился с застёжкой на моей шее, то и дело перебирая мне непослушные волосы и легонько касаясь кожи подушечками пальцев, у меня натурально встал. Не знаю, заметил ли он. Скорее всего, да. Потому что именно с тех пор он стал всячески избегать подобных просьб с моей стороны.
Тем временем мы всё громче заявляли о себе на сцене. По мере роста популярности нами всё больше интересовалась пресса. Поползли слухи, что я — гей.
Однажды Дэйв явился в студию злой как чёрт и с порога, вместо приветствия, бросил нам:
— Готовьтесь, завтра идём в стриптиз-клуб!
— Йо!!! — радостно завопил Том.
— Зачем? — нервно сглотнул я.
— Будем доказывать, что ты — не гей.
— Как? — у меня просто сердце упало. В первый миг я от неожиданности на полном серьёзе подумал, что мне там действительно придётся доказывать «это».
— А вот так! — рявкнул Дэйв. — Будешь глазеть на голых девок и всем своим видом демонстрировать, до чего же тебе это нравится. Журналистам я уже информацию подбросил, так что будь добр, постарайся сделать личико порадостней.
— Дэйв…
— Ну что, Билл? Думаешь, мне самому это не противно? Но так надо! Я вчера получил указание, сам понимаешь, от кого.
Дэвид посмотрел на меня с таким выражением, что я лишь обречённо кивнул и весь последующий день морально готовился к этому событию.
VIP-зал. Вспышки фотообъективов. Море алкоголя. И толпы голых силиконовых блондинок, от которых уже рябит в глазах.
«Добро пожаловать во взрослую жизнь, Билл!» — горько улыбаюсь своему отражению в зеркалах.
Дэвид ободряюще похлопывает меня по плечу. Рассаживает нас так, чтобы меня лучше всех было видно фотографам. Сам садится напротив меня. Я тут же нахожу в этом своё спасение и смотрю только на него. Эта затея больше не кажется мне такой уж мерзкой.
— Эй? — острый локоть Тома больно впивается мне под рёбра. — С тобой всё о'кей?
— Да!
— Тогда не пялься так откровенно на Йоста — здесь пресса!
«Чёрт, неужели это так заметно?!»
Я растерянно моргаю, но оторваться от Дэвида выше моих сил.
— Да что с тобой?! Здесь столько классных тёлок, а ты весь вечер глаз не сводишь с Йоста! Неужели даже в таком месте ты не можешь и шагу ступить, не получив от него предварительно добро?
Я вздыхаю с облегчением: «Хоть Том и заметил мой чрезмерный интерес к Дэйву, но истолковал его по-своему. Но надо бы всё-таки быть поосторожнее, иначе действительно проблем потом не оберёшься».
Остаток вечера я уже вообще ни на кого не смотрел. Просто забился в самый дальний угол и старательно напивался.
Моё наваждение стремительно набирало обороты, и очень скоро я со всей очевидностью осознал, что… влюбился без памяти. В мужчину. Своего продюсера. Вдвое старшего меня.
В итоге, к моим снам прибавилась ещё одна проблема. Я никак не мог понять, как же Дэйв ко мне относится. С одной стороны, он иногда так на меня смотрит (хотя я, наверное, просто выдаю желаемое за действительное), но с другой… он никак не реагирует на меня и мои уловки привлечь его внимание.
Месяца через два я понял, что если ничего не предприму, то просто сойду с ума.
В конце концов, я решился на отчаянный шаг — поговорить с Дэвидом начистоту. Хуже всё равно уже не будет.
Улучив момент, когда мы остались одни, я набираюсь храбрости и подхожу к нему:
— Дэйв, мне нужно с тобой поговорить. Хочу спросить тебя кое-что.
От этих слов он сразу напрягся — явно почувствовал, что спрашивать буду что-то серьёзное: я ведь никогда не начинаю так уклончиво, а просто задаю вопрос напрямик.
Вздохнув, Дэвид присаживается и кивает мне на стул напротив себя.
— Так что ты хотел спросить?
Я тут же бросаюсь в омут с головой:
— Дэйв, а ты окончательно порвал с Патриком?
Дэвид вздрагивает и прикрывает глаза:
— Откуда ты знаешь… про нас?
— Извини… я просто был тогда в студии… в ту пятницу… когда вы… — Я мучительно пытаюсь подобрать подходящее слово. — Разговаривали…
Чувствую, как у меня подло начинают пылать щёки.
— Подглядывал, значит, да?
— Дэйв… я не хотел… я не специально, честно… просто так вышло… я… вернулся, чтобы плеер забрать… а когда увидел, не смог заставить себя уйти… это было… так классно, Дэвид…
— Билл, уйди, пожалуйста!
Но я, сбиваясь, начинаю скороговоркой тараторить, пока он опять не оборвал меня:
— Дэйв, ты извини, конечно, если я лезу не в своё дело… просто… за эти два месяца со мной такое произошло… это пожирает меня изнутри… я просто чувствую, что если ни с кем не поговорю об этом, то просто сойду с ума… со мной впервые такое… раньше я всегда мог обсудить с Томом всё, что меня волнует… а сейчас странно как-то… даже с ним не могу, как будто сдерживает что-то… откуда-то возник страх, что даже он не поймёт… Ты — единственный, с кем я могу поговорить об этом, понимаешь? Ты же сам говорил, что мы можем обращаться к тебе с любыми вопросами и проблемами. Ну, говорил ведь, да?! — от отчаяния я уже срываюсь на крик.
Дэвид, бледный и растерянный, потирает виски и избегает моего взгляда.
— Да, Билли, и это, конечно же, остаётся в силе. Просто… чёрт, Билл, ты меня буквально огорошил этой своей откровенной непосредственностью!
Некоторое время мы сидим молча, избегая смотреть друг другу в глаза. Наконец Дэвид нарушает эту невыносимую тишину:
— Другими словами, глядя на меня с Патриком, ты вдруг понял, что тебе нравятся мальчики, так?
— Нет, не так. — Я зажмуриваю глаза от осознания собственной смелости и выпаливаю на одном дыхании: — Я понял, что мне нравишься ты, Дэйв!
Я чувствую, мои уши горят уже так, что впору начинать опасаться, как бы огонь не перекинулся на причёску.
Дэйв сидит явно в шоке, сгорбившись и обхватив голову руками. Молчит.
Я понимаю, что после моего признания мне уже терять нечего, а другого шанса может и не быть. Осторожно подхожу к Дэвиду, опускаюсь на пол рядом с ним. Он вздрагивает, когда я кладу ему руки на колени:
— Билл, что ты делаешь?
Я игнорирую его вопрос и спрашиваю сам:
— Дэйв, я тебе нравлюсь?
— Прекрати!
Теперь уже молчу я. Я уже вообще не соображаю, что со мной. Мои руки осторожно начинают ползти вверх по его бёдрам. Дэвид наконец-то выходит из оцепенения, резко встаёт и, грубо схватив меня за запястья, поднимает и меня на ноги.
— Значит, я тебе ну совсем не нравлюсь?
— Нравишься, Билли, очень даже нравишься.
— Тогда в чём дело?
— Билл, я не сплю с детьми! Принципиально.
— Да засунь ты себе эти принципы знаешь куда? — слёзы застилают мне глаза, я срываюсь с места и выбегаю.
Уже в коридоре слышу вдогонку:
— Билл, постой! Дай мне объяснить…
«Да что тут объяснять?! Я его просто не интересую, он стопудово тогда помирился с Патриком — вон, на мой прямой вопрос он так и не ответил».
Всё последующее утро мы практически не разговариваем. Когда после многочисленных безуспешных попыток записать песню так и не удаётся, Дэйв решительно поднимается с места.
— Билл, так не пойдёт. Нам нужно поговорить.
Я покорно киваю, и мы выходим к нему в кабинет.
Дэвид сначала заваривает кофе, достаёт сигареты — разговор явно намечается серьёзный — и, вздохнув, приступает к своему неспешному, хорошо продуманному монологу.
— Билл, тебе едва исполнилось шестнадцать. Психологически ты — уж не обижайся, пожалуйста, — ещё совсем ребёнок.
Ты не думай, я ведь прекрасно понимаю тебя: тебе кажется, что в твоём возрасте все уже занимаются «этим», один Том чего стоит. Но… между тем, что делает Том, и чего ты с таким завидным упорством добиваешься от меня, есть существенная разница. Ты, конечно же, понимаешь, о чём я?
Да ещё и в каждом интервью один и тот же вопрос. Я же вижу, как это тебя напрягает, как ты сам уже начинаешь думать, что с тобой что-то не в порядке. Конечно, всё это тебя уже достало. Но, положа руку на сердце, ты готов уже к этому? Вот прямо сейчас? Ты хочешь именно этого или, скорее, доказать что-то кому-то и прежде всего себе?
Знаешь, Билли, этот наш шоу-бизнес — такая дерьмовая штука, жёсткая и даже жестокая. Я, если честно, уже так устал от всего этого. Я ведь уже нагулялся в своей жизни, теперь хотелось бы наконец остановиться, отдышаться.
Ты, наверное, думаешь: раз не спит — значит, не хочет; раз не хочет — значит, не любит? Это не так. Если бы я хотел просто переспать с тобой, я бы уже давно это сделал, поверь.
Ты очень много значишь для меня, Билли. Патрик, в общем-то, был прав тогда: ты мне с самого начала очень понравился. Вот есть у меня такое предчувствие, что у нас с тобой всё могло бы получиться. Ты — как отдушина для меня, такой чистый невинный мальчик. Я просто отдыхаю душой рядом с тобой. Хотелось бы по возможности уберечь тебя от тех ошибок, что в своё время наделал я. Поэтому и вызвался с самого начала курировать вас.
Я очень признателен тебе за то, что ты сделал первый шаг. Честно говоря, я день и ночь только о том и думал, как бы открыться тебе, но так и не смог решиться — из дикого страха сделать что-нибудь не так и всё испортить.
Билли, я сам буду очень счастлив, когда это у нас произойдёт. Только давай пока не будем с этим спешить, о'кей? Очень не хотелось бы что-нибудь поломать между нами минутным необдуманным порывом. Я пойму, когда ты действительно будешь готов.
Всё это время я сижу, офигевший от «гуманности» Дэйва, не в силах сказать ни слова: ну надо же, сам трахается, с кем ни попадя, а я должен ждать ещё невесть сколько?!
Я уже весь пылаю от отчаяния, злости и стыда. Ну да, любит он, хочет. Если любят и хотят, ведут себя соответственно! Видит просто, что запись срывается, вот и кормит меня обещаниями, а сам, небось, дождаться не может очередной встречи с этим швейцарским пидором.
А я, дурак, надеялся, иллюзий себе понастроил, открылся.
— Хорошо, тогда я найду кого-нибудь менее щепетильного. Только не пугайся потом сюрпризов в утренних газетах.
— Билл!
— Да пошёл ты!
Ненавижу!
— Дэйв, я больше не могу! Зачем ты меня так мучаешь?! Ты же видишь, как я хочу тебя!
— Если действительно хочешь — дождёшься!
— Дэвид, сегодня… — я перехожу на шёпот. — Я оставлю дверь номера открытой. Я буду ждать тебя.
Я ждал всю ночь. Содрогался от малейшего шороха в коридоре. Я прекрасно знал, что Дэвид тоже не спит: его номер выходил на ту же сторону, что и мой, и с балкона мне хорошо было видно, что у него целую ночь горел свет. И он точно так же, как и я, регулярно выходил на балкон курить. Но ко мне он, конечно же, так и не пришёл. Сволочь! Ненавижу!
На рассвете я наконец закрыл дверь, поставил будильник на восемь и, упав в кровать, забылся на пару часов неспокойным сном.
Проснувшись, я решил не выходить из номера. Вообще. Всё равно будет по-моему — я таки заставлю его прийти ко мне. Хотя бы так. У меня тоже есть свои принципы.
Из тяжёлого раздумья меня вывел настойчивый стук в дверь. Том. Но даже ему я не открыл.
— Билл, хорош дрыхнуть! Уже половина девятого, все уже позавтракали, одного тебя ждём. Ведь через полчаса выезжаем!
— …
— Билл, лучше тебе спуститься сейчас же: Йост с самого утра какой-то чересчур злой сегодня, ведь попадёшь под горячую руку!
— …
— Ну, как знаешь, я тебя предупредил!
Слышу удаляющиеся шаркающие шаги Тома и брошенное им в сердцах «Достал уже!».
Минут через пять ко мне наконец снисходит Дэвид собственной персоной. Сильно так кулаком в дверь и одновременно остервенело дёргает за ручку.
— Ты ещё принципами, принципами постучи — может, поможет! — огрызаюсь я в ответ.
— Билл, твою мать!
«А не отца?» — язвлю я опять, но на этот раз уже мысленно — не хочу уж слишком зарываться. Но дверь так и не открываю, теперь уже не из упёртости, а из банального страха: на такой поворот я не рассчитывал — я почему-то свято был уверен, что Дэйв будет извиняться за вчерашнее и слёзно упрашивать меня выйти.
Стук затихает. Дэвид уходит.
Шайссе, вот это да! Что же делать? Уступать не хочется, а неповиновение грозит последствиями.
Через минуту раздаётся какой-то подозрительный щелчок, и прежде, чем я успеваю сообразить, что происходит, дверь распахивается, и в комнату врывается Дэвид.
Так вот куда он бегал — на ресепшн за запасным ключом.
Серое окаменевшее лицо, под красными глазами тёмные круги (проклятье, неужели я выгляжу так же?!), бледные от гнева губы сжаты в одну тонкую полоску.
«Всё, я попал!»
— У тебя ровно пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок и спуститься вниз!
От его ледяного голоса у меня волосы сами укладываются в мою фирменную причёску.
Дэвид поворачивается и молча уходит.
Едва переступив порог ванной, я понимаю, что, по сравнению со мной, Дэйв — просто огурчик и вообще красавчик.
Ну и пусть! На макияж нет ни времени, ни желания. Очки тоже не надеваю — пусть видит, во что он меня превратил!
От одной мысли о еде меня начинает тошнить, поэтому я просто быстро одеваюсь, собираю вещи и спускаюсь вниз.
В лобби на меня оглядываются все. В принципе, я уже привык к повышенному вниманию, где бы я ни появился, но сегодня я понимаю, что на этот раз причина не столько в том, что они видят живого Билла Каулица, сколько в том, в каком именно виде они его видят. Дэвид тут же начинает орать на зевак, решивших запечатлеть уникальные кадры. В конечном итоге под разнос попадают все, кроме… меня.
В гробовой тишине садимся в автобус. Том осторожно трогает меня за рукав куртки и спрашивает тихонько:
— Билл, что происходит между тобой и Йостом?
— Ничего, в том-то и дело, что ничего! — бросаю я в ответ зло и нарочито громко — чтоб он тоже услышал.
Том матерится вполголоса и идёт ставить какой-то дурацкий боевик. Все собираются на передних сидениях, чтоб получше видеть-слышать.
Я же демонстративно забираюсь на самое заднее, включаю плеер и закрываю глаза. Автобус трогается с места.
Чувствую на своей руке тёплую ладонь.
— Том, оставь меня, пожалуйста, в покое!
Брат только сильнее сжимает мне пальцы, и до меня доходит, что это вовсе не его рука — просто подумал на Тома, потому что только у него есть привычка успокаивать меня таким образом. Я открываю глаза. Дэвид, не выпуская мою руку, садится рядом и легонько обнимает меня за плечи.
Господи, ещё час назад я бы, наверное, умер от счастья, но сейчас… Сейчас, в принципе, тоже, если бы не догадывался об истинной причине такого внезапного приступа нежности.
«Вот сволочь! Понимает, что у нас через пару часов важное интервью на "VIVA", а меня в таком виде в эфир выпускать нельзя, вот и решил придобриться».
Я собираю остатки воли и сбрасываю его руку. Он тут же возвращает её на прежнее место и снимает с меня наушники.
— Билли, прости меня, пожалуйста. Давай поговорим.
— Не о чем нам говорить. Ты уже всё сказал этой ночью.
— Билли, малыш, — тихонечко шепчет мне Дэвид у самого уха, коварно положив мне подбородок на плечо. — Не сердись на меня, пожалуйста, я сам на себя зол. Я дурак, я знаю. Я тоже всю ночь не спал, если тебе от этого станет легче.
— Я знаю, — проклятая сентиментальность — у меня уже дрожит голос.
А Дэвид продолжает уже жаркой скороговоркой, с придыханием:
— И я тоже тебя всю ночь хотел, и сейчас дико хочу.
От желания у меня уже всё плывёт перед глазами. Как в бреду, начинаю судорожно перебирать его пальцы, ища в них опоры.
«Дэвид, что ты со мной делаешь?! Ты пользуешься подлыми методами, и всё это только ради этого грёбаного интервью!»
Ну, раз ты так… Я на миг выдёргиваю свои пальцы и тут же накрываю его ладонь своей. Наши пальцы опять переплетены, но теперь инициатива уже в моей руке. Не дав Дэвиду опомниться, я кладу его же руку ему на ширинку.
«Чё-е-е-рт, а ведь не обманывает!» — даже сквозь его ладонь я чувствую, как у него стоит. Я начинаю легонько поглаживать его его же рукой.
— Би-и-и-лли, — тихий сдавленный стон прямо мне в ухо. Дэйв тут же больно прикусывает мне мочку, когда я начинаю массировать его всё сильнее и увереннее уже своей рукой. А мне и сладко так, и страшно.
Дэвид подтягивает меня к себе. Я забираюсь с ногами на сиденье, ложусь на спину, кладу ему голову на пах и начинаю нетерпеливо тереться об него головой. Мои узкие джинсы, явно не рассчитанные на эксплуатацию в таких экстремальных условиях, сейчас готовы буквально треснуть по швам. Дэйв понимает. Его правая рука быстро скользит у меня по груди, жадно мнёт мой живот, а потом нетерпеливо расстёгивает мне ремень и молнию и… уверенно пробирается внутрь.
Из моего горла вырывается не то стон, не то всхлип.
— Тихо, тихо, — шикает он на меня и тут же властно затыкает мне рот свободной рукой. Я захлёбываюсь собственным криком: умелая рука Дэвида уже вовсю хозяйничает у меня в боксёрах. Я только и могу, что мотать в исступлении головой из стороны в сторону, а Дэвид, продолжая зажимать мне рот, одновременно всё сильнее вжимает мою голову себе в пах и всё быстрее трётся им об неё.
Я не выдерживаю и чувствую, как меня обжигает влажным. Дэйв тут же грубо проталкивает мне в рот пальцы, и я самозабвенно впиваюсь в них, стараясь подавить крик.
Всё, последний толчок. Я в изнеможении откидываю голову Дэйву на колени, закрываю глаза, замираю. Сердце стучит так, что, кажется, у меня сейчас барабанные перепонки полопаются. Тут же чувствую, как Дэвид осторожно вытирает меня бумажной салфеткой.
«Ну откуда у него столько самообладания, чтобы думать сейчас об этом?!»
Тут до меня доходит, что под «самообладанием» здесь в первую очередь следовало бы вспомнить совсем другое. Ведь Дэйв так и не… Или я просто не заметил?
Чуть отдышавшись, я поднимаюсь и смотрю на него сверху вниз: так и есть — у него всё ещё стоит.
— Дэйв…
«Чёрт, до чего же у меня хриплый голос…»
А ноги сами опускаются на колени. Я решительно тянусь к пряжке его ремня, но меня тут же останавливают его властные руки.
— Билл, не надо! — повелительный окрик-шёпот.
И одновременно с этими словами Дэйв за запястья поднимает меня на ноги, как тогда, и усаживает рядом с собой.
«Ну почему, Дэвид?!» — хочется закричать мне.
Дэвид шумно сглатывает, закрывает глаза, тяжело дышит. Его руки всё так же продолжают стискивать мои запястья. Мне остаётся только молча наблюдать, как он постепенно успокаивается.
Изнурённые бессонной ночью, нервами и затеянным только что безумством, мы очень скоро вырубились и проспали, обнявшись, часа три. Сам себе удивляюсь: при обычных условиях я бы спал до последнего, пока меня бы насильно не вынесли из автобуса. А тут где-то за полчаса до прибытия я проснулся сам! Наверное, подсознательно просто не хотел терять это время на сон.
Больше всего я боялся, что Дэвид, когда проснётся, «протрезвеет» и сделает вид, что ничего не было, — это было бы вполне в его духе.
Не в силах больше мучиться неизвестностью, я осмелел и начал осторожно приставать к нему: легонько прошёлся пальцами по его волосам, поцеловал вспотевший висок, потёрся головой об его шею. И вздрогнул всем телом, когда он, не открывая глаз, ответил на игру и запустил руку мне под футболку. Его сухие горячие пальцы принялись осторожно дразнить мои соски. На меня тут же по новой стремительно начало накатывать возбуждение.
Дэвид, наверное, почувствовал это, убрал руку, вызвав у меня тем самым вздох разочарования, открыл наконец глаза и чмокнул меня в подбородок.
Я был настолько ошеломлён разительными переменами, произошедшими в нём за эти несколько часов, что даже не возмущался внезапным прекращением ласк. Дэвид, кажется, даже помолодел: лицо разгладилось, глаза буквально лучились светом, а вечно поджатые губы растягивались в еле сдерживаемой улыбке.
— Ты — чудо, Билли, — шепнул он мне на ухо.
Я почувствовал, что у меня кружится голова.
Уже совсем не контролируя себя, я начинаю требовательно тереться своим бедром о его. Конечно, он тут же пресекает это:
— Билли, прекрати! Я ведь не железный.
— Но почему?! — я даже не пытаюсь скрыть обиду в своём голосе.
В ответ он просто прикладывает мне палец к губам, который я тут же, не желая вот так просто сдаваться, беру в рот и начинаю с упоением посасывать. Дэвид прикрывает глаза и несколько секунд явно наслаждается этим, после чего нагло выдёргивает моё лакомство изо рта. Кто бы сомневался?
В виде извинения он обнимает меня и шепчет, подразнивая мочку моего уха едва ощутимыми касаниями губ:
— Ты просто прелесть! Обожаю тебя!
Я, конечно же, покупаюсь на это, губы сами расползаются в счастливой улыбке. А он улыбается мне одними глазами и не отводит от меня взгляда. Я, от переизбытка чувств и ощущений, только и могу, что простонать:
— Дэ-э-э-вид…
Остаток дороги мы проводим в объятиях и молчании, просто наслаждаясь близостью друг друга.
У выхода из автобуса на меня ошарашенно пялится Том.
— Дэйв, не поделишься со мной своими чудо-экспресс-методами приведения его в чувство?
— Я бы, конечно, сказал тебе, Томми, но, боюсь, тебе они не пригодятся, — Дэвид заговорщически подмигивает мне.
Мы смеёмся и, перепрыгивая через ступеньку, поднимаемся наперегонки в телестудию, оставив моего озадаченного близнеца далеко позади.
За пять минут до начала интервью, раздав последние ЦУ, Дэйв обращается напоследок ко мне:
— Билл, выйдем на минутку, мне нужно кое-что сказать тебе.
Ребята вопросительно косятся на нас, мол, что это ещё за секреты у вас появились? Мы молча выходим. Дэвид тут же заталкивает меня в какое-то пустое помещение рядом с нашей гримёркой, закрывает дверь на защёлку и, крепко прижав меня к стене, начинает жадно целовать. Грубо, взасос, с языком. От неожиданности и шока я просто стою, как истукан, не в силах ни пошевелиться, ни, тем более, ответить на поцелуй: у меня это вообще впервые в жизни, так откровенно и по-взрослому.
— Дэйв, это аванс? — бравадой я пытаюсь скрыть своё потрясение. Пристально смотрю ему в глаза. Вижу, что он прекрасно понимает, о чём я.
— Нет, это поцелуй. А теперь иди, малыш! Удачи тебе!
Уже в дверях меня догоняет его едва слышное «Я люблю тебя, Билли…». Кажется, от переизбытка эмоций у меня начались слуховые галлюцинации.
На протяжении всей передачи я сижу, окончательно ошалевший от свалившегося на меня счастья, и пытаюсь прийти в себя. Хорошо, что Том взял на себя весь удар — мне, по сути, и говорить-то ничего не надо было, достаточно было просто улыбаться в камеру. А уж это-то, после всего случившегося, у меня получалось само собой.
После интервью ко мне тут же подходит Дэвид:
— Ты был на высоте, мальчик. Запись вышла что надо! Я тобой очень доволен.
— Я же… и не говорил почти ничего.
— А так даже лучше: излучающий счастье и загадочно улыбающийся молчаливый Билл Каулитц — украшение любой программы, — ухмыляется Дэйв.
— Выходит, я заслужил награду? — спрашиваю нахально я и тут же чуть слышно добавляю пересохшими губами: — Ты ведь придёшь ко мне сегодня, да?
Затаив дыхание, я жду его ответ. Если он и сейчас скажет «нет», я просто тихо сползу по стенке на пол и разрыдаюсь тут же на глазах у всех: ведь это будет означать, что всё случившееся в автобусе — и после — было просто хорошо разыгранным спектаклем с целью вернуть меня в товарный вид для предстоящего интервью.
Дэйв, видно, понимает это — смотрит на меня так серьёзно и, утвердительно кивнув в ответ, быстрым шагом выходит из гримёрки.
В номере в ожидании Дэвида я ловлю себя на странных ощущениях. С одной стороны, мне так сладко-приятно вспоминать все эти невероятные события сегодняшнего дня: Дэвид, с силой затыкающий мне рот в автобусе; его такой требовательный поцелуй перед интервью и многообещающий кивок после…
Но с другой… На меня вдруг нахлынуло столько страхов и опасений: его грубость и необузданность — это такой контраст к его обычной повседневной сдержанности и деловитости. Почему-то это меня даже немного пугает, и я… теряюсь. Таким я его не знаю, соответственно, не знаю, чего от него можно ждать и как реагировать.
И когда наконец раздаётся негромкий уверенный стук в дверь, мне кажется, что волнение вмиг полностью вытеснило возбуждение. Сердце дико колотится и буквально выпрыгивает из груди.
Едва переступив порог комнаты, Дэвид — уже в полной «боевой готовности» — тут же тянется ко мне, а я — сам не знаю, почему — невольно отступаю на шаг назад.
— Ну что ж ты, Билли, сразу на попятную? Теперь уже поздно, — в затуманенных желанием глазах Дэвида играют насмешливые искорки.
От смущения я вмиг заливаюсь краской и стою, не в состоянии пошевелиться. От опытного глаза Дэвида это, конечно же, не укрывается — он уже откровенно ухмыляется.
«Scheisse! Ну почему я всё время веду себя так по-дурацки? Ведь сколько я об этом мечтал, сколько раз представлял себе в мельчайших деталях, что скажу и сделаю, когда дело наконец дойдёт до этого. И вот…»
Дэвид тем временем уже обнимает меня, осторожно, словно боясь спугнуть. И начинает медленно и бережно целовать: одними губами, едва касаясь ими моих.
Я чуть-чуть отстраняюсь. На лице Дэвида тут же проступает неприкрытое удивление:
— Что-нибудь не так, Билли?
— Дэйв… поцелуй, как сегодня… перед интервью…
— Неужто так понравилось? — Дэвид смотрит на меня с интересом и явно польщённо.
Я быстро киваю и облизываю губы.
— А не испугаешься? — опять эта ехидная ухмылка — похоже, его страшно забавляет смущать меня. — Я же видел, в какой ступор поверг тебя этот мой первый «взрослый» поцелуй.
От стыда я уже вообще не знаю, куда девать глаза: это ж надо было так опозориться?! Я тут же начинаю сбивчиво оправдываться:
— Да, я не умею… никогда ещё не целовался… так… Но… это ведь не так уж сложно, правда? Ты ведь меня научишь, да?
— Билли, ну что ты? — у Дэйва, кажется, начинает просыпаться совесть. — Я же не в упрёк тебе это сказал. Мне, наоборот, очень приятно, что я у тебя первый, даже в плане поцелуев.
Дэвид ободряюще подмигивает мне и тут же сгребает меня в охапку, с силой притягивает за ягодицы к себе, так что я по инерции сразу чуть прогибаюсь назад, а он только ещё крепче прижимает меня, давая в полной мере ощутить, как у него стоит. И сразу же впивается мне в губы, требовательно, грубо — точь-в-точь, как я хотел. Его язык, мгновенно преодолев моё слабое сопротивление, тут же начинает вовсю хозяйничать у меня во рту. Я наконец выхожу из ступора и начинаю несмело отвечать ему. Дэйву это только добавляет азарта — ему явно нравится подавлять меня. Чувствую, что он уже возбуждён до предела. Наконец Дэвид разрывает поцелуй, сбито дышит и подталкивает меня к кровати, на ходу стаскивая с меня футболку.
У меня подкашиваются ноги. Я падаю на спину поперёк кровати, а Дэвид всей тяжестью наваливается на меня, нетерпеливо раздвигает мне ноги своими и начинает осыпать меня грубыми поцелуями, больше похожими на укусы. Я буквально на грани обморока: столько об этом мечтал, с ума сходил, а вот теперь… мне вдруг становится очень страшно. Я начинаю дрожать. От Дэйва это, разумеется, не ускользает: он тут же приостанавливает свои грубые ласки, хрипло шепчет мне на ухо «Не бойся» и начинает успокаивающе гладить меня по голове. А я уже готов разреветься: от страха, от стыда, от того, что всё делаю не так. И от злости на самого себя и на него, что он, как всегда, оказался прав: неужели я действительно не готов к этому, и это так заметно?
— Билли, ну что ты? Я тебя напугал?
Я только и могу, что слабо мотать головой из стороны в сторону, прикрыв глаза, чтобы он не заметил слёз.
Дэвид шумно дышит и слезает с меня со словами: «Извини… Мне очень… тяжело… сдерживаться… с тобой…»
«Ну вот и всё. Да он сейчас просто посмеётся надо мной, развернётся и уйдёт! И будет прав!»
Я поднимаюсь вслед за ним, чтобы остановить, но он тут же лёгким толчком отправляет меня назад: «Лежи!» Сам же опускается на колени, нетерпеливо расстёгивает мне джинсы и стягивает их одним рывком вместе с боксёрами. Руки жадно поглаживают мои выпирающие тазовые косточки. Я ощущаю его влажный горячий язык на звезде и не могу сдержать протяжного стона, когда он берёт меня в рот.
Стоило ему провести пару раз языком и заглотнуть меня поглубже, как я сразу кончаю ему в рот, от чего ощущение неловкости тут же пересиливает во мне удовольствие от оргазма. Дэйв как ни в чём не бывало с упоением глотает, а я, едва придя в себя, не нахожу ничего более умного, чем брякнуть:
— Дэйв… извини… Я… не хотел…
Дэвид уже еле сдерживает смех и начинает подкалывать:
— То есть как это «не хотел»? А мне показалось, совсем наоборот, — подмигивает мне.
«Ну почему, почему всё сегодня наперекосяк?! Столько раз так облажаться!»
Я хочу хотя бы как-то реабилитироваться.
— А теперь — я. Можно? — спрашиваю робко: после череды сегодняшних конфузов я уже жутко неуверен в себе.
Дэвид смотрит на меня очень серьёзно и внимательно:
— А ты действительно этого хочешь?
— Да! — выкрикиваю я и тут же добавляю чуть слышно: — Только я… не умею…
Дэйв бережно берёт в руки моё лицо, выразительно так смотрит мне в глаза и в свойственной ему одному манере подбадривает меня:
— Знаешь, если б оказалось, что ты уже умеешь, меня бы это… хм… несколько разочаровало.
Повисшее напряжение разряжается, мы оба, как по команде, смеёмся. Дэйв обнимает меня и, нежно поглаживая по спине, шепчет: «Всё о'кей, малыш, не переживай — сам видишь, как дико заводит меня твоя неопытность».
Я осторожно выскальзываю из его объятий, опускаюсь на колени. Мысленно восхищаюсь, как он может столько держаться, да ещё и шутить при этом. Дрожащими руками я расстёгиваю пряжку его ремня. Дэвид запускает пальцы мне в волосы, начинает теребить их всё более требовательно и властно подталкивает мою голову к своему паху — он опять уже больше не контролирует себя.
Мне так хочется, чтобы ему понравилось. Хотя нет… это уже не важно — мне просто хочется.
Вижу, что Дэйв уже на грани. Осторожно, пробуя на вкус и ощущение, я беру в рот его влажную от смазки головку. Он тут же настойчиво пытается протолкнуться глубже. Я очень хочу, стараюсь впустить его, но у меня ничего не получается — такое ощущение, что ещё чуть-чуть, и меня просто вырвет. Я сдаюсь и просто рефлекторно выталкиваю его.
Я уже, наверное, весь пунцовый, не знаю, куда себя деть, и чуть не плачу.
«Ну почему, почему???!!! Почему Дэйв может, Патрик может, а я — нет?!»
В горле немилосердно першит, я тяжело дышу и, уже не сдерживая слёз, бормочу:
— Дэйв, прости, пожалуйста, я… не могу… не получается…
Он вздыхает, явно разочарованно. Но тут же поднимает меня на ноги, прижимает к себе и начинает успокаивать:
— Милый, ну что ты. Это я виноват. Я был слишком нетерпелив и напорист.
Я вырываюсь из его объятий и опять опускаюсь на колени. Он слабо пытается отпихнуть меня, но я просто обнимаю его за ягодицы и начинаю самозабвенно лизать и сосать его член. Уж как получится. Пусть я не умею, как Патрик, но… я хочу и люблю его не меньше.
Дэвид сорвано дышит, стонет всё громче, судорожно рвёт на мне волосы и после очередного кругового движения моего языка кончает. Я от неожиданности тут же выпускаю его член изо рта, мне забрызгивает лицо. Дэйв, отдышавшись, подтягивает меня к себе, вылизывает меня и тут же жадно впивается мне в рот — я ещё чувствую на его языке его сперму.
— Билл, извини, но я просто очень хотел. — Дэйв верен себе — даже в такой момент не может удержаться, чтобы не подколоть меня. И добавляет, уже абсолютно серьёзным и очень нежным голосом:
— Ты — потрясающий любовник, Билли!
Грубо льстит, конечно, но оттого приятно не меньше.
Пейринг: Йост/Патрик, Йост/Билл.
Рейтинг: R.
Дисклеймер: не ставлю намеренно — очень надеюсь, что Йост лично явится ко мне разбираться
Посвящается klavir: спасибо за Москву, ночи в студии и «гейский» сыр
В помощь читателю — «карта местности» where the story begins:
POV Bill
В тот день Дэвид с самого утра был какой-то не такой: хмурый, взвинченный, он то и дело курил и нервно спорил вполголоса с кем-то по мобилке в коридоре. Таким нашего невозмутимого продюсера мне ещё видеть не доводилось. С моим-то гипертрофированным любопытством я не мог устоять против соблазна и принялся прохаживаться мимо него, стараясь уловить хотя бы что-то из его разговора. Но особо разжиться информацией мне не удалось: в основном говорил собеседник Дэйва, а сам он только слабо отбивался фразами типа:
— Нет… Теперь действительно всё… Да не о чем нам разговаривать! И приезжать тем более не стоит.
Когда я уже в который раз как бы случайно продефилировал мимо Дэвида, он подозрительно покосился в мою сторону и, понизив голос, поспешил удалиться.
Настроение продюсера очень быстро передалось всем нам, работа не клеилась. В результате он отменил репетицию, не объясняя причины:
— Хватит, ребята, на сегодня всё. Отправляйтесь-ка вы по домам.
У Дэйва определённо возникли какие-то крупные проблемы, делиться которыми с нами он явно не собирался.
***
Уже дома я вдруг заметил, что впопыхах забыл в студии свой плеер, с которым никогда не расставался. Впереди были выходные, так что мне не оставалось ничего иного, как смотаться за ним обратно.
Я отпер дверь — а надобно заметить, она у нас там на специальной пружине, из-за чего открывается и закрывается очень медленно и совершенно бесшумно — специально, чтобы снующий туда-сюда персонал не отвлекал во время работы — и уже хотел было включить свет, как вдруг смутно понял, что что-то здесь не так. Повинуясь неясному порыву, я застыл в дверном проёме, внимательно вслушиваясь и вглядываясь в студийный полумрак.
Глаза, быстро свыкшиеся с сумраком, выхватили силуэт. Дэвид стоял с чуть запрокинутой назад головой, опираясь на микшерский пульт и судорожно вцепившись в его края, и стонал. Хрипло, протяжно, не сдерживаясь.
«Нда, видно, дела у него действительно более чем хреново», — пронеслось у меня в голове.
Я уже готов был плюнуть на плеер и убраться поскорее: неудобно ведь получится, если он меня заметит — я сам ни за что не хотел бы, чтобы меня застали в таком плачевном состоянии, — но тут мой взгляд опустился ниже и…
«Ach du Scheisse! Похоже, ему ничуть не фигово, а очень даже наоборот», — мысленно присвистнул я, как только до меня дошло, что за действо разворачивается у меня прямо на глазах.
Нас уже давно донимал вопрос, с кем же спит наш любимый продюсер, но все попытки выведать это у него не увенчались успехом: при всей его открытости с нами и амплуа «своего парня» Дэвид постоянно уклонялся от темы, как только речь заходила об этом.
Сначала мы думали на эту белобрысую, приторно слащавую Нову, за которой среди многочисленных приятелей Дэйва стойко закрепилась кодовая кличка Фотомодель, — Дэвид неизменно появлялся с ней на всех тусовках.
— А почему, собственно, Фотомодель? — спросил однажды Том у подвыпившего Яна. — Она ведь телеведущая.
— Да потому, что она нужна Дэйву исключительно для совместного позирования на светских фото, — ухмыльнулся тот с плохо скрываемым злорадством. Раскрутить его на более внятный ответ нам так и не удалось.
Кстати, я был единственным в группе, кто верил, что у Дэвида никого нет. Сам не понимаю, почему: уж слишком наш Дэйв симпатичный, чтобы быть одиноким, но мне почему-то отчаянно хотелось, чтобы так оно было. Да и всё своё свободное время он проводил с нами — вряд ли какая-нибудь женщина терпела бы такое. Я — так точно нет!
Так что, разумеется, я не мог вот так вот запросто взять и уйти, не выведав, кто же это его так ублажает.
На меня разом нахлынула такая смесь: и потрясение от увиденного, и жуткое любопытство, и неловкость оттого, что подглядываю, и страх, что Дэвид в любой момент может меня заметить, и внезапная необъяснимая горечь от осознания того, что у него действительно кто-то есть. Я стоял, не в силах оторвать взгляд от Дэйва, и жадно наблюдал за происходящим.
С колен наконец-то поднимается Дэвидова девочка, и я с изумлением узнаю в «ней»… Патрика Нуо! До чего же противный тип! Нигде мне от него покоя нет. На общих тусовках он постоянно ошивается рядом с нами (ну, теперь понятно, из-за кого) и никогда не упускает случая побольнее задеть меня. Что я ему сделал? И как его только Дэйв терпит? Наверное, единственное спасение — просто заткнуть ему рот, как сейчас.
Дэвид деловито застёгивает ремень, смотрит куда-то в сторону и спрашивает сухо:
— Ну что, теперь ты доволен?
— Теперь — да! — Патрик, прикрыв глаза, медленно, как последние крохи изысканного лакомства, слизывает с губ белые капли. И выражение лица у него при этом такое блаженное, что я ловлю себя на дикой мысли: всё бы сейчас отдал, чтобы и самому это попробовать.
— Тогда уходи. Навсегда!
— Значит, и вправду втюрился в этого малолетку? Я для тебя уже слишком стар, да?
— Окончательно от ревности рехнулся?! Он ведь ребёнок совсем!
— Вот-вот! — Патрик выразительно смотрит в глаза Дэвиду. — Не забывай об этом, Дэйв: таким, как мы, в тюрьме приходится несладко.
— Я же сказал, у меня с ним ничего нет!
— Это ты журналистам в интервью рассказывать будешь.
— Ну почему ты не хочешь понять?! — уже начал закипать Дэвид. — Он, как и кто-либо другой, здесь абсолютно ни при чём. Просто между нами всё кончено. Давно уже кончено, и ты это прекрасно знаешь!
— Знаю. Я даже знаю, с какого именно момента: как только увидел его, да? Уже весь шоу-биз шушукается, что ты взялся за этот проект исключительно из-за него. А скоро вообще все открыто об этом заговорят. Думаешь, никто не понимает, почему ты всегда и везде рядом с ним?
Дэвид от бессилия, кажется, даже зубами заскрежетал.
— Они несовершеннолетние, поэтому нужно, чтобы кто-то их постоянно сопровождал, неужели так сложно понять?!
— Ага, ловкий ход, я оценил! Как говорится, если хочешь что-то хорошо спрятать, помести это на самом видном месте. Так и здесь: вместо того чтобы постоянно содрогаться от мысли, не нащёлкал ли кто чего, ты просто-напросто с самого начала приучил всех к тому, что ты — неотъемлемая часть свиты Билли Каулица. Теперь сенсацией станет не ваше совместное появление на людях, а наоборот — твоё отсутствие рядом с ним. Респект, Дэвид!
«Ach du Scheisse! — я наконец-то начинаю врубаться. — Так это он обо мне, что ли?!»
— Мне особо терять нечего — и так уже вся жизнь из-за тебя под откос пошла. Сделаю каминг-аут и признаюсь в наших с тобой отношениях. Как ты думаешь, позволят тебе после этого работать с этим несовершеннолетним токийским цветником? А могу вообще добавить, что ты меня бросил ради этого крашеного малолетнего блядёныша. Тогда и на твоей, и на его карьере можно будет поставить крест.
— Пат, ты не сделаешь этого! У тебя жена, ребёнок!
— А мне плевать! Мне нужен только ты, Дэйв! Я и женился-то только в отместку тебе, когда ты первый раз меня бросил. Думал, поможет отвлечься, стать нормальным, забыть тебя. Нет, не помогает ни хрена! Только хуже становится. Дэйв, ну почему всё так? Ну разве нам было плохо вместе?
— Нет, было хорошо. Как и сейчас, впрочем, тоже. Но в том-то и дело, что было. Патрик, это… ничего не меняет.
Мне безумно интересно дослушать, чем же всё это закончится, но я понимаю, что если не смоюсь сейчас, то они вот-вот застукают меня.
А ещё я чувствую, что мне срочно нужно в туалет: созерцание продюсерской забавы не на шутку возбудило меня.
***
Никто ещё не возбуждал меня сильнее. Да что там, если уж начистоту, то по-настоящему меня вообще ещё никто не возбуждал. Нет, мне, конечно же, не раз уже хотелось секса, но странно как-то, то есть хотелось секса как такового, но не хотелось никого конкретного. Том часто приносил какую-нибудь «крутую порнуху», как он это называл, да и сам не прочь был организовать реалити-порно в комнате по соседству, но меня всё это почему-то ничуть не заводило и даже не интересовало. Даже наоборот, мерзко как-то становилось от одного взгляда на всех тех грудастых силиконовых блондинок. Ничто мне в них не нравилось. Я искренне не мог понять, что же такого в них находит Том. Даже ощущал что-то наподобие комплекса неполноценности и всерьёз уже опасался, что у меня задержка развития: нам обоим шестнадцать, а у Тома уже было столько девушек, тогда как я даже и не целовался ещё толком ни с кем.
Дэвид всё чаще заводил с нами разговор, что по мере роста популярности нас неизбежно будут терроризировать вопросами о девушках и что нам нужно уже сейчас разработать стратегию поведения и ответов на этот случай. Том, кажется, не мог уже дождаться того исторического момента, когда сможет на всю страну заявить о своих победах, а я только смущался, хмурился или просто огрызался в ответ, что я пришел сюда музыку делать, а не…
Однажды Дэвид попробовал поговорить со мной на эту тему наедине. Помню, он тогда как-то странно на меня смотрел и задавал не менее странные вопросы:
— А тебе вообще-то девушки нравятся?
— Ну конечно нравятся! — не раздумывая, выпалил я, и ничуть не слукавил: среди них и в самом деле бывают весьма привлекательные, достойные подражания экземпляры. Вот и идею своей теперешней причёски я, если честно, позаимствовал у одной девушки в аэропорту. Хотя Дэйв, разумеется, имел в виду совсем другое. Но что я мог ему ответить? Я ведь действительно тогда искренне считал, что просто ещё не встретил «свою девушку».
Хотя на парней я засматривался гораздо чаще. Но не видел в этом ничего зазорного: это ведь вполне естественно — оценивать себе подобных и сравнивать себя с ними. Именно так я и объяснял себе это, когда мой взгляд с интересом останавливался на каком-нибудь симпатичном мальчике. Но по-настоящему меня до сих пор так никто и не привлекал: ни среди девушек, ни среди парней.
Впрочем, вру: меня уже давно с необъяснимой силой влекло к Дэйву. Просто до сегодняшнего дня я не осознавал, что и как именно.
Видно, все эти вечные издёвки и подколки одноклассников так достали меня, что я даже самому себе боялся признаться, что так оно и есть — я гей.
***
Уж не знаю, до чего они тогда договорились, но Нуо с тех пор больше нигде поблизости не появлялся. А Дэвид стал каким-то уж слишком задумчивым и растерянным. Как будто гложет его что-то, и он не знает, что с этим делать. Неужели этот подонок его теперь действительно шантажирует?
Меня же одолели странные сны. Мне каждую ночь снился Дэвид. И я. На коленях. Перед ним. Как Патрик. Я был ошеломлён, напуган. И сгорал от дикого желания. Дэвид стал для меня наваждением. Вся моя креативность свелась до изобретения различных уловок, чтобы добиться хотя бы мимолётного телесного контакта с ним: я постоянно норовил как бы случайно прикоснуться к нему; просил его помочь застегнуть мне что-нибудь из побрякушек; когда спрашивал время, тут же хватал его за руку, чтобы самому посмотреть на его часах. После концерта, пользуясь тем, что смертельно устал, я просто нахально вешался ему на шею, чтобы он помог мне дойти до номера.
Однажды, когда он слишком долго возился с застёжкой на моей шее, то и дело перебирая мне непослушные волосы и легонько касаясь кожи подушечками пальцев, у меня натурально встал. Не знаю, заметил ли он. Скорее всего, да. Потому что именно с тех пор он стал всячески избегать подобных просьб с моей стороны.
***
Тем временем мы всё громче заявляли о себе на сцене. По мере роста популярности нами всё больше интересовалась пресса. Поползли слухи, что я — гей.
Однажды Дэйв явился в студию злой как чёрт и с порога, вместо приветствия, бросил нам:
— Готовьтесь, завтра идём в стриптиз-клуб!
— Йо!!! — радостно завопил Том.
— Зачем? — нервно сглотнул я.
— Будем доказывать, что ты — не гей.
— Как? — у меня просто сердце упало. В первый миг я от неожиданности на полном серьёзе подумал, что мне там действительно придётся доказывать «это».
— А вот так! — рявкнул Дэйв. — Будешь глазеть на голых девок и всем своим видом демонстрировать, до чего же тебе это нравится. Журналистам я уже информацию подбросил, так что будь добр, постарайся сделать личико порадостней.
— Дэйв…
— Ну что, Билл? Думаешь, мне самому это не противно? Но так надо! Я вчера получил указание, сам понимаешь, от кого.
Дэвид посмотрел на меня с таким выражением, что я лишь обречённо кивнул и весь последующий день морально готовился к этому событию.
***
VIP-зал. Вспышки фотообъективов. Море алкоголя. И толпы голых силиконовых блондинок, от которых уже рябит в глазах.
«Добро пожаловать во взрослую жизнь, Билл!» — горько улыбаюсь своему отражению в зеркалах.
Дэвид ободряюще похлопывает меня по плечу. Рассаживает нас так, чтобы меня лучше всех было видно фотографам. Сам садится напротив меня. Я тут же нахожу в этом своё спасение и смотрю только на него. Эта затея больше не кажется мне такой уж мерзкой.
— Эй? — острый локоть Тома больно впивается мне под рёбра. — С тобой всё о'кей?
— Да!
— Тогда не пялься так откровенно на Йоста — здесь пресса!
«Чёрт, неужели это так заметно?!»
Я растерянно моргаю, но оторваться от Дэвида выше моих сил.
— Да что с тобой?! Здесь столько классных тёлок, а ты весь вечер глаз не сводишь с Йоста! Неужели даже в таком месте ты не можешь и шагу ступить, не получив от него предварительно добро?
Я вздыхаю с облегчением: «Хоть Том и заметил мой чрезмерный интерес к Дэйву, но истолковал его по-своему. Но надо бы всё-таки быть поосторожнее, иначе действительно проблем потом не оберёшься».
Остаток вечера я уже вообще ни на кого не смотрел. Просто забился в самый дальний угол и старательно напивался.
***
Моё наваждение стремительно набирало обороты, и очень скоро я со всей очевидностью осознал, что… влюбился без памяти. В мужчину. Своего продюсера. Вдвое старшего меня.
В итоге, к моим снам прибавилась ещё одна проблема. Я никак не мог понять, как же Дэйв ко мне относится. С одной стороны, он иногда так на меня смотрит (хотя я, наверное, просто выдаю желаемое за действительное), но с другой… он никак не реагирует на меня и мои уловки привлечь его внимание.
Месяца через два я понял, что если ничего не предприму, то просто сойду с ума.
В конце концов, я решился на отчаянный шаг — поговорить с Дэвидом начистоту. Хуже всё равно уже не будет.
Улучив момент, когда мы остались одни, я набираюсь храбрости и подхожу к нему:
— Дэйв, мне нужно с тобой поговорить. Хочу спросить тебя кое-что.
От этих слов он сразу напрягся — явно почувствовал, что спрашивать буду что-то серьёзное: я ведь никогда не начинаю так уклончиво, а просто задаю вопрос напрямик.
Вздохнув, Дэвид присаживается и кивает мне на стул напротив себя.
— Так что ты хотел спросить?
Я тут же бросаюсь в омут с головой:
— Дэйв, а ты окончательно порвал с Патриком?
Дэвид вздрагивает и прикрывает глаза:
— Откуда ты знаешь… про нас?
— Извини… я просто был тогда в студии… в ту пятницу… когда вы… — Я мучительно пытаюсь подобрать подходящее слово. — Разговаривали…
Чувствую, как у меня подло начинают пылать щёки.
— Подглядывал, значит, да?
— Дэйв… я не хотел… я не специально, честно… просто так вышло… я… вернулся, чтобы плеер забрать… а когда увидел, не смог заставить себя уйти… это было… так классно, Дэвид…
— Билл, уйди, пожалуйста!
Но я, сбиваясь, начинаю скороговоркой тараторить, пока он опять не оборвал меня:
— Дэйв, ты извини, конечно, если я лезу не в своё дело… просто… за эти два месяца со мной такое произошло… это пожирает меня изнутри… я просто чувствую, что если ни с кем не поговорю об этом, то просто сойду с ума… со мной впервые такое… раньше я всегда мог обсудить с Томом всё, что меня волнует… а сейчас странно как-то… даже с ним не могу, как будто сдерживает что-то… откуда-то возник страх, что даже он не поймёт… Ты — единственный, с кем я могу поговорить об этом, понимаешь? Ты же сам говорил, что мы можем обращаться к тебе с любыми вопросами и проблемами. Ну, говорил ведь, да?! — от отчаяния я уже срываюсь на крик.
Дэвид, бледный и растерянный, потирает виски и избегает моего взгляда.
— Да, Билли, и это, конечно же, остаётся в силе. Просто… чёрт, Билл, ты меня буквально огорошил этой своей откровенной непосредственностью!
Некоторое время мы сидим молча, избегая смотреть друг другу в глаза. Наконец Дэвид нарушает эту невыносимую тишину:
— Другими словами, глядя на меня с Патриком, ты вдруг понял, что тебе нравятся мальчики, так?
— Нет, не так. — Я зажмуриваю глаза от осознания собственной смелости и выпаливаю на одном дыхании: — Я понял, что мне нравишься ты, Дэйв!
Я чувствую, мои уши горят уже так, что впору начинать опасаться, как бы огонь не перекинулся на причёску.
Дэйв сидит явно в шоке, сгорбившись и обхватив голову руками. Молчит.
Я понимаю, что после моего признания мне уже терять нечего, а другого шанса может и не быть. Осторожно подхожу к Дэвиду, опускаюсь на пол рядом с ним. Он вздрагивает, когда я кладу ему руки на колени:
— Билл, что ты делаешь?
Я игнорирую его вопрос и спрашиваю сам:
— Дэйв, я тебе нравлюсь?
— Прекрати!
Теперь уже молчу я. Я уже вообще не соображаю, что со мной. Мои руки осторожно начинают ползти вверх по его бёдрам. Дэвид наконец-то выходит из оцепенения, резко встаёт и, грубо схватив меня за запястья, поднимает и меня на ноги.
— Значит, я тебе ну совсем не нравлюсь?
— Нравишься, Билли, очень даже нравишься.
— Тогда в чём дело?
— Билл, я не сплю с детьми! Принципиально.
— Да засунь ты себе эти принципы знаешь куда? — слёзы застилают мне глаза, я срываюсь с места и выбегаю.
Уже в коридоре слышу вдогонку:
— Билл, постой! Дай мне объяснить…
«Да что тут объяснять?! Я его просто не интересую, он стопудово тогда помирился с Патриком — вон, на мой прямой вопрос он так и не ответил».
***
Всё последующее утро мы практически не разговариваем. Когда после многочисленных безуспешных попыток записать песню так и не удаётся, Дэйв решительно поднимается с места.
— Билл, так не пойдёт. Нам нужно поговорить.
Я покорно киваю, и мы выходим к нему в кабинет.
Дэвид сначала заваривает кофе, достаёт сигареты — разговор явно намечается серьёзный — и, вздохнув, приступает к своему неспешному, хорошо продуманному монологу.
— Билл, тебе едва исполнилось шестнадцать. Психологически ты — уж не обижайся, пожалуйста, — ещё совсем ребёнок.
Ты не думай, я ведь прекрасно понимаю тебя: тебе кажется, что в твоём возрасте все уже занимаются «этим», один Том чего стоит. Но… между тем, что делает Том, и чего ты с таким завидным упорством добиваешься от меня, есть существенная разница. Ты, конечно же, понимаешь, о чём я?
Да ещё и в каждом интервью один и тот же вопрос. Я же вижу, как это тебя напрягает, как ты сам уже начинаешь думать, что с тобой что-то не в порядке. Конечно, всё это тебя уже достало. Но, положа руку на сердце, ты готов уже к этому? Вот прямо сейчас? Ты хочешь именно этого или, скорее, доказать что-то кому-то и прежде всего себе?
Знаешь, Билли, этот наш шоу-бизнес — такая дерьмовая штука, жёсткая и даже жестокая. Я, если честно, уже так устал от всего этого. Я ведь уже нагулялся в своей жизни, теперь хотелось бы наконец остановиться, отдышаться.
Ты, наверное, думаешь: раз не спит — значит, не хочет; раз не хочет — значит, не любит? Это не так. Если бы я хотел просто переспать с тобой, я бы уже давно это сделал, поверь.
Ты очень много значишь для меня, Билли. Патрик, в общем-то, был прав тогда: ты мне с самого начала очень понравился. Вот есть у меня такое предчувствие, что у нас с тобой всё могло бы получиться. Ты — как отдушина для меня, такой чистый невинный мальчик. Я просто отдыхаю душой рядом с тобой. Хотелось бы по возможности уберечь тебя от тех ошибок, что в своё время наделал я. Поэтому и вызвался с самого начала курировать вас.
Я очень признателен тебе за то, что ты сделал первый шаг. Честно говоря, я день и ночь только о том и думал, как бы открыться тебе, но так и не смог решиться — из дикого страха сделать что-нибудь не так и всё испортить.
Билли, я сам буду очень счастлив, когда это у нас произойдёт. Только давай пока не будем с этим спешить, о'кей? Очень не хотелось бы что-нибудь поломать между нами минутным необдуманным порывом. Я пойму, когда ты действительно будешь готов.
Всё это время я сижу, офигевший от «гуманности» Дэйва, не в силах сказать ни слова: ну надо же, сам трахается, с кем ни попадя, а я должен ждать ещё невесть сколько?!
Я уже весь пылаю от отчаяния, злости и стыда. Ну да, любит он, хочет. Если любят и хотят, ведут себя соответственно! Видит просто, что запись срывается, вот и кормит меня обещаниями, а сам, небось, дождаться не может очередной встречи с этим швейцарским пидором.
А я, дурак, надеялся, иллюзий себе понастроил, открылся.
— Хорошо, тогда я найду кого-нибудь менее щепетильного. Только не пугайся потом сюрпризов в утренних газетах.
— Билл!
— Да пошёл ты!
Ненавижу!
***
— Дэйв, я больше не могу! Зачем ты меня так мучаешь?! Ты же видишь, как я хочу тебя!
— Если действительно хочешь — дождёшься!
— Дэвид, сегодня… — я перехожу на шёпот. — Я оставлю дверь номера открытой. Я буду ждать тебя.
***
Я ждал всю ночь. Содрогался от малейшего шороха в коридоре. Я прекрасно знал, что Дэвид тоже не спит: его номер выходил на ту же сторону, что и мой, и с балкона мне хорошо было видно, что у него целую ночь горел свет. И он точно так же, как и я, регулярно выходил на балкон курить. Но ко мне он, конечно же, так и не пришёл. Сволочь! Ненавижу!
На рассвете я наконец закрыл дверь, поставил будильник на восемь и, упав в кровать, забылся на пару часов неспокойным сном.
Проснувшись, я решил не выходить из номера. Вообще. Всё равно будет по-моему — я таки заставлю его прийти ко мне. Хотя бы так. У меня тоже есть свои принципы.
Из тяжёлого раздумья меня вывел настойчивый стук в дверь. Том. Но даже ему я не открыл.
— Билл, хорош дрыхнуть! Уже половина девятого, все уже позавтракали, одного тебя ждём. Ведь через полчаса выезжаем!
— …
— Билл, лучше тебе спуститься сейчас же: Йост с самого утра какой-то чересчур злой сегодня, ведь попадёшь под горячую руку!
— …
— Ну, как знаешь, я тебя предупредил!
Слышу удаляющиеся шаркающие шаги Тома и брошенное им в сердцах «Достал уже!».
Минут через пять ко мне наконец снисходит Дэвид собственной персоной. Сильно так кулаком в дверь и одновременно остервенело дёргает за ручку.
— Ты ещё принципами, принципами постучи — может, поможет! — огрызаюсь я в ответ.
— Билл, твою мать!
«А не отца?» — язвлю я опять, но на этот раз уже мысленно — не хочу уж слишком зарываться. Но дверь так и не открываю, теперь уже не из упёртости, а из банального страха: на такой поворот я не рассчитывал — я почему-то свято был уверен, что Дэйв будет извиняться за вчерашнее и слёзно упрашивать меня выйти.
Стук затихает. Дэвид уходит.
Шайссе, вот это да! Что же делать? Уступать не хочется, а неповиновение грозит последствиями.
Через минуту раздаётся какой-то подозрительный щелчок, и прежде, чем я успеваю сообразить, что происходит, дверь распахивается, и в комнату врывается Дэвид.
Так вот куда он бегал — на ресепшн за запасным ключом.
Серое окаменевшее лицо, под красными глазами тёмные круги (проклятье, неужели я выгляжу так же?!), бледные от гнева губы сжаты в одну тонкую полоску.
«Всё, я попал!»
— У тебя ровно пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок и спуститься вниз!
От его ледяного голоса у меня волосы сами укладываются в мою фирменную причёску.
Дэвид поворачивается и молча уходит.
Едва переступив порог ванной, я понимаю, что, по сравнению со мной, Дэйв — просто огурчик и вообще красавчик.
Ну и пусть! На макияж нет ни времени, ни желания. Очки тоже не надеваю — пусть видит, во что он меня превратил!
От одной мысли о еде меня начинает тошнить, поэтому я просто быстро одеваюсь, собираю вещи и спускаюсь вниз.
В лобби на меня оглядываются все. В принципе, я уже привык к повышенному вниманию, где бы я ни появился, но сегодня я понимаю, что на этот раз причина не столько в том, что они видят живого Билла Каулица, сколько в том, в каком именно виде они его видят. Дэвид тут же начинает орать на зевак, решивших запечатлеть уникальные кадры. В конечном итоге под разнос попадают все, кроме… меня.
В гробовой тишине садимся в автобус. Том осторожно трогает меня за рукав куртки и спрашивает тихонько:
— Билл, что происходит между тобой и Йостом?
— Ничего, в том-то и дело, что ничего! — бросаю я в ответ зло и нарочито громко — чтоб он тоже услышал.
Том матерится вполголоса и идёт ставить какой-то дурацкий боевик. Все собираются на передних сидениях, чтоб получше видеть-слышать.
Я же демонстративно забираюсь на самое заднее, включаю плеер и закрываю глаза. Автобус трогается с места.
Чувствую на своей руке тёплую ладонь.
— Том, оставь меня, пожалуйста, в покое!
Брат только сильнее сжимает мне пальцы, и до меня доходит, что это вовсе не его рука — просто подумал на Тома, потому что только у него есть привычка успокаивать меня таким образом. Я открываю глаза. Дэвид, не выпуская мою руку, садится рядом и легонько обнимает меня за плечи.
Господи, ещё час назад я бы, наверное, умер от счастья, но сейчас… Сейчас, в принципе, тоже, если бы не догадывался об истинной причине такого внезапного приступа нежности.
«Вот сволочь! Понимает, что у нас через пару часов важное интервью на "VIVA", а меня в таком виде в эфир выпускать нельзя, вот и решил придобриться».
Я собираю остатки воли и сбрасываю его руку. Он тут же возвращает её на прежнее место и снимает с меня наушники.
— Билли, прости меня, пожалуйста. Давай поговорим.
— Не о чем нам говорить. Ты уже всё сказал этой ночью.
— Билли, малыш, — тихонечко шепчет мне Дэвид у самого уха, коварно положив мне подбородок на плечо. — Не сердись на меня, пожалуйста, я сам на себя зол. Я дурак, я знаю. Я тоже всю ночь не спал, если тебе от этого станет легче.
— Я знаю, — проклятая сентиментальность — у меня уже дрожит голос.
А Дэвид продолжает уже жаркой скороговоркой, с придыханием:
— И я тоже тебя всю ночь хотел, и сейчас дико хочу.
От желания у меня уже всё плывёт перед глазами. Как в бреду, начинаю судорожно перебирать его пальцы, ища в них опоры.
«Дэвид, что ты со мной делаешь?! Ты пользуешься подлыми методами, и всё это только ради этого грёбаного интервью!»
Ну, раз ты так… Я на миг выдёргиваю свои пальцы и тут же накрываю его ладонь своей. Наши пальцы опять переплетены, но теперь инициатива уже в моей руке. Не дав Дэвиду опомниться, я кладу его же руку ему на ширинку.
«Чё-е-е-рт, а ведь не обманывает!» — даже сквозь его ладонь я чувствую, как у него стоит. Я начинаю легонько поглаживать его его же рукой.
— Би-и-и-лли, — тихий сдавленный стон прямо мне в ухо. Дэйв тут же больно прикусывает мне мочку, когда я начинаю массировать его всё сильнее и увереннее уже своей рукой. А мне и сладко так, и страшно.
Дэвид подтягивает меня к себе. Я забираюсь с ногами на сиденье, ложусь на спину, кладу ему голову на пах и начинаю нетерпеливо тереться об него головой. Мои узкие джинсы, явно не рассчитанные на эксплуатацию в таких экстремальных условиях, сейчас готовы буквально треснуть по швам. Дэйв понимает. Его правая рука быстро скользит у меня по груди, жадно мнёт мой живот, а потом нетерпеливо расстёгивает мне ремень и молнию и… уверенно пробирается внутрь.
Из моего горла вырывается не то стон, не то всхлип.
— Тихо, тихо, — шикает он на меня и тут же властно затыкает мне рот свободной рукой. Я захлёбываюсь собственным криком: умелая рука Дэвида уже вовсю хозяйничает у меня в боксёрах. Я только и могу, что мотать в исступлении головой из стороны в сторону, а Дэвид, продолжая зажимать мне рот, одновременно всё сильнее вжимает мою голову себе в пах и всё быстрее трётся им об неё.
Я не выдерживаю и чувствую, как меня обжигает влажным. Дэйв тут же грубо проталкивает мне в рот пальцы, и я самозабвенно впиваюсь в них, стараясь подавить крик.
Всё, последний толчок. Я в изнеможении откидываю голову Дэйву на колени, закрываю глаза, замираю. Сердце стучит так, что, кажется, у меня сейчас барабанные перепонки полопаются. Тут же чувствую, как Дэвид осторожно вытирает меня бумажной салфеткой.
«Ну откуда у него столько самообладания, чтобы думать сейчас об этом?!»
Тут до меня доходит, что под «самообладанием» здесь в первую очередь следовало бы вспомнить совсем другое. Ведь Дэйв так и не… Или я просто не заметил?
Чуть отдышавшись, я поднимаюсь и смотрю на него сверху вниз: так и есть — у него всё ещё стоит.
— Дэйв…
«Чёрт, до чего же у меня хриплый голос…»
А ноги сами опускаются на колени. Я решительно тянусь к пряжке его ремня, но меня тут же останавливают его властные руки.
— Билл, не надо! — повелительный окрик-шёпот.
И одновременно с этими словами Дэйв за запястья поднимает меня на ноги, как тогда, и усаживает рядом с собой.
«Ну почему, Дэвид?!» — хочется закричать мне.
Дэвид шумно сглатывает, закрывает глаза, тяжело дышит. Его руки всё так же продолжают стискивать мои запястья. Мне остаётся только молча наблюдать, как он постепенно успокаивается.
Изнурённые бессонной ночью, нервами и затеянным только что безумством, мы очень скоро вырубились и проспали, обнявшись, часа три. Сам себе удивляюсь: при обычных условиях я бы спал до последнего, пока меня бы насильно не вынесли из автобуса. А тут где-то за полчаса до прибытия я проснулся сам! Наверное, подсознательно просто не хотел терять это время на сон.
Больше всего я боялся, что Дэвид, когда проснётся, «протрезвеет» и сделает вид, что ничего не было, — это было бы вполне в его духе.
Не в силах больше мучиться неизвестностью, я осмелел и начал осторожно приставать к нему: легонько прошёлся пальцами по его волосам, поцеловал вспотевший висок, потёрся головой об его шею. И вздрогнул всем телом, когда он, не открывая глаз, ответил на игру и запустил руку мне под футболку. Его сухие горячие пальцы принялись осторожно дразнить мои соски. На меня тут же по новой стремительно начало накатывать возбуждение.
Дэвид, наверное, почувствовал это, убрал руку, вызвав у меня тем самым вздох разочарования, открыл наконец глаза и чмокнул меня в подбородок.
Я был настолько ошеломлён разительными переменами, произошедшими в нём за эти несколько часов, что даже не возмущался внезапным прекращением ласк. Дэвид, кажется, даже помолодел: лицо разгладилось, глаза буквально лучились светом, а вечно поджатые губы растягивались в еле сдерживаемой улыбке.
— Ты — чудо, Билли, — шепнул он мне на ухо.
Я почувствовал, что у меня кружится голова.
Уже совсем не контролируя себя, я начинаю требовательно тереться своим бедром о его. Конечно, он тут же пресекает это:
— Билли, прекрати! Я ведь не железный.
— Но почему?! — я даже не пытаюсь скрыть обиду в своём голосе.
В ответ он просто прикладывает мне палец к губам, который я тут же, не желая вот так просто сдаваться, беру в рот и начинаю с упоением посасывать. Дэвид прикрывает глаза и несколько секунд явно наслаждается этим, после чего нагло выдёргивает моё лакомство изо рта. Кто бы сомневался?
В виде извинения он обнимает меня и шепчет, подразнивая мочку моего уха едва ощутимыми касаниями губ:
— Ты просто прелесть! Обожаю тебя!
Я, конечно же, покупаюсь на это, губы сами расползаются в счастливой улыбке. А он улыбается мне одними глазами и не отводит от меня взгляда. Я, от переизбытка чувств и ощущений, только и могу, что простонать:
— Дэ-э-э-вид…
Остаток дороги мы проводим в объятиях и молчании, просто наслаждаясь близостью друг друга.
У выхода из автобуса на меня ошарашенно пялится Том.
— Дэйв, не поделишься со мной своими чудо-экспресс-методами приведения его в чувство?
— Я бы, конечно, сказал тебе, Томми, но, боюсь, тебе они не пригодятся, — Дэвид заговорщически подмигивает мне.
Мы смеёмся и, перепрыгивая через ступеньку, поднимаемся наперегонки в телестудию, оставив моего озадаченного близнеца далеко позади.
***
За пять минут до начала интервью, раздав последние ЦУ, Дэйв обращается напоследок ко мне:
— Билл, выйдем на минутку, мне нужно кое-что сказать тебе.
Ребята вопросительно косятся на нас, мол, что это ещё за секреты у вас появились? Мы молча выходим. Дэвид тут же заталкивает меня в какое-то пустое помещение рядом с нашей гримёркой, закрывает дверь на защёлку и, крепко прижав меня к стене, начинает жадно целовать. Грубо, взасос, с языком. От неожиданности и шока я просто стою, как истукан, не в силах ни пошевелиться, ни, тем более, ответить на поцелуй: у меня это вообще впервые в жизни, так откровенно и по-взрослому.
— Дэйв, это аванс? — бравадой я пытаюсь скрыть своё потрясение. Пристально смотрю ему в глаза. Вижу, что он прекрасно понимает, о чём я.
— Нет, это поцелуй. А теперь иди, малыш! Удачи тебе!
Уже в дверях меня догоняет его едва слышное «Я люблю тебя, Билли…». Кажется, от переизбытка эмоций у меня начались слуховые галлюцинации.
***
На протяжении всей передачи я сижу, окончательно ошалевший от свалившегося на меня счастья, и пытаюсь прийти в себя. Хорошо, что Том взял на себя весь удар — мне, по сути, и говорить-то ничего не надо было, достаточно было просто улыбаться в камеру. А уж это-то, после всего случившегося, у меня получалось само собой.
После интервью ко мне тут же подходит Дэвид:
— Ты был на высоте, мальчик. Запись вышла что надо! Я тобой очень доволен.
— Я же… и не говорил почти ничего.
— А так даже лучше: излучающий счастье и загадочно улыбающийся молчаливый Билл Каулитц — украшение любой программы, — ухмыляется Дэйв.
— Выходит, я заслужил награду? — спрашиваю нахально я и тут же чуть слышно добавляю пересохшими губами: — Ты ведь придёшь ко мне сегодня, да?
Затаив дыхание, я жду его ответ. Если он и сейчас скажет «нет», я просто тихо сползу по стенке на пол и разрыдаюсь тут же на глазах у всех: ведь это будет означать, что всё случившееся в автобусе — и после — было просто хорошо разыгранным спектаклем с целью вернуть меня в товарный вид для предстоящего интервью.
Дэйв, видно, понимает это — смотрит на меня так серьёзно и, утвердительно кивнув в ответ, быстрым шагом выходит из гримёрки.
***
В номере в ожидании Дэвида я ловлю себя на странных ощущениях. С одной стороны, мне так сладко-приятно вспоминать все эти невероятные события сегодняшнего дня: Дэвид, с силой затыкающий мне рот в автобусе; его такой требовательный поцелуй перед интервью и многообещающий кивок после…
Но с другой… На меня вдруг нахлынуло столько страхов и опасений: его грубость и необузданность — это такой контраст к его обычной повседневной сдержанности и деловитости. Почему-то это меня даже немного пугает, и я… теряюсь. Таким я его не знаю, соответственно, не знаю, чего от него можно ждать и как реагировать.
И когда наконец раздаётся негромкий уверенный стук в дверь, мне кажется, что волнение вмиг полностью вытеснило возбуждение. Сердце дико колотится и буквально выпрыгивает из груди.
Едва переступив порог комнаты, Дэвид — уже в полной «боевой готовности» — тут же тянется ко мне, а я — сам не знаю, почему — невольно отступаю на шаг назад.
— Ну что ж ты, Билли, сразу на попятную? Теперь уже поздно, — в затуманенных желанием глазах Дэвида играют насмешливые искорки.
От смущения я вмиг заливаюсь краской и стою, не в состоянии пошевелиться. От опытного глаза Дэвида это, конечно же, не укрывается — он уже откровенно ухмыляется.
«Scheisse! Ну почему я всё время веду себя так по-дурацки? Ведь сколько я об этом мечтал, сколько раз представлял себе в мельчайших деталях, что скажу и сделаю, когда дело наконец дойдёт до этого. И вот…»
Дэвид тем временем уже обнимает меня, осторожно, словно боясь спугнуть. И начинает медленно и бережно целовать: одними губами, едва касаясь ими моих.
Я чуть-чуть отстраняюсь. На лице Дэвида тут же проступает неприкрытое удивление:
— Что-нибудь не так, Билли?
— Дэйв… поцелуй, как сегодня… перед интервью…
— Неужто так понравилось? — Дэвид смотрит на меня с интересом и явно польщённо.
Я быстро киваю и облизываю губы.
— А не испугаешься? — опять эта ехидная ухмылка — похоже, его страшно забавляет смущать меня. — Я же видел, в какой ступор поверг тебя этот мой первый «взрослый» поцелуй.
От стыда я уже вообще не знаю, куда девать глаза: это ж надо было так опозориться?! Я тут же начинаю сбивчиво оправдываться:
— Да, я не умею… никогда ещё не целовался… так… Но… это ведь не так уж сложно, правда? Ты ведь меня научишь, да?
— Билли, ну что ты? — у Дэйва, кажется, начинает просыпаться совесть. — Я же не в упрёк тебе это сказал. Мне, наоборот, очень приятно, что я у тебя первый, даже в плане поцелуев.
Дэвид ободряюще подмигивает мне и тут же сгребает меня в охапку, с силой притягивает за ягодицы к себе, так что я по инерции сразу чуть прогибаюсь назад, а он только ещё крепче прижимает меня, давая в полной мере ощутить, как у него стоит. И сразу же впивается мне в губы, требовательно, грубо — точь-в-точь, как я хотел. Его язык, мгновенно преодолев моё слабое сопротивление, тут же начинает вовсю хозяйничать у меня во рту. Я наконец выхожу из ступора и начинаю несмело отвечать ему. Дэйву это только добавляет азарта — ему явно нравится подавлять меня. Чувствую, что он уже возбуждён до предела. Наконец Дэвид разрывает поцелуй, сбито дышит и подталкивает меня к кровати, на ходу стаскивая с меня футболку.
У меня подкашиваются ноги. Я падаю на спину поперёк кровати, а Дэвид всей тяжестью наваливается на меня, нетерпеливо раздвигает мне ноги своими и начинает осыпать меня грубыми поцелуями, больше похожими на укусы. Я буквально на грани обморока: столько об этом мечтал, с ума сходил, а вот теперь… мне вдруг становится очень страшно. Я начинаю дрожать. От Дэйва это, разумеется, не ускользает: он тут же приостанавливает свои грубые ласки, хрипло шепчет мне на ухо «Не бойся» и начинает успокаивающе гладить меня по голове. А я уже готов разреветься: от страха, от стыда, от того, что всё делаю не так. И от злости на самого себя и на него, что он, как всегда, оказался прав: неужели я действительно не готов к этому, и это так заметно?
— Билли, ну что ты? Я тебя напугал?
Я только и могу, что слабо мотать головой из стороны в сторону, прикрыв глаза, чтобы он не заметил слёз.
Дэвид шумно дышит и слезает с меня со словами: «Извини… Мне очень… тяжело… сдерживаться… с тобой…»
«Ну вот и всё. Да он сейчас просто посмеётся надо мной, развернётся и уйдёт! И будет прав!»
Я поднимаюсь вслед за ним, чтобы остановить, но он тут же лёгким толчком отправляет меня назад: «Лежи!» Сам же опускается на колени, нетерпеливо расстёгивает мне джинсы и стягивает их одним рывком вместе с боксёрами. Руки жадно поглаживают мои выпирающие тазовые косточки. Я ощущаю его влажный горячий язык на звезде и не могу сдержать протяжного стона, когда он берёт меня в рот.
Стоило ему провести пару раз языком и заглотнуть меня поглубже, как я сразу кончаю ему в рот, от чего ощущение неловкости тут же пересиливает во мне удовольствие от оргазма. Дэйв как ни в чём не бывало с упоением глотает, а я, едва придя в себя, не нахожу ничего более умного, чем брякнуть:
— Дэйв… извини… Я… не хотел…
Дэвид уже еле сдерживает смех и начинает подкалывать:
— То есть как это «не хотел»? А мне показалось, совсем наоборот, — подмигивает мне.
«Ну почему, почему всё сегодня наперекосяк?! Столько раз так облажаться!»
Я хочу хотя бы как-то реабилитироваться.
— А теперь — я. Можно? — спрашиваю робко: после череды сегодняшних конфузов я уже жутко неуверен в себе.
Дэвид смотрит на меня очень серьёзно и внимательно:
— А ты действительно этого хочешь?
— Да! — выкрикиваю я и тут же добавляю чуть слышно: — Только я… не умею…
Дэйв бережно берёт в руки моё лицо, выразительно так смотрит мне в глаза и в свойственной ему одному манере подбадривает меня:
— Знаешь, если б оказалось, что ты уже умеешь, меня бы это… хм… несколько разочаровало.
Повисшее напряжение разряжается, мы оба, как по команде, смеёмся. Дэйв обнимает меня и, нежно поглаживая по спине, шепчет: «Всё о'кей, малыш, не переживай — сам видишь, как дико заводит меня твоя неопытность».
Я осторожно выскальзываю из его объятий, опускаюсь на колени. Мысленно восхищаюсь, как он может столько держаться, да ещё и шутить при этом. Дрожащими руками я расстёгиваю пряжку его ремня. Дэвид запускает пальцы мне в волосы, начинает теребить их всё более требовательно и властно подталкивает мою голову к своему паху — он опять уже больше не контролирует себя.
Мне так хочется, чтобы ему понравилось. Хотя нет… это уже не важно — мне просто хочется.
Вижу, что Дэйв уже на грани. Осторожно, пробуя на вкус и ощущение, я беру в рот его влажную от смазки головку. Он тут же настойчиво пытается протолкнуться глубже. Я очень хочу, стараюсь впустить его, но у меня ничего не получается — такое ощущение, что ещё чуть-чуть, и меня просто вырвет. Я сдаюсь и просто рефлекторно выталкиваю его.
Я уже, наверное, весь пунцовый, не знаю, куда себя деть, и чуть не плачу.
«Ну почему, почему???!!! Почему Дэйв может, Патрик может, а я — нет?!»
В горле немилосердно першит, я тяжело дышу и, уже не сдерживая слёз, бормочу:
— Дэйв, прости, пожалуйста, я… не могу… не получается…
Он вздыхает, явно разочарованно. Но тут же поднимает меня на ноги, прижимает к себе и начинает успокаивать:
— Милый, ну что ты. Это я виноват. Я был слишком нетерпелив и напорист.
Я вырываюсь из его объятий и опять опускаюсь на колени. Он слабо пытается отпихнуть меня, но я просто обнимаю его за ягодицы и начинаю самозабвенно лизать и сосать его член. Уж как получится. Пусть я не умею, как Патрик, но… я хочу и люблю его не меньше.
Дэвид сорвано дышит, стонет всё громче, судорожно рвёт на мне волосы и после очередного кругового движения моего языка кончает. Я от неожиданности тут же выпускаю его член изо рта, мне забрызгивает лицо. Дэйв, отдышавшись, подтягивает меня к себе, вылизывает меня и тут же жадно впивается мне в рот — я ещё чувствую на его языке его сперму.
— Билл, извини, но я просто очень хотел. — Дэйв верен себе — даже в такой момент не может удержаться, чтобы не подколоть меня. И добавляет, уже абсолютно серьёзным и очень нежным голосом:
— Ты — потрясающий любовник, Билли!
Грубо льстит, конечно, но оттого приятно не меньше.
@темы: Вторчество
-
-
29.07.2011 в 17:40Эх, золотое было время... как молоды мы были, как верили тогда...
Спасибо за отзыв, очень неожиданно, а оттого - особенно приятно!