Серия "Мировой финансовый кризис глазами..."

Ыыы! Я уже писала o кризисе глазами слэшера-экономиста, теперь очередь за стоматологами

@темы: Веселое, Видео, Ссылки

---

22.11.2008 в 22:50

Пишет  klavir:

Стала жертвой REDreamer ))
Возьмите первую букву своего ника и напишите семь связанных с вами вещей, а потом назначьте семь жертв.

Жертвы? Кто из вас заметит этот пост может ответить. Но никого не принуждаю, разумеется. Хотя, было бы интересно:
barronett, Katana aka Neo,  KellyOzzy, La PIOVRA, Masudi, Я ипанутый падонак, Sapphir хотелось бы больше

Результаты

1. Пиовра. Первый и единственный мой ник за всю мою активную 10-летнюю виртуальную жизнь. Срослась я с ним настолько, что для меня это уже второе имя. А учитывая то, что я, по большому счёту, живу в сети, то, скорее, даже первое, ибо меня под этим ником знает больше людей, чем под реальным именем Это также и второй в моей жизни фэндом, по которому я фанатела около 10 лет и который в значительной мере определил всю мою дальнейшую жизнь, включая выбор профессии.

2. Позитив. Я неисправимый оптимист и позитивщег. Активно и успешно практикую позитивное мышление и прочую эзотерику. Вывести меня из состояния беспробудного позитива способна только одна вещь - пункт 3.

3. Поиск: себя, своего Пути и смысла жизни в целом. Если вам выпадет уникальная возможность увидеть Пиовру в упадническом состоянии духа, будьте уверены: она сбилась с Пути, и это её дико напрягает. Ничто другое Пиовру по-настоящему опечалить не может.

4. Путешествия. Одно из моих 3 тотальных всепоглощающих пристрастий aka These are things to feel alive. Очень эффективное средство при лечении обострений пункта 3.

5. Писанина. Второе из These are things to feel alive. См. пункт 4.

6. Продуцент Йост: мой актуальный Муз. Не будь его и ёбилли, я бы никогда не завела этот дневник и не познакомилась бы со столькими чудесними людьми

7. Пустота, простота и простор: три слова, связанных для меня воедино. Я ярко выраженный аскет и минималист. Лучше всего чувствую себя в пустых просторных помещениях (идеальное жильё для меня - квартира-студия) и в горах (если вне дома). Учитывая это моё пристрастие, а также тот факт, что в силу специфики своей работы последние 10 лет я постоянно мотаюсь по миру, всё моё имущество сводится к вещам, которые помещаются в 2 чемодана, ноуту и кредитке.
Лучшее лекарство от лёгкого приступа пункта 3 - игра в "Что б такое выбросить?" Правила очень просты: открываются шкаф, бумаги или жёсткий диск и с упоением выбрасывается всё ненужное.
Обожаю простую пищу. За капусту во всех её видах и проявлениях душу продам. Помешана на здоровом образе жизни. Вегетарианствую вот уже 10 лет и, похоже, скоро перейду на веганство.

Было бы очень интересно почитать досье на:

 Alraunes,  Bee4,  Bizarre,  Keine Dort,  tes3m,  Инки,  Летящий Снег.

Разумеется, всё сугубо добровольно!

@темы: Я

---

Микро-ёбилли

Купаться в лучах славы лучше всего вдвоем: пока один купается, другой сторожит вещи.

@темы: Великие о ёбилли

---

Подайте на фик, ёбилли ради!

Ну вот, едва сбыла с рук Продюсера с Бебе, как просторы моих слэшерских извилин забороздила идея очередной аушки

Но покуда мои познания родственных связей дальше брата-дяди-дедушки не распространяются а у меня там, по ходу, Санта-Гамбург намечается, то

Вопрос знатокам:

Есть 2 брата. Старший женат на сестре одного товарища. Кем приходится этот самый товарищ младшему брату?

Сначала думала на шурина слово понравилось - загадочное такое , но оказалось, что это брат жены Других кандидатов нет

Одним словом, Хильфе!

---

Бебе и Продюсер, который живёт в студии-4

Глава 4. Самый счастливый в мире Продюсер.

На следующее утро, когда Бебе проснулся, Продюсера уже не было. Пижама Тома валялась скомканной на полу. Дверь была незаперта, так что Бебе сразу решил, что Дэвид поехал к себе домой. Конечно, жаль, но, с другой стороны, может, это даже хорошо: скоро придёт фройляйн Нова, и ей вовсе не обязательно знать, что Продюсер ночевал у Бебе.

В доме уже никто не спал: папа с отчимом и Том с Георгом спешно собирались в дорогу, чтобы успеть уехать до прибытия дяди Петера.

Проходя мимо комнаты брата, Бебе услышал хриплый мальчишеский голос:
— Я тебя сейчас поцелую, Том.
— Хорошо, — прошептал брат, и снова наступила тишина.
— А теперь ты меня поцелуй, Том, — опять послышался робкий голос Георга.
Какой он чудной, этот Георг! Вот его Продюсер никогда бы не стал вести себя так глупо.
«Так и состарится Том девственником, — подумал Бебе. — Да, что ни говори, а встречаться с мужчиной в самом расцвете сил намного лучше, чем с ровесниками».

И мысли Бебе опять повернули в привычное русло — к Продюсеру. Просто удивительно, до чего без Дэвида сразу делалось пусто и скучно, хоть плачь. Вот и сейчас, стоило ему уехать, как Бебе тут же загрустил. Ему захотелось чем-то утешиться. И он отправился в близлежащий парк. Там всегда было полно красивых собак и выгуливавших их симпатичных мужчин, с которыми можно было весело поболтать, выслушать кучу комплиментов и тем самым поднять себе настроение.

Многократно проверенный способ не подвёл и на этот раз, и вскоре Бебе, окрылённый и вдохновлённый, уже мурлыкал себе под нос очередную новую песню. «Надо бы записать, пока не забыл», — подумал он, включая диктофон, и принялся озираться в поисках укромного местечка, где можно было бы напеть песню.

Но в парке всё было занято — люди грелись на первом весеннем солнышке. Так Бебе забрёл в самый дальний конец парка, где на единственной скамейке расположились двое взрослых парней восточной наружности. От одного их вида Бебе почувствовал себя неуютно и хотел было повернуть назад, но вместе с тем что-то притягивало его именно к этой скамейке — парни показались ему смутно знакомыми. Подойдя ближе, Бебе смог разглядеть их получше и обомлел: это были Бу с Кингом — самые отпетые гангста во всём Магдебурге, промышлявшие разными неблаговидными делами.

«Интересно, что это им здесь понадобилось?» — подумал Бебе и не без опаски подошёл совсем близко.

Гангста сидели рядышком, плечом к плечу, а в руках у них была газета — одна на двоих. Они были так возбуждены, что даже не заметили приближения Бебе, — видимо, в такое неистовство приводило их то, что они читали.
— Отхватить десять кусков просто так, за здорово живёшь, представляешь! — орал Бу.
— И к тому же он разгуливает где-то здесь, в Магдебурге! — вопил Кинг.
Бебе похолодел от ужаса, как только до него дошло, что замышляли эти двое. Что же делать? Конечно, разумнее всего было бы тут же обратиться в полицию, но тогда придётся объяснять, почему Бу с Кингом охотятся за Продюсером, а это для него так же опасно, как и сами бандиты…
«Надо поговорить об этом с Дэвидом, и как можно скорее!» — решил про себя Бебе.
— Конечно, мы сумеем его поймать, он ведь у нас уже давно на примете, — сказал Бу и сложил газету. — Дождёмся только, когда он опять сюда приедет, и он у нас в руках. А сейчас самое время обратиться вот к этому маленькому испорченному мальчику-леди, как думаешь, Кинг?
Гангста смерили Бебе с ног до головы откровенными взглядами.
— Понятно, я участвую в этом, — осклабился Кинг.
— Он так развратно накрашен, меня это заводит.
— Я уже возбуждён, старик!
— Я бы хотел, чтобы он меня орально удовлетворил.
— Эээ… — опешил Бебе. — Вы шутите?
— Я абсолютно серьёзен, — ответил Бу. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— И я тоже участвую в этом, — добавил Кинг.
— Правда, сначала тебе будет больно…
— И ты даже будешь плакать…
— И весь твой макияж размажется по лицу…
— Верно!
— Но ты не бойся! Это только сначала немного больно, но потом это начнёт приносить тебе удовольствие, — заверил Бу.
— Пошли с нами, — предложил Кинг, поднимаясь на ноги.
— Ко мне в студию, — подхватил Бу, — или в притон к Кингу.

Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но тут, к счастью Бебе, из кустов где-то рядом послышался знакомый голос: «Андреас! Андреас! Сюда, противный!» Заметив приближающегося собачника, гангста вмиг притихли, а Бебе быстрым шагом направился домой.

Хорошее настроение как рукой сняло: Бебе думал о том, как трудно обеспечить безопасность Продюсера, особенно когда рядом ошиваются такие типы, как Бу и Кинг. А тут ещё в доме будут фройляйн Нова и дядя Петер…

Надо во что бы то ни стало уговорить Дэвида ни в коем случае не появляться в ближайшее время в Лойче! Тогда, быть может, всё как-нибудь ещё и обойдётся…

***

Дядя Петер уходил из дому рано утром, а возвращался поздно вечером, усталый и недовольный, и Бебе то и дело приходилось выслушивать его жалобы. Вокруг одни бездари, ворчал он, мало-мальских талантов сегодня днём с огнём не сыщешь, продюсировать решительно некого, и вообще, куда катится Германия? Одним словом, сразу стало заметно, что в доме появился дядя Петер.
— Он никогда ничем не бывает доволен, — пожаловался Бебе Продюсеру, когда тот позвонил ему. — Вот разве что самим собой.
— Пустяки, дело житейское, — беззаботно ответил Дэвид. — Да я его в два счёта от этого отучу, ты только попроси меня как следует.
Но Бебе попросил Продюсера как следует только об одном: постараться в ближайшее время не показываться в Лойче.

***

— Знаете, что я сейчас прочёл? — спросил как-то после обеда дядя Петер. — Будто здесь у вас, в окрестностях Магдебурга, разгуливает какой-то педофил. Вы слыхали?

Бебе прямо застыл от ужаса. Только этого ещё не хватало! Почему дяде Петеру должна была попасть под руку именно эта злосчастная газета? Ведь с тех пор прошло уже больше недели!

Однако, к счастью, дядя Петер пока только возмущался тем, что было написано в газете:
— У них только одна задача — распродать тираж побольше! «Педофил, неуловим…» Знаем мы эти сказки — я сам за свою жизнь в шоу-бизнесе их столько сочинил.
У Бебе вырвался вздох облегчения, а дядя Петер всё больше входил в раж.
— Жалкие плагиаторы! — негодовал он. — Это я, я ввёл в Германии моду на педофилию! Это я первым понял, как на этом можно заработать! А теперь что же? Каждая провинциальная газетёнка считает себя вправе открыто воровать чужое ноу-хау!

— А вы, фройляйн Нова, боитесь педофилов? — осведомился Бебе, когда они остались наедине.
— Наоборот, — оживилась она. — Я так давно о них мечтаю! Подумай только, теперь мне, может быть, тоже удастся попасть в телевизионную передачу! Ведь педофилия, по словам господина Хоффманна, сейчас тренд сезона! Знаешь, есть такая особая передача, когда телезрители выступают и рассказывают о своих необычных встречах. А повстречай я этого педофила, рассказов о нём мне хватило бы на десять телевизионных передач. Уж я бы сумела подать это как надо.
Фройляйн Нова так и светилась радостью.
— Вот уж я досажу своей подружке Изабелль, можешь мне поверить! Она когда-то встречалась с педофилом и даже участвовала в одном ток-шоу и рассказывала об этом. Но теперь я нанесу ей такой удар, что она не оправится. Послушать её, так вся Германия кишмя кишит педофилами, и все они стоят в очереди к ней, а на меня и внимания не обращают, потому как я в моём возрасте уже не представляю для них никакого интереса. Только и знает, что хвастаться, считает себя звездой телевидения, хотя и выступала там всего один раз. Но теперь-то я уж знаю, как сбить с неё спесь.

Весьма довольная собой, фройляйн Нова тут же отправилась на встречу с подругой — узнать, не посещали ли её новые педофилы.

***

Всю неделю Продюсер отсутствовал. Всё шло чин чином. Но когда в пятницу вечером Бебе отправился к себе в гараж, там его ждал Дэвид.
По правде говоря, Бебе ему даже не обрадовался.
— До чего же ты неосторожный! — сказал он. — Зачем ты сегодня прилетел?
— Что за глупые вопросы? — удивился Продюсер. — Да потому, что я по тебе соскучился, разве это не понятно?
Бебе вздохнул. Всё это время он ломал себе голову, как уберечь Продюсера от Бу с Кингом. А вот Продюсер, оказывается, ничего себе не ломал и никого не боялся.
Бебе не на шутку разозлился.
— Послушай, Дэвид, — сказал он, стараясь придать своему голосу как можно большую убедительность, — неужели ты не понимаешь, как опасно тебе здесь появляться? А в доме, к тому же, сейчас фройляйн Нова, и дядя Петер вернётся с минуты на минуту…
— Потому я и приехал на ночь глядя, чтобы не показываться им на глаза, — сказал Продюсер и примирительно потрепал Бебе по щеке. — Не злись, я просто очень по тебе соскучился.
Бебе улыбнулся: невозможно долго сердиться, когда твой любимый мужчина остаётся у тебя ночевать.
— Я тоже по тебе соскучился, — признался он. — Пошли в душ.

Фройляйн Нова вовсю гремела на кухне сковородками, разогревая ужин к приходу дяди Петера, так что провести Дэвида в дом незамеченным не составило особого труда. Десять минут спустя Продюсер уже сидел в белом пушистом купальном халате в постели Бебе и ждал, пока тот закончит наводить красоту в ванной.
Однако их далеко идущим планам на эту ночь так и не суждено было сбыться, потому что именно в этот момент раздался долгий звонок в дверь. Бебе сообразил, что это может быть только дядя Петер, и принялся лихорадочно одеваться. Надо было во что бы то ни стало успеть встретить дядю в прихожей, иначе тот, по обыкновению, направится прямиком в комнату Бебе, чтобы пожаловаться на прошедший день, и обнаружит там Продюсера.
— Откройте именем закона! — послышалось из-за двери. — Мы из полиции.
Бебе почувствовал, что холодеет. Ему очень не понравились ни эти слова, ни голос, который их произнёс, — он, вне сомнения, принадлежал Бу! Бебе бросился в прихожую, чтобы предупредить фройляйн Нову, но было поздно — она уже открыла дверь.

— Из полиции? — с сомнением переспросил только что подошедший дядя Петер. — А можно взглянуть на ваши удостоверения? И почему вы не в форме?
— Потому что мы секретные сотрудники тайной полиции, — сказал Бу. — И по этой же причине мы не можем предъявить наши удостоверения — они чрезвычайно засекречены.
И в этот миг в коридор выглянул Продюсер:
— Бебе, ты скоро?
— А вот, собственно, и педофил, которого мы разыскиваем уже больше недели, — расплылся в довольной ухмылке Кинг. — Не волнуйтесь, мы здесь долго не задержимся. Мы пришли сюда исключительно затем, чтобы забрать его.
— Газеты вы, надеюсь, читаете? — спросил Бу, помахав для пущей убедительности перед носом дяди Петера помятой газетной вырезкой, после чего скомандовал напарнику: — Быстро! Надевай на него наручники — и в багажник!
Дядя Петер, фройляйн Нова и Продюсер уставились друг на друга в полной растерянности. Один только Бебе не был ничуть удивлён, зато очень разозлился.
— Не верьте им! — закричал он, заслоняя собой Продюсера. — Дэвид — мой друг. А это никакие не переодетые полицейские, а самые что ни на есть настоящие педофилы!
— Как ты можешь обвинять этих милых господ? — с укором сказала фройляйн Нова. — С чего ты взял?
— Можно подумать, я не знаю, как выглядят педофилы, — фыркнул Бебе.
— Опасно, — прошипел Бу, — обвинять полицейских в педофилии. Это называется клевета.
— А за клевету на полицию недолго и в тюрьму попасть, — пригрозил Кинг.
В глазах фройляйн Новы промелькнул испуг. Она в растерянности повернулась к дяде Петеру. По её мнению, сказала она, очень похоже, что эти вот господа из тайной полиции. Поэтому у них такой странный вид — с целью маскировки. А вот этот расхлябанный неизвестный парень рядом с Бебе и впрямь выглядит подозрительно.

Гангста сразу повеселели. Кинг сказал, что он с первого взгляда понял, какая эта дама умная и замечательная, и просто счастлив, что ему довелось с ней повстречаться. И он то и дело обращался к дяде Петеру за поддержкой.
— Не правда ли, она удивительная, редкая умница? — спрашивал он, медленно пробираясь к Продюсеру с наручниками наготове. — Неужели вы так не думаете?
Неизвестно, что раньше думал по этому поводу дядя Петер, но теперь он просто вынужден был соглашаться, и фройляйн Нова от всех этих комплиментов расцветала на глазах. А вот Бу, странным образом, всё больше мрачнел и наливался кровью. Но Кинг был так увлечён фройляйн Новой, что вовсе не замечал этого.
— И выглядит она просто сногсшибательно, не правда ли, Бу? — подмигнул он приятелю — от Продюсера его отделял всего лишь шаг. — Красивые глаза и такая…
Что ещё у неё красивое, фройляйн Нове в тот вечер так и не суждено было узнать, потому что Бу впал в настоящее бешенство.
— Ах ты подлый, двуличный, лицемерный натурал! — заорал он и бросился на дружка с кулаками. — А ещё в вечной любви мне клялся! Убью, неверный!

«Что ж, это по заслугам, — подумал Бебе, глядя, как колошматят друг друга гангста. — Так этим бандитам и надо!» Ведь они ворвались к ним в дом и теперь намеревались увезти в багажнике Продюсера — его Продюсера! — чтобы продать за десять тысяч евро.

Но для злорадства сейчас было не время. Воспользовавшись разборкой между гангста, Бебе бросился к шкафу и вытащил ружьё, полученное в подарок на день рождения от дедушки. Раздался предупреждающий выстрел. Гангста отпрянули друг от друга и уставились во все глаза на Бебе, как будто только сейчас заметили его.

— Руки вверх! — приказал Бебе и, присмотревшись внимательней, добавил: — Штучки вниз! Шагом марш в полицию!

— Где тут у вас пункт приёма педофилов? — деловито осведомился Бебе у дежурного в полицейском участке. — Я сегодня поймал парочку.

Его тут же провели к господину Пельке, начальнику полиции города Магдебурга. Бебе передал ему диктофон с записью недвусмысленных предложений, которые ему делали Бу с Кингом в парке. Убедившись в неоспоримости улик, начальник полиции тут же распорядился арестовать гангста, похвалил Бебе за проявленное мужество и выписал ему чек на получение обещанного вознаграждения. Так Бебе спас Продюсера, отомстил Бу с Кингом, да ещё и получил за это целых двадцать тысяч евро!

***

На следующее утро двор был забит — повсюду сновали люди с центрального телевидения, которые прибыли, чтобы сделать репортаж о поимке магдебургских педофилов. Бебе, памятуя наставления матери, был всем этим очень встревожен. Его мучила мысль, что кто-нибудь из них пронюхает про Продюсера и — даже подумать страшно! — сделает передачу и о нём тоже. И тогда придёт конец их мирной жизни, которой мама так дорожит. Теперь нужно будет охранять Продюсера от ещё одной напасти, думал Бебе. Он попросил фройляйн Нову пообщаться с журналистами вместо него, на что та, разумеется, согласилась с превеликим удовольствием. Она бесцеремонно выхватила микрофон из рук герра Готтшалька, репортёра, и в красках принялась расписывать, какие сомнительные комплименты она получала от педофилов.
Герр Готтшальк нервно курил в сторонке и кричал кому-то в трубку, что у него сенсационный репортаж, который побьёт все рекорды просмотров, и просил выделить ему лучшее время в вечерних новостях.
Дядя Петер был в восторге.
— Деточка, да у вас несомненный талант! — сказал он фройляйн Нове. — Вам место на телевидении. Заходите-ка сегодня вечерком ко мне, обсудим это дело.

— Интересно, о чём они будут говорить? — спросил Бебе Продюсера, когда фройляйн Нова уединилась вечером с дядей Петером в его комнате.
— А вот это мы сейчас узнаем, — ответил Дэвид и припал одним глазом к замочной скважине. Но тут же отпрянул, словно увидел нечто ужасное. — Какое безобразие!
Продюсера даже передёрнуло от омерзения. Бебе кинулся было к двери, но Продюсер преградил ему путь.
— Дэвид, но я тоже хочу посмотреть! — возмутился Бе6е.
— Маленький ты ещё… смотреть на такое.
— Тогда хотя бы скажи, чем они там занимаются, — не унимался Бебе.
— Чем, чем, — процедил сквозь зубы Продюсер. — Гетом!

***

И в тот день тоже настала ночь. Бебе лежал на диване в студии у Продюсера, Продюсер лежал рядом.

Как раз сейчас в Амстердаме на центральном вокзале заканчивалась посадка на поезд в Магдебург, и в вагон зашли папа с отчимом. Где-то в небе летел обратно в Германию белый самолёт с мамой на борту. Том с Георгом только что пересекли на попутной машине границу с Францией и тоже уже были на полпути домой.

А Бебе лежал в объятиях своего любимого мужчины в самом расцвете сил, и это было во всех отношениях хорошо и прекрасно. Всё это было замечательно. И всё же Бебе было тревожно. Нет тебе покоя, если ты встречаешься с Продюсером, которого обвиняют в педофилии!
— Я попытался тебе объяснить, как мог, — сказал Бебе. — До сих пор мне удавалось тебя покрывать, это верно. И теперь, когда Бу с Кингом арестовали, все на некоторое время успокоятся. Но что дальше будет, я не знаю.
Дэвид притянул Бебе к себе.
— Глупенький! Теперь они могут охотиться за мной сколько угодно, потому что всему этому я положу конец.
— Что ты задумал? — насторожился Бебе.
— Потом, малыш, потом, — прошептал Продюсер, подминая под себя Бебе. — Сейчас у нас есть разговор поважней.

***

Этот день Бебе не забудет никогда. Он сам рано проснулся: лучшему в мире Продюсеру даже не пришлось его будить. «Так странно», — подумал Бебе и побежал к почтовому ящику — сегодня должен был прийти очередной выпуск его любимого журнала «Girl». Будет чем заняться, пока Продюсер спит.

Бебе взял в руки журнал и глазам своим не поверил: с обложки на него смотрел… он сам! Да, тут ошибки быть не могло: это была его фотография, и сделана она была Дэвидом. А под ней был заголовок: «I Call Him Baby».

Бебе развернул журнал и стал читать, а когда прочёл, даже прослезился.

«Сегодня у нас в редакции побывал один очень известный продюсер. Этот красивый и умный мужчина в полном расцвете сил пришёл, чтобы сообщить о своём новом открытии — самой яркой в мире звезде по имени Билл Каулиц. Судя по предоставленным фотографиям мальчика, у нас нет оснований ему не верить. Мы даже заметили, что этот продюсер стал бы мультимиллионером, если бы наладил массовое производство таких звёзд, на что наш экологически сознательный гость ответил: «Нет уж, спасибо, нельзя сверх надобности перенаселять мир звёздными мальчиками, достаточно нас двоих — меня и Бебе» — так интимно продюсер называет Билла».

В этом месте Бебе улыбнулся: Дэвид хотел продюсировать только его и никого другого, — а потом вздохнул от переизбытка чувств и стал читать дальше.

«По тому, с каким неподдельным восторгом и даже восхищением рассказывал продюсер о своём подопечном, у нас создалось впечатление, что он его очень любит. Своё имя гость попросил нас не указывать, «потому что семья Бебе не хочет лишней шумихи», сказал он. Что ж, если человек не желает, чтобы его имя было напечатано в журнале, то мы обязаны с этим считаться. Вот почему мы на протяжении всей статьи называем его только «гость» и «продюсер», а не «Дэвид Йост», как его, собственно, и зовут».

«Он его очень любит», — прошептал Бебе и снова вздохнул от переполнявшего его счастья.
В этот момент наконец проснулся лежавший рядом Дэвид. Заметив журнал в руках Бебе, он просиял.
— Есть что-нибудь интересное? — как можно небрежнее спросил он и тут же по привычке потянулся к своему ноутбуку. — Читай вслух, если это действительно интересно.
— Ты всякий стыд потерял, — сказал Бебе. — Разве ты не понимаешь, что ты всё испортил? Теперь нас с тобой уже никогда не оставят в покое.
— А кому нужен покой? — удивился Продюсер. — Жить надо ярко, весело и интересно, а иначе всё это не имеет смысла. Ну а теперь читай!
И пока Дэвид проверял свою утреннюю почту, Бебе читал ему вслух статью. Продюсер был счастлив.
— Красивый и умный мужчина в самом расцвете сил — это про меня. Да, в этой статье каждое слово — правда.
— «Он его очень любит», — прочёл Бебе и вопрошающе поглядел на Продюсера. — Эти слова тоже правда?
Продюсер оторвался от ноутбука и задумался.
— Да, вообще-то да, — признался он неохотно. — Удивительно, что можно так влюбиться в такого тощего мальчишку, как ты! Ну, читай дальше!
Но Бебе не смог читать, пока не проглотил комок в горле; значит, это правда, что Продюсер его любит! А на всё остальное тогда наплевать!
— Хорошо, что я попросил их не называть моего имени, правда? — сказал Продюсер. — Я это сделал только для тебя, чтобы не создавать лишних проблем твоей семье.
Потом он схватил журнал и долго с любовью разглядывал напечатанные там фотографии Бебе.

***

День отъезда дяди Петера оказался полон сюрпризов. Чего стоил один его непривычно довольный вид! Дядя Петер всё повторял, как он счастлив и что никогда не забудет этих дней, ведь он в очередной раз убедился — не перевелись ещё таланты в Германии, и это его несказанно радует.
И он с умилением посмотрел на фройляйн Нову, которая помогала ему укладывать вещи; такой весёлой Бебе её ещё никогда не видел.
— Я тоже очень полюбила педофилов, — сказала она, — потому что, если бы они не повадились сюда в Лойче, к нам не приехала бы съёмочная группа, и я не попала бы на телевидение, и вообще ничего не было бы.
Она заботливо застегнула верхнюю пуговицу на пальто дяди Петера, поправила ему воротник и попросила, чтобы он осторожно переходил улицу.
«Ей, наверное, кажется, что она его жена», — шепнул Продюсер Бебе.
Едва от дома отъехало такси с дядей, фройляйн Нова кинулась к телефону. И от переполнявшего её восторга она говорила так громко, что Бебе невольно услышал весь разговор.
— Алло! Это ты, Изабелль? — начала она торопливо. — Ну, как поживает твой очередной педофил?.. А я вот собираюсь переехать в Гамбург… Нет, вовсе не в качестве экономки, а просто я выхожу замуж, хоть я и такая старая… Ну, что ты скажешь?.. Да, конечно, ты имеешь полное право это узнать… За господина Петера Хоффманна, именно за него… Да, это чистая правда, ты говоришь с будущей госпожой Хоффманн, дорогая Изя… Ах да, я совсем забыла тебе сказать: учитывая нашу с ним разницу в возрасте, он вполне может считаться педофилом. Я вижу, ты растрогалась… ты плачешь… Ну, ну, Изенька, не огорчайся, ты тоже ещё можешь встретить хорошего человека.

Но это было только начало.

После возвращения из Амстердама о женитьбе вдруг заговорили и папа с отчимом. Они без умолку тараторили о предстоящем торжестве и с каждой минутой выглядели всё счастливей и счастливей.
— Ты, Бебе, будешь у нас на свадьбе, — сказал папа. — Мама сошьёт тебе бархатный костюм в чёрно-белую полоску, ты будешь в нём такой красивый.
— Нет, никакого бархатного костюма не будет! — послышался вдруг категоричный голос. Все повернули головы к двери. На пороге стоял Продюсер. Папа с отчимом недоуменно воззрились на него. А Бебе вдруг отчего-то застеснялся и раскраснелся донельзя.
— Бебе я поведу под венец только в белом атласном платье, — пояснил сияющий от счастья Дэвид.
— Отделанном розовыми черепушками ручной вышивки! — быстро вставил Бебе. — Ты обещал!
— Да, — покладисто согласился Продюсер. — И со стразами вместо глазниц. Не волнуйся, Бебе, я помню всё, что на тебе обещал.
— Ну, раз пошла такая пьянка… — смущённо пробормотал Георг.
Том, зардевшийся похлеще Бебе, больно засадил ему под рёбра локтем. Но Георга уже было не остановить.
— В общем, мы с Томом тоже…

Эпилог
От счастья мама плакала, от радости за нас…

«Вот теперь всё именно так, как и задумывалось пятнадцать лет тому назад, — думала Симона, счастливой улыбкой провожая своих любимых мужчин под венец: Йорг вёл Гордона, Георг — Тома, а Продюсер — Бебе. — Ах, сколько материала реал подбросил! Пиовра обзавидуется!

Ну что ж, любовников и сыновей я пристроила в хорошие руки, теперь и собой не грех заняться. Теперь можно со спокойной душой и чувством выполненного слэшерского долга засесть в ворде и творить, творить, творить!»

Happy End!

@темы: Вторчество

---

Бебе и Продюсер, который живёт в студии-3

Глава 3. Самый дешёвый в мире Продюсер.

«Многим ли мальчикам посчастливилось иметь такого лучшего в мире Продюсера, как Дэвид?» — часто спрашивал себя Бебе. И тут же уверенно отвечал: «Нет, только мне одному!» И всякий раз сердце его замирало от радости. Как ему повезло, что Продюсер остановился тогда именно у его дома! Ведь в Лойче полно таких вот старых, некрасивых домов, как тот, в котором жила семья Каулицев! Какая удача, что Дэвид случайно оказался возле его гаража, а не чьего-нибудь другого!

Правда, дружная шведская семья Каулиц-Трюмпер сперва вовсе не была в восторге от того, что в доме появился Продюсер. Все они — за исключением Бебе, конечно, — считали, что Продюсер — обыкновенный педофил-проходимец и что Бебе следовало бы держаться от него подальше.

Теперь Продюсер, пожалуй, им даже нравился, но предшествовало этому одно важное событие — его знакомство с семьёй Бебе.

Вот как это произошло.

Было первое сентября — Бебе исполнялось семнадцать. Вечером накануне этого торжественного дня он вернулся от дедушки, где провёл всё лето, и первым делом позвонил Продюсеру.
— Завтра день моего рождения, — сказал Бебе и замолчал. Вид у него был очень грустный. — Мне бы очень хотелось и тебя пригласить, — продолжал он, — но…
Мама так злилась на Продюсера, что бесполезно было просить у неё разрешения.
Продюсер всё понял без слов. Он был так опечален, что Бебе тут же пообещал поговорить с мамой. Будь что будет, но невозможно праздновать день рождения без Дэвида!
На следующий день сразу же после возвращения близнецов из школы мама принялась накрывать на стол, посреди которого уже красовались два именинных пирога с семнадцатью зажжёнными свечами на каждом. Она поставила в вазу большой букет цветов и принесла праздничные столовые приборы. Шесть штук: для себя, папы, отчима, Тома, Георга и, разумеется, для Бебе.
— Мама, — сказал Бебе, — нужно семь приборов.
— Почему? — удивилась мама.
Бебе замялся. Теперь ему надо было рассказать, что он пригласил на день рождения Продюсера, хотя мама, конечно, будет этим недовольна.
— Продюсер, который живёт в студии, тоже придёт ко мне, — сказал Бебе и смело посмотрел маме в глаза.
Мама ласково провела ладонью по его волосам:
— Ты всё ещё носишься со своими детскими фантазиями? Трудно поверить, что тебе исполнилось семнадцать. Сколько тебе лет, Бебе?
— Я мужчина в самом расцвете сил, — гордо ответил Бебе, подражая Продюсеру.
Мама лишь вздохнула, поняв, что спорить с сыном бессмысленно, и отправилась на кухню. Закончив приготовления, она позвала всех за стол.
— А мы разве не будем ждать Продюсера? — осторожно спросил Бебе. Мама покачала головой:
— Нет, я думаю, ждать не стоит. Я уверена, что он сегодня не приедет. И вообще, давай поставим на нём крест.
Бебе ничего не ответил, лишь резко поднялся из-за стола и бросился в свою комнату, громко захлопнув за собой дверь. Том кинулся вслед за ним. Прибежала и мама. Некоторое время они напрасно дёргали дверную ручку и просили его открыть, но Бебе не обращал на них никакого внимания — он словно окаменел.
Теперь день рождения был безвозвратно испорчен. С самого утра Бебе решил быть целый день весёлым, даже если бы Продюсер и не смог приехать. Но услышать такое от мамы… Это уж слишком!
— Послушай, Бебе, там возле входной двери тебя ждёт какой-то парень… — послышался вдруг голос мамы.
Бебе не ответил: наверняка опять кто-то из этих надоедливых школьных поклонников припёрся — нигде ему от них покоя нет! Мама повторила, уже громче:
— Ты что, не слышишь, что к тебе пришли? Между прочим, очень интересный симпатичный молодой человек!
— Никаких молодых человеков я не жду! — огрызнулся в ответ Бебе.
— Да что же это такое! — возмутилась мама. — В кои-то веки у тебя появился приличный поклонник, а ты ведёшь себя с ним так по-хамски!
Бебе вздохнул и решил всё-таки выйти: надо бы спровадить этого незваного гостя поскорее, а то с минуты на минуту появится Продюсер, увидит его здесь и ещё подумает что-нибудь не то.
Бебе вышел в прихожую и остолбенел. На пороге с огромной охапкой роз стоял… Продюсер!
— Привет, Дэвид! — завопил Бебе и бросился Продюсеру на шею.
— Привет, Бебе! — ответил Продюсер, сжимая Бебе в объятиях. — С Днём рождения!
Бебе почти не слышал, что ему говорят, и только повторял:
— Дэвид, ты приехал, ты всё-таки приехал!
Он проводил Продюсера в гостиную, где уже собралась вся семья.
— Мама, — торжественно начал он, — и вы, папы. Познакомьтесь: это Продюсер, который живёт в студии. Его зовут Дэвид, он из Гамбурга, я вам уже говорил о нём.
— Так это и есть Продюсер?! — прошептала мама и едва не лишилась чувств: она никак не могла взять в толк, что этот «милый, симпатичный и приятный во всех отношениях молодой человек», который ей так приглянулся, и есть пресловутый Продюсер. Он казался ей почти ровесником Бебе, его школьным товарищем, самым обыкновенным простым парнем…
Мама мигом усадила Продюсера за стол и положила ему самый большой кусок пирога. Бебе было очень приятно это видеть, и он тут же простил маме всё то, что она постоянно наговаривала на Дэвида.

Теперь, когда все были в сборе, близнецам начали дарить подарки. Продюсер сказал, что хотел бы сделать свой главный подарок попозже, наедине с Бебе, на что мама ответила: «Я уверена, Дэвид, что твой подарок до совершеннолетия Бебе не испортится. Осчастливишь им его через год».

— У тебя не мама, а золото, — шепнул Продюсер Бебе. — Жаль только, что она такая жадная, — никогда не видел, чтобы так ревностно блюли сыновей. А вообще, могу сказать, что ты и твои родственники — самые странные люди на свете, но всё же вы мне очень нравитесь.
Бебе даже покраснел, так он был счастлив. Продюсеру понравилась его семья, это замечательно! Да и Продюсер тоже всем им понравился, тут не было сомнений, хотя мама по привычке ещё некоторое время и относилась к нему насторожённо.

***

— Только никому о нём не рассказывайте, — сказала мама за обедом на следующий день, когда пришла в себя, — слышите, никому ни слова.
— Почему? — спросил Бебе.
И мама объяснила:
— Подумай сам, во что превратится наша жизнь, если люди узнают, что у нас бывает Продюсер. Его, конечно, будут показывать по телевизору и снимать для кинохроники. Во дворе мы постоянно будем спотыкаться о телевизионный кабель и провода осветительных приборов, забор будет ломиться от фанаток, а каждые полчаса к нам будут являться корреспонденты, чтобы сфотографировать тебя с Продюсером и взять у вас интервью. Бедный Бебе, ты превратишься в «звезду, которую открыл Продюсер, который живёт в студии…». Одним словом, в нашей жизни больше не будет ни одной спокойной минуты, а тебе, Бебе, к тому же, придётся делить Дэвида с его назойливыми поклонницами.
Бебе был вовсе не прочь, чтобы его с Продюсером запечатлели для кинохроники, но и делить Дэвида с кем бы то ни было он тоже не имел ни малейшего желания, а потому вынужден был согласиться, что мама права, и обещал никому ничего не рассказывать о Продюсере. К тому же, это было так романтично — иметь своего личного тайного Продюсера.

Теперь Дэвид часто навещал Бебе, и постепенно все Каулицы к нему привыкли. Но главное, они наконец поняли, что хотя у Бебе и имелась такая изумительная семья, достойный пейринг, коим, несомненно, являлся Продюсер, ему был совершенно необходим.
— Я думаю, что и Продюсер тоже уже не может обойтись без Бебе, — заметила как-то мама.

***

Однажды ранним воскресным утром — было всего лишь около трёх часов дня — Бебе услышал спросонья взволнованные голоса, доносившиеся из кухни. Вся семья была явно чем-то обеспокоена.
— Ну вот, дождались! — сказал папа. — Ты только погляди, что написано в газете, Симона. На, прочти сама.
— Ужасно! — воскликнула мама. — Просто смайлег «ужоснах» какой-то!
Бебе мигом соскочил с постели — только чрезвычайное происшествие могло заставить маму ругаться смайликами. Ему не терпелось узнать, что же именно ужасно. И он узнал.
На первой странице газеты огромными буквами был набран заголовок:

«Странный неопознанный субъект разгуливает по окрестностям Магдебурга — будьте бдительны!»

А под заголовком — заметка:

«Очевидцы сообщают, что в последнее время неоднократно видели в пригороде Магдебурга некоего красивого мужчину в самом расцвете сил. Поскольку его часто замечали в компании с мальчиком лет пятнадцати-шестнадцати, у полиции есть все основания полагать, что это педофил. Он должен быть как можно скорее задержан и передан в руки правосудия. Полиция города Магдебурга назначает вознаграждение в 10.000 евро за любую информацию, способствующую его поимке, и призывает граждан к повышенной бдительности».

— Бедный Продюсер, — сказала мама. — Теперь начнётся на него охота.
Бебе разом и испугался, и разозлился, и огорчился.
— Почему Дэвида не могут оставить в покое?! — закричал он. — Он ведь не делает ничего плохого. Живёт себе в своей студии, зажигает звёзд, снимает петухов, а в свободное время посещает меня. Разве Продюсер в чём-то виноват?
— Нет, конечно же, — заверила его мама. — Есть только один закон — канон, а ничего противоканонного Продюсер не совершает, значит, и противозаконного тоже. Ладно, не будем сейчас об этом, потому что у меня есть известие поважней.
Выдержав эффектную паузу, мама срывающимся от волнения голосом сообщила потрясающую новость. Оказывается, мировое слэш-сообщество очень высоко оценило её выдающиеся достижения в деле воспитания тру-кавайных сыновей, и вот её приглашают поделиться опытом и выступить с докладом на всемирном Слэшконе в Москве. Решив воспользоваться случаем, мама собиралась также погостить ещё недельки две у своих русских ПЧ.
— Но мама, я не хочу, чтобы ты куда-нибудь уезжала! — запротестовал Бебе. — Я хочу, чтобы ты сидела за своим компьютером и чтобы в доме всегда пахло вкусным свежераспечатанным слэшем.
«…а то нехорошо получится: приедет Продюсер, а его даже угостить нечем будет», — мысленно закончил Бебе.
— Вечно ты только о себе думаешь! — вступился за маму отчим. — Эта командировка невероятно важна для дальнейшей маминой карьеры в фэндоме.
— Не огорчайся, Бебе, — сказал папа. — Мы тоже махнём куда-нибудь втроём — ты, я и Гордон. Например, в Амстердам. Там как раз будет всемирная премьера нового фильма о настоящей мужской дружбе. Разве это не грандиозно, Бебе?
— Ага! — согласился Бебе.
Он и в самом деле думал, что это наверняка будет грандиозно. Но вместе с тем понимал, что что-то во всём этом есть и не очень грандиозное, даже знал, что именно: Продюсер! Как он может бросить Дэвида одного именно в тот момент, когда он действительно ему нужен! И хотя Продюсер никакой не педофил, а просто мужчина в самом расцвете сил, который любит маленьких мальчиков, опасность ему всё равно угрожает, ведь люди такие алчные и обязательно станут за ним охотиться, чтобы получить десять тысяч евро. Бебе думал об этом всё время. Кто знает, что кому может взбрести в голову. Вдруг они посадят Продюсера в тюрьму или придумают что-нибудь ещё более ужасное? Во всяком случае, они не дадут ему спокойно жить в его маленькой студии в Гамбурге. Уж это точно!
И Бебе решил остаться дома и охранять Продюсера. Он тут же объяснил всем, почему не может никуда ехать.
— Но, Бебе, пойми, если ты не поедешь, значит, и мы не сможем, — сказал папа. — А ведь Гордон уже так настроился на эту поездку!
Тогда мама сказала, что попросит свою закадычную бету Пиовру: быть может, она согласится помогать по хозяйству пятерым закоренелым холостякам — Бебе, Тому, Георгу, Гордону и Йоргу.
— Не пятерым, а шестерым, — заметил папа. — Шестого закоренелого холостяка зовут Дэвид. Не забывай про Продюсера, Симона, ведь стоит тебе только выйти за порог, он тоже будет торчать здесь целыми днями.
— И ночами! — ехидно вставил Том, за что тут же получил подзатыльник от Бебе.
— Нет, никаких Пиовр в доме мы не потерпим! — возмутился Бебе — он так и не смог простить этой премерзкой особе её гнусных собачьих инсинуаций. — А хозяйство мы будем вести вместе с Дэвидом. Мой Продюсер во всём самый лучший в мире, и уж конечно, он самый лучший в мире домохозяин! Никакая Пиовра с ним не сравнится.
По более трезвом размышлении мама, при всём своём уважении к бете, была вынуждена признать, что в плане ведения домашнего хозяйства Пиовра скорее окажется седьмым холостяком, чем подспорьем первым шестерым.
— Тогда решено, — сказали в унисон папа с отчимом. — Мы остаёмся, как того и требует настоящая мужская дружба!
— И солидарность! — важно добавили Том с Георгом. — Мы тоже никуда не едем.
В этот миг от маминого компьютера послышался характерный звук, сообщающий о поступлении новой почты. Пробежав глазами текст письма, мама обречённо вздохнула:
— Закоренелых холостяков всё-таки будет семь: к нам едет дядя Петер.

В комнате вдруг воцарилось гробовое молчание. Дядя Петер был дальним родственником мамы. Он работал в шоу-бизнесе и постоянно разъезжал по всей Германии в поисках новых талантов, и раз в год, когда путь его пролегал через Магдебург, он обязательно заезжал погостить к Каулицам.
Никто у Каулицев не радовался приезду дяди Петера. И меньше всех папа.
Услыхав такую новость, он стукнул кулаком по столу и сказал, что в таком случае лично он непременно отправится в Амстердам и во что бы то ни стало возьмёт с собой Гордона, даже если ему для этого придётся его похитить. А Бебе может поступать, как ему вздумается: захочет — поедет с ними, нет — останется дома. Пусть сам решает. Что же касается дяди Петера, то он волен приезжать, жить у них дома и рыскать по окрестностям в поисках талантов, сколько его душе угодно, но только в его, то есть папино, отсутствие. Во всяком случае — папа это заявил со всей определённостью — в день прибытия дяди он отправится на вокзал, сядет на поезд, и даже десять дядей Петеров его не остановят.
Том с Георгом переглянулись и, как того и требовала мужская солидарность, тут же сказали:
— И мы махнём на недельку в Париж. Давно уж собирались, вот и случай подвернулся.
— Да, конечно, — вздохнула мама, — вас всех можно понять, но как же быть с Бебе? Всё это надо как следует обдумать.
А когда мама всё обдумала, то сказала, что придётся искать домработницу.

***

Бебе надеялся, что домработницей окажется милый, добрый и красивый юноша. Но мама была категорична. «Никаких красивых юношей! — отрезала она. — Не позволю разрушать устоявшиеся пейринги! Может, это и неправильно с моей стороны, но к Продюсеру за последнее время я стала понемногу привыкать».

Мама дала объявление в газету. Конечно, она не могла прямо указать в требованиях к претендентам, что заинтересована только в домработнице женского пола, иначе её тут же обвинили бы в дискриминации. Поэтому поначалу ей приходилось отбиваться от толп мужчин, страстно мечтавших поухаживать за Бебе. И вот, когда мама уже почти отчаялась найти домработницу нужного пола и готова была согласиться на «красивого юношу», ей наконец позвонила одна женщина. Звали её фройляйн Нова. Несколько часов спустя она пришла на собеседование. Это была пожилая женщина (Бебе дал бы ей не меньше тридцати пяти) маленького роста с приторно-слащавым голоском. Она смерила Бебе с ног до головы таким завистливым взглядом, что тот поначалу даже испугался.

Бебе сразу понял, что никогда не полюбит фройляйн Нову. Мама это тоже поняла и тут же сказала, что берёт её. Они условились об оплате, и под конец фройляйн Нова оговорила, что её надо называть не домработницей, а домведущей.

— Домзавидущей! — тут же передразнил её Бебе тихо, как бы про себя.
Мама услышала это и густо покраснела.
— Надеюсь, вы любите детей, фройляйн Нова?
— Конечно, я их люблю, — ответила фройляйн Нова и — видимо, испугавшись, что её могут не так понять, — поспешно добавила: — Если они хорошо воспитаны.
— Я не уверена, что Бебе хорошо воспитан, — смущённо призналась мама.
Фройляйн Нова снисходительно кивнула.
— Он будет хорошо воспитан, если вы отдадите его мне. У меня мальчики быстро становятся шёлковыми.
— Правда, у нас ещё и Продюсер… — нерешительно начала мама.
— Ничего, у меня и продюсеры очень быстро становятся шёлковыми, — заверила её фройляйн Нова.

На следующий день мама со спокойной душой улетела в Москву.

***

— Дэвид, угадай-ка, — сказал Бебе, — кто будет за мной присматривать и вести наше хозяйство, пока мама и остальные будут в отъезде?
— Тут и гадать нечего, — уверенно ответил Продюсер. — Лучший в мире присмотрщик за детьми!
— Ты что, имеешь в виду себя? — на всякий случай спросил Бебе, хотя и так было ясно, что Продюсер имел в виду именно это.
— Ну да, — кивнул в подтверждение Продюсер. — Ведь лучше меня за детьми всё равно никто не присмотрит.
— Я тоже так считаю, — поспешил заверить его Бебе. — Но мама думает иначе.
Он боялся, что Продюсер обидится, когда узнает, что мама наняла фройляйн Нову, когда лучший в мире присмотрщик за детьми находился под рукой, но, странным образом, Продюсер, напротив, заметно оживился и просиял.

***

— Дэвид! — крикнул Бебе, переступив порог своей комнаты. — Дэвид, ты где?
— В Томовой ночнушке, которую ты так любезно выделил мне, — послышался откуда-то глухой ворчливый голос. Только теперь Бебе заметил на кровати Продюсера, безнадёжно запутавшегося в братовой рэперской пижаме и уже начавшего задыхаться от нехватки воздуха. Бебе тут же бросился спасать его: взял ножницы и отрезал две трети от футболки и штанов. В конце концов, рассуждал он, любимая братова пижама — это пустяки, дело житейское, и то, что она погибла, не может омрачить его радости: ведь это такое удивительное событие — сегодня Дэвид впервые останется у него ночевать!

Пока спасённый Продюсер с невероятно сосредоточенной миной высматривал что-то в своём ноутбуке, Бебе тихо сидел рядом и обдумывал, как ему поумнее предостеречь его. «Может, правильнее всего просто дать Дэвиду газету? Пусть сам всё прочтёт», — решил он и после некоторого колебания придвинул газету к Продюсеру.
— Погляди-ка на первую страницу, — сказал Бебе мрачно.

Но заставить Продюсера оторваться от его ноутбука оказалось не такой уж простой задачей. Тогда Бебе сам прочёл вслух предупреждение о разгуливающем в окрестностях Магдебурга педофиле, о необходимости проявлять повышенную бдительность и об обещанном полицией вознаграждении в десять тысяч евро за любую информацию, способствующую его поимке.
— Глупости! — заявил Дэвид, не поднимая головы от ноутбука. — Я сам часто бываю в окрестностях Магдебурга, но никаких педофилов там пока не встречал.
Бебе вздохнул. Всё оказалось куда сложнее, чем он думал. Продюсер ничего не подозревал.
— Дэвид, неужели ты не догадался, что «разгуливающий в окрестностях Магдебурга педофил» — это ты, что это они за тобой охотятся? Теперь понял?
Продюсер всё ещё продолжал что-то быстро печатать в ноутбуке, когда до него наконец дошёл смысл этих слов. В горле у него что-то заклокотало, словно он поперхнулся, и он окинул Бебе неверящим взглядом.
— «Педофил»! — выдохнул он. — Ты меня обзываешь педофилом?! А ещё совсем недавно ты считал меня самым умным, красивым и в меру успешным мужчиной в полном расцвете сил.
— Я и теперь так считаю, — поспешил заверить его Бебе. — Но я не виноват, что они это пишут в газете. А они имеют в виду тебя, это точно.
Вид у Продюсера был мрачный и невыразимо печальный.
Бебе совсем растерялся и сидел, не зная, что предпринять.
— Я не виноват, что так пишут в газете, — пробормотал он снова и умолк.
Продюсер тоже молчал и с печальным видом медитировал на свой ноутбук. В комнате воцарилась тягостная тишина.
Бебе решил махнуть на всё рукой. Может, всё ещё обойдётся? Ведь Продюсер на самом деле вовсе не был педофилом — он знал это точно! Бебе столько раз уже имел возможность убедиться, что на самом деле он просто мужчина в самом расцвете сил, со своими маленькими слабостями, и только. Бебе даже показалось, что Продюсеру всерьёз ничего не угрожает.
— Тебе нечего бояться, Дэвид, — сказал он и, стараясь успокоить Продюсера, процитировал понравившиеся ему слова из последнего маминого фика: — Ты не виноват в том, что такова твоя природа, и они ничего не посмеют сделать тебе за то, что ты — это ты.
Но Продюсер злился всё больше и больше.
— И ладно бы, педофил, — возмущался он. — Так они ещё оценили меня в десять тысяч! Каких-то несчастных десять тысяч евро за самого лучшего в мире продюсера! Теперь я самый дешёвый продюсер в мире!
— Ну что ты, Дэвид, — сказал Бебе. — Дороже тебя нет никого. Я бы не согласился расстаться с тобой ни за какие сокровища в мире!
— Даже за сто тысяч миллионов? — недоверчиво переспросил Продюсер.
— Даже за сто тысяч миллионов! — ответил Бебе, не задумываясь ни секунды, и юркнул к Дэвиду под одеяло: после долгих уговоров мама всё-таки сжалилась и разрешила ему в случае крайней необходимости спать с Продюсером. А сейчас необходимость в этом была — Дэвида надо было чем-то утешить.

— Вот тебе надо готовиться к экзамену по математике, — сказал полчаса спустя подобревший Продюсер. — Тогда посчитай-ка, сколько стоит моя штучка, если всего меня оценили в десять тысяч?
Бебе рассмеялся.
— Не знаю. Ты что, продавать её собираешься?
— Да, — сказал Продюсер. — Тебе. Уступлю по дешёвке, потому что она у меня уже много раз была в употреблении, а значит, не совсем новая.
— Глупый, — сказал Бебе, — как же ты обойдёшься без своей штучки?
— А я и не собираюсь обходиться, — ответил Продюсер. — Она останется у меня, но будет считаться твоей. А я её у тебя вроде как одолжил.
Продюсер тут же продемонстрировал Бебе свою штучку во всей её красе, чтобы тот мог убедиться, насколько она хороша, и убеждённо сказал:
— Подумай только, всякий раз, как ты её увидишь, ты скажешь самому себе: «Эта восхитительная штучка — моя». Разве это не замечательно?
Но Бебе решительно отказался от такой сделки — ведь штучка Продюсера и так уже давным-давно была его, и только его!

Продолжение

@темы: Вторчество

---

Бебе и Продюсер, который живёт в студии-2

Пишет [J]Keine Dort[/J]:

01.10.2008 в 15:52

я требую продолжения, в котором штучка продюсера тоже надуется

URL комментария

Глава 2. Возвращение Продюсера.

Шли дни, была школа, были репетиции, а Продюсера всё не было и не было. Вечером, ложась спать, Бебе думал только о Продюсере, а иногда, накрывшись с головой одеялом, даже тихо плакал от мысли, что больше не увидит его.
— Мама, Продюсер сегодня случайно не появлялся? — первым делом спрашивал Бебе по возвращении из школы.
Так повторялось день изо дня вот уже несколько месяцев, и однажды мама подумала, что пора раз и навсегда покончить с Продюсером.
— Не появлялся, — сказала она. — Но не случайно: разве ты не понял ещё, что он больше не вернётся?
«Всё ясно, он не вернётся, — эхом пронеслось в голове у Бебе. — Он никогда больше не приедет».
Бебе ничего не ответил, но сильно побледнел, и глаза его заблестели. У него был такой убитый и несчастный вид, что мама тут же пожалела о своих словах.
— Ну что ты, Бебе, не грусти, — сказала она. — Ну хочешь, я куплю тебе собаку?
— Не нужна мне никакая собака! — выкрикнул сквозь слёзы Бебе. — Никакая собака не сравнится с Продюсером, который живёт в студии!

***

На выходные мама отправилась на встречу со своей бетой. Остальные члены семьи тут же воспользовались случаем и — как это обычно и бывало в отсутствие мамы — тоже подались кто куда: папа с отчимом уехали в Амстердам, Том ушёл с ночёвкой к Георгу — и Бебе остался дома один-одинёшенек.

И снова принялся думать о Продюсере. Пусть себе мама думает что хочет, а он будет думать только о Продюсере. На какой-то счастливый миг он даже поверил, что свершится чудо и на пороге возникнет Дэвид. Но тут же понял, что это невозможно, и даже рассердился на себя за то, что так глупо размечтался. И вот тут-то он услышал божественный звук, так похожий на звук мотора Дэвидового мерседеса.

Это и в самом деле был Продюсер. Он проехал мимо дома Каулицев, остановился у гаража и крикнул:
— Привет, Бебе!
— Привет, Дэвид! — завопил в ответ Бебе и вскочил с места.
Едва Продюсер вышел из лимузина, Бебе, не помня себя от счастья, кинулся к нему, чтобы обнять, но Продюсер мягко отстранил его:
— Спокойствие, только спокойствие! Я хоть и мужчина в самом расцвете сил, но лёгкий стимулятор мне бы не помешал. Твоя мама в последнее время ничего нового не накропала?
Бебе покачал головой — мама и вправду что-то подозрительно давно ничего не писала.
— Ну и семейка у вас! — проворчал Продюсер. — А если в гости приходит лучший в мире продюсер, с которым не виделись несколько месяцев? Думаю, твоя мама могла бы и постараться ради такого случая.
— Да, конечно, но ведь мы не знали… — оправдывался Бебе.
— «Не знали»! — ворчал Продюсер. — Вы должны были надеяться! Вы всегда должны надеяться, что я навещу вас, и потому твоей маме надо каждый день одной рукой писать фики, а другой бетить уже написанное.
— Мамина бета Пиовра выставила сегодня свой новый драббл, — ухватился за спасительную мысль пристыженный Бебе. — Хочешь драбблик Пиовры?
— Драбблик Пиовры, когда в гости приходит самый лучший в мире продюсер, с которым не виделись несколько месяцев! — возмутился Продюсер. — Понятно. Попадёшь к вам в дом — научишься расслабляться чем попало. Валяй, тащи свой драбблик.
Бебе тут же бросился к компьютеру мамы, и через минуту Продюсер уже шуршал распечаткой Пиовриного «Ангела». Похихикав, он промолвил:
— Что ж, драббл как драббл. А знаешь, он недурен. Конечно, с фиками твоей мамы не сравнить, но от некоторых авторов нельзя слишком многого требовать.
Бебе прекрасно понял, что «некоторые авторы» — это нелюбимая им любимая мамина бета Пиовра, и поэтому поспешил перевести разговор на другую тему.
— Ты весело провёл время у дедушки? — спросил Бебе.
— Так весело, что и словами не передать, — ответил Продюсер. — Поэтому я лучше промолчу. Тем более что сейчас самое время нам немного поразвлечься.
— Я тоже так думаю! — обрадовался Бебе, но тут же сник. — Правда, мама…
Продюсер обречённо вздохнул:
— Ладно, раз уж без этого ну совсем никак… Зови своих родителей, будем знакомиться!
— Их сейчас нет дома, — ответил Бебе. — Они уехали.
— Как уехали?! — изумился Продюсер. — Уехали именно в тот день, когда я решил познакомиться с ними? Они что, умышленно избегают меня?
От такого вопиющего пренебрежения к своей особе Продюсер тут же надулся, а из солидарности с ним — и его штучка: она наотрез отказывалась поддерживать общение Продюсера с Бебе.
Продюсер сильно опечалился.
— Дэвид, ну что ты! — принялся утешать его Бебе. — Такое случается. Это же пустяки, дело житейское! Есть из-за чего расстраиваться…
— Тебе хорошо рассуждать, — пробурчал Продюсер. — А каково должно быть мне, обладателю самой лучшей штучки в мире, которая в самый ответственный момент начинает барахлить? И вообще, запомни: «Пустяки, дело житейское» про неисправную штучку не говорят!
Бебе совсем растерялся. Он не знал, что сказать, что сделать. Молчание длилось долго.
В конце концов Продюсер придумал выход.
— Мы поедем ко мне, — заявил он. — А уж там сообразим, чем заняться.
Бебе неверяще уставился на Дэвида. Поехать с Продюсером в Гамбург и побывать в его студии — об этом можно было только мечтать! Но поймёт ли это мама? Вот в чём вопрос. Её нет дома, так что спросить её нельзя. Наверно, правильнее всего было бы отказаться…
— Ну, поехали? — спросил Продюсер.
Бебе ещё раз всё взвесил.
— Если мама узнает, она меня убьёт… — нерешительно начал он.
Это предположение ничуть не смутило Продюсера.
— Велика беда! — воскликнул он. — На свете столько детей. Одним мальчиком больше, одним меньше — пустяки, дело житейское!
Бебе всерьёз обиделся на Продюсера.
— Я — пустяк, дело житейское?! Нет, если ты и правда так считаешь…
— Спокойствие, только спокойствие, — сказал Продюсер и похлопал Бебе по плечу. — Я пошутил. Ты, конечно, уж больно тощий, но всё же ни один мальчик в мире с тобой не сравнится.

Разве у Бебе после таких слов могли оставаться хоть какие-то сомнения?! В конце концов, мама уехала, а значит, ближайшие два дня они с Дэвидом могли не опасаться её появления и наверстать всё, что они упустили за время долгого отсутствия Продюсера.

***

В Гамбург они прибыли под конец дня. Вечерело. Мягкие, тёплые весенние сумерки спускались на крыши и дома и окутывали город. Бебе подумал, что таких вечеров, как здесь, не бывает нигде. Нигде в мире небо не светится этим особым светом, нигде сумерки не бывают такими ясными, такими прозрачными, такими синими, что город и небо, отражённые в блеклых водах залива, кажутся совсем сказочными.

Такие вечера словно созданы для романтических прогулок с Продюсером, так что ответ на вопрос, чем заняться, напрашивался сам собой. А потом они с Продюсером сидели в маленьком уютном кафе на набережной и ели вафли. Становилось всё прохладнее и прохладней. Бебе придвинулся поближе к Дэвиду. Тот обнял его, и они целых две минуты смотрели на падающую звезду — это было очень романтично.

Уже совсем стемнело, когда Продюсер и Бебе, взявшись за руки, побрели к маленькой студии на окраине Гамбурга, где жил Дэвид.
— Да, странно, но всё-таки я очень по тебе соскучился, — задумчиво произнёс Продюсер. — Вот подожди, доберёмся до моей студии, и я тебя так стисну, как тискал меня на прощание мой швейцарский дедушка. Чем ты, в конце концов, хуже него?
И он, улыбнувшись, потрепал Бебе по щеке.

Бебе готов был лопнуть от любопытства, так ему не терпелось поскорее войти в студию Продюсера и своими глазами увидеть его легендарную коллекцию кепок, снимки маленьких гамбургских петухов, да и вообще всё, что там находилось.

К входной двери студии была прибита табличка, чтобы все знали, кто в ней живёт. Бебе прочёл:

Дэвид Йост
Продюсер
Лучший в мире специалист по зажиганию звёзд

В студии Продюсера было очень уютно — это Бебе сразу заметил. Особо бросался в глаза огромный потрёпанный кожаный диван. Бебе тут же представил себе, как, должно быть, восхитительно спать на нём вместе с Продюсером. Впрочем, для этих целей у Дэвида имелась ещё и отдельная спальня с расставленными в ней различными подарками от фанатов и такой большой кроватью, что она занимала почти всю комнату.

На застеклённых стеллажах под сигнализацией действительно лежали кепки, тысячи кепок на все случаи жизни! Однако обещанных снимков нигде видно не было. На стене сиротливо висела всего одна фотография — автофотопортрет Дэвида, сделанный веб-камерой его ноутбука. Называлось это произведение авангардного искусства «Очень одинокий гамбургский петух». Бебе долго оглядывал комнату, но остальных снимков так и не смог нигде обнаружить и наконец, не выдержав, спросил:
— А где же все твои звёзды?
— Да вот же! — указал Продюсер на рабочий стол своего ноутбука, на котором — кто бы мог подумать! — опять же красовался он один.
— Но здесь ведь только ты! А где твои звёзды?
— Как где? — искренне удивился Продюсер. — Все они за моей надёжной спиной, поэтому их и не видно.

В такой волшебный вечер даже обидчивая штучка Продюсера не могла дуться вечно, и стоило только Бебе с Дэвидом переступить порог спальни, как она тут же оживилась. О, в рабочем состоянии это была самая прекрасная из всех штучек, какие только можно себе вообразить, и Продюсер от этого выглядел таким гордым и счастливым, как тогда в гараже! Бебе тоже был на седьмом небе от счастья. Ему было так хорошо, что у него даже сладко заныло где-то внутри, то ли в глубине души, то ли в низу живота. У Бебе было такое ощущение, будто он готов любить всех на свете, лишь бы его любили. И Продюсер любил его. О, как он его любил! Он обнимал его, и ласкал, и гладил, и целовал, и тихонько что-то нашёптывал. Все эти проявления любви и нежности должны были означать одно: Бебе — самый чудесный, самый распрекрасный мальчик на свете. И в ту ночь его меньше всего беспокоило то, что по этому поводу скажет мама.

***

Когда мама вернулась в воскресенье вечером, Бебе уже преспокойно сидел в своём гараже. Его душа и тело пели, и он сочинял песни.
— А ты, Бебе, всё возишься со своими текстами? — спросила мама.
— Ага, — ответил Бебе, и это была правда.
А о том, что он всего час назад вернулся из Гамбурга, он просто умолчал. Конечно, мама, как и все слэшеры, невероятно умна и проницательна и всё понимает, но поймёт ли она, что ему обязательно нужно было побывать в студии у Продюсера, — в этом Бебе всё же не был уверен. Поэтому он решил ничего не говорить о возвращении Продюсера. Во всяком случае, не сейчас. Во всяком случае, не раньше, чем соберётся вся семья. Он преподнесёт этот роскошный сюрприз за ужином. К тому же мама показалась ему какой-то невесёлой. На лбу, между бровями, залегла складка, которой там быть не должно, и Бебе долго ломал себе голову, откуда она взялась.

Папа с отчимом закончили приготовления к ужину и позвали всех за стол. И тут наконец выяснилось, почему у мамы такой мрачный вид.
— Я общалась с бетой, — сказала она. — Пиовра опять разгромила в пух и прах мой PWP.

За столом воцарилась тишина. Долгое время никто не проронил ни слова. Какая ужасная новость! У мамы, оказывается, творческий кризис, стряслась настоящая беда — вот что думали все.

Вся семья была этим очень озабочена. Ужин прошёл не так хорошо, как обычно. Бебе понимал, что надо что-то сделать, чтобы хоть немножко поднять всем настроение, а он уже из собственного опыта знал, кто лучше всех сможет с этим справиться.
— Послушайте теперь приятную новость, — начал он. — Угадайте-ка, кто вчера вернулся?
— Кто вернулся? — встрепенулась мама. — Надеюсь, не Продюсер?
— Не доставляй маме ещё больших огорчений! — осадил Бебе Том.
Бебе с укором посмотрел на брата:
— Я думал, появление Продюсера всех обрадует, а не огорчит…
— Так дальше продолжаться не может! — воскликнула мама. — Этот Продюсер сведёт меня с ума! Хорошо, что скоро начнутся каникулы, и ты уедешь к дедушке. Надеюсь, что хотя бы там Продюсер не будет тебя преследовать: у дедушки как-никак ружьё, и он быстро отвадит его от тебя.
Ох, об этой неприятности Бебе совсем забыл! Ведь скоро его с Томом на всё лето отправят на каникулы к дедушке. А это значит, что он целых два месяца не увидит Продюсера! Конечно, у дедушки очень хорошо, там всегда бывает весело — одно обещание научить его стрелять из знаменитого дедушкиного ружья чего стоит! — но Продюсер… А вдруг он не захочет столько ждать и опять исчезнет, на этот раз уже навсегда?
Бебе сидел, опершись локтями на стол и обхватив ладонями голову. После незабываемых выходных в Гамбурге он уже не мог представить себе жизни без Продюсера.

***

На следующий день Бебе впервые шёл в школу с радостью, потому что после уроков его будет ждать Продюсер! Всем сердцем Бебе желал, чтобы он прилетел поскорее. Ведь совсем скоро Бебе уедет к дедушке, поэтому теперь они должны встречаться как можно чаще.
Должно быть, Продюсер чувствовал, как Бебе его ждёт, потому что едва кончились занятия, как он уже был тут как тут.
Так продолжалось почти целый месяц. Бебе проводил дни в ожидании, а ночи — в наслаждении. Близилось лето.
Бебе не хотел прежде времени огорчать Продюсера, поэтому тянул со своей печальной новостью, сколько мог. Но вот наступил канун отъезда.
— Знаешь, Дэвид, — сказал Бебе, — завтра я уезжаю к дедушке на всё лето.
Продюсер сильно помрачнел, но тут же произнёс:
— Пустяки, дело житейское. Я тогда тоже смотаюсь в отпуск.
— А куда ты поедешь? — спросил Бебе.
— В Швейцарию. У меня ведь тоже есть дедушка, с которым мне надо будет повидаться, — ответил Продюсер и тут же быстро уточнил: — Повидаться, чтобы навсегда попрощаться.
— Но ты точно вернёшься? Наверняка вернёшься? — спросил Бебе.
— Спокойствие, только спокойствие! — в свойственной ему манере ответил Продюсер. — Вернусь, если только мой дедушка меня отпустит. А это ещё неизвестно, потому что он считает меня лучшим в мире эээ… внуком.
Продюсер расхохотался, давая понять, что это была всего лишь шутка, и притянул Бебе к себе.
Больше они не говорили ни о дедушках, ни о чём-либо другом, потому что, согласитесь, глупо было бы тратить время на пустые разговоры, когда предстояла такая долгая разлука.

Продолжение

@темы: Вторчество

---

Мировой финансовый кризис глазами экономиста-слэшера

Размышлял об истоках нынешнего кризиса. И нашел их.

Понятно, что в основе нынешнего кризиса неограниченная кредитная экспансия. Ипотечники в США понабрали субпраймов. Фонды прямых инвестиций выкупали компании за десятки миллиардов в кредит под залог этих же компаний. Хедж-фонды арбитрировали все, что движется с таким плечом, которое раньше только в форексных салонах было. Даже правительство США устроило войнушку в свое удовольствие в госдолг немыслимых доселе размеров. То же и у нас: олигархи в кредит скупали компании, инвестбанки - акции, граждане - жилье и машины. Словом, всему виной дешевый кредит. Как его не стало, все сжалось, и пошел "эффект музыкальных стульев".

Но откуда взялся дешевый кредит? Кто виноват? А виноват Гринспен, это он ставку с 2000 по 2003 опустил в ноль.

Но зачем Гринспен это сделал? А он боролся с рецессией, которую вызвали падение Энрона и прочих компаний, которые мукхлевали все 1990-е с отчетностью.

А зачем же компании мухлевали? А им советы директоров и акционеры говорили - посмотрите, как интернет-компании прут вовсе без прибыли и продаж! Прибыль каждый квартал больше давай, свои акции покупай давай, курс накручивай давай! И едва интернет-компании обвалились...

Почему ж интернет-компании поперли? А это оттого, что вся экономика стагнировала, и такого случая ради ставки срезали, в венчурные фонды деньги пришли... Как ставки выросли - тут интернет-компании и посыпались, а за ними и энроны покатились под гору, 9-11 только все докончил.

А почему ж ставки в начале 1990-х были низкие? Это так с рецессией боролись. Была противная долгая рецессия, ничего не помогало.

Откуда ж рецессия? А фондовый рынок обвалился, да еще до кучи все компании финансировались через джанк-бонды, на которые рейдеры компании перехватывали, бонды им Майкл Милкен делал, а деньги на те джанк-бонды давали ссудно-сберегательные ассоциации, которые почти не регулировались, вот они и воротили что хотели. И в целом на рынке был бум инвестиций.

Кто ж такие бонды и ссудно-сберегательные ассоциации нагородил? Неужели Милкен? Нет, он только ситуацией воспользовался. А дерегулировал экономику Рональд Рейган. Да еще Пол Волкер помог - ставки сперва взинтил до неба, а потом опустил, деньги и хлынули рекой.

Что ж Рейган и Волкер с ума спятили? Ничего подобного - они с жесточайшей стагфляцией боролись. А случилась эта стагфляция из-за того, что арабы ввели нефтяное эмбарго и цены на нефть подняли до небес (по тем временам).

Зачем же арабы это эмбарго сделали? Они таким образом боролись с Израилем, который им задницу надрал в 1967 и 1973 годах.

Получается, Израиль всю эту кашу заварил? Да нет, тогда уж виноваты англичане, которые еще в 1916 году пообещали израильтян переселить в Палестину, где израильтяне не жили почти два тысячелетия, а полтора на их месте жили арабы. Как спорам не быть, когда на одной территории два соседа.

Таким образом, все бы обошлось, живи евреи в Израиле безвылазно... Но ведь они ж не сами из Израиля ушли. А их выгнал древнеримский император Адриан в 132 году. Потому что евреи устроили восстание Бар-Кохбы, и с того восстания и начались два тысячелетия диаспоры.

Что ж евреи с Адрианом не поладили? А дело в том, что Адриан Иерусалим переименовал в свою честь и на руинах второго храма поставил статую своего малолетнего любовника Антиноя, которому велел поклоняться как богу. Лучше религиозные чувства иудеям он отдавить бы не смог.

Почему ж Адриан такую поразительную вещь учудил? Дело в том, что у него настроение было отвратительное. В том самом году они с Антиноем в Египет поехали - и Антиной утонул в Ниле. Адриан его обожествил, велел по всей империи ему статуи поставить, даже созвездие Орла в его честь переименовал. Он на иудеях сорвал злость по полной!

@темы: Новости, Слэш

---

Народные анекдоты в авторской обработке

Небольшое обновление в галерее моего самого первого проекта

Звонок в дверь. Билл открывает, на пороге стоят свидетели Иеговы, суют ему свой фирменный журнальчик.
Билл обречённо вздыхает, вытягивает маркер и ставит на журнале автограф, попутно бормоча: "Ну нигде нет покоя от этих фанатов, даже дома достанут!"

***

Билл - Дэвиду:
- Мне нравится, когда мужчина берёт инициативу в свои руки.
- А мне нравится, когда мужчина берёт инициативу в рот!

***

У Йоста пропал интернет. Он звонит в техподдержку провайдера (ТП).
ТП: - После чего нажимаете на неё правой кнопкой...
Йост: - У меня всего одна кнопка на мыше!
ТП: - Это как?
Йост: - Это мак.
ТП: - А, понятно. И давно вы на нём сидите?
Йост: - Да лет пять уже.
ТП: - Не может быть - героинщики столько не живут! Короче, как торчать кончите, найдите на мыши правую кнопку и нажмите ей, куда я сказал.

***

Спрашивают у ТН, что изменилось для них после обретения известности.
Том:
- О, очень много! Все девушки меня хотят, а парни хотят быть похожими на меня.
Билл:
- Хм, а у меня всё с точностью до наоборот.

***

Репетиция ТН. Дэвид не в настроении, постоянно всех одёргивает:
- Билл, снова фальшивишь. Тебе что, покемон на ухо наступил?.. Том, не засыпай там совсем, ночью спать надо было... Георг, ещё раз ТАК сделаешь, выступать будешь только в метро, я позабочусь.
И всю дорогу в таком же духе. Густава это достало, и он ка-а-ак долбанёт по барабанам поперёк такта! Гробовая тишина. Дэвид обводит всех тяжёлым взглядом:
- Ну, и кто это сделал?..

***

ТН после концерта. Том:
- Ну что, давайте сейчас ко мне в номер: есть выпивка, девочки подойдут.
Билл (с такой надеждой в голосе):
- А Дэвид будет?
- И с Дэвидом я уже договорился. Его не будет!

***

Разговаривают Том с Биллом.
- Слушай, а наш Дэвид - голубой!
- Да с чего ты взял??
- А вон сколько фанаток вокруг, а доебывается он всегда только к нам с тобой!

***

В детском саду дети обсуждают свою внешность:
- А у меня папины глаза и мамины уши!
- А у меня мамины волосы и папин нос!
- А у меня бабушкины зубы и мамин подбородок!
- А у меня член брата! - встревает в разговор Билл.

***

Будущая мама Каулитц приходит на приём к врачу.
- Доктор, а кто у меня будет? Мальчик или девочка?
- Близнецы! А вот кем они будут - сами решат, когда вырастут.

***

- Девушка, о чём Вы мечтаете в жизни?
- Я мечтаю... переспать с Биллом Каулитцем!
- Да Вы что! Не женское это дело!

***

Разговаривают Йост с Томом. Йост:
- Ты знаешь, мне всё больше кажется, что Билл – гей!
- Да с чего ты взял?!
- Да вот вчера опять его трахал, так на этот раз он уже почти не сопротивлялся.

***

Сидят в баре Билл с Йостом. Йост:
- До чего же ты хорошенький, Билл!
- Ты тоже очень даже ничего, Дэйв!
- А ты гей?
- Нет, а ты?
- Тоже нет.
- Эх, как жаль, - в один голос.

***

Поехали Том с Биллом в отпуск в Испанию. Возвращается Том из бара, а Билла в номере нет. Ну, он и спрашивает горничную в коридоре, не видела ли она, куда тот ушёл.
- Да, конечно, видела. Минут 10 назад он заходил вон в тот номер к дону Педро.
Том отправляется туда. Видит, дверь не заперта. Осторожно приоткрывает её. Видит посреди комнаты огромную роскошную кровать, на ней – загорелый накачанный мужественный мачо. В этот момент из ванной выходит Билл: бледный, тощий, с взлохмаченными волосами. Том думает:
- Господи, до чего же перед доном Педро стыдно!

***

Ссорятся Том с Йостом. Йост, чтобы досадить ему:
- А я спал с твоим братом!
- Подумаешь... Я тоже с ним спал!

***

Билл жалуется Дэвиду:
- Я вчера поссорился с Томом - он назвал меня бабой!
- А ты что на это?
- Врезал ему по морде косметичкой.

***

Разговаривают Билл с Дэвидом:
- А правда, что между мужчинами бывает дружба?
- Ну, вначале бывает, но потом природа всё равно берёт своё.

***

Звонок в дверь. Мама Каулитц открывает. На пороге - Андреас с букетом роз. Симона:
- Ой, это что, мне??
- Эээээ... Билла позовите, пожалуйста!

***

Билл достает маму:
- Мам, а мам, я братика хочу!
- Ну, я даже не знаю...
- Ну мам, ну пожалуйста!!!
- Ну раз так... хорошо, я поговорю с Томом...

***

Билл жалуется маме:
- Меня мальчики в школе педиком обзывают!
- Ну так дай им в лоб!
- Ты что! Они все такие хорошенькие!

***

Дэвид (сокрушённо так):
- Вот сколько ни работаем, как ни стараемся, а на первом месте по продажам по-прежнему дебютный альбом каких-то выскочек "CD-RW" под названием "700 Mb"!

***

Билл разговаривает с Дэвидом:
- Дэйв, а гомосексуализм – это нормально?
- Ну конечно, нормально!
Тут у Билла звонит телефон.
- Да, мам, у меня всё нормально.

***

Том (глядя на брата с продюсером) жалуется:
- Вот уж времена настали: скоро фразу "Мне нравятся девушки" нужно будет произносить шёпотом.

***

Приходит Билл на студию с огромным опозданием. Дэвид:
- Ты где столько времени пропадал??
- Ай, надоело всем по сто раз рассказывать - завтра из газет узнаешь.

***

Билл:
- Мам, можно, мы с Андреасом возьмём сегодня твою машину?
- Да берите, только там бензина нет.
- А нам и не нужно!

***

Билл:
- Дэвид, ты купишь мне это кольцо или нет?
- Это что, ультиматум?
- Нет, это платина!

***

Спрашивают Симону:
- Скажите, а дорого вам обошлись уроки музыки для ваших сыновей?
- Ну что вы! Наоборот, мы даже нажились на этом: благодаря их занятиям мне удалось приобрести за полцены соседский дом.

***

Разговаривают Том с Биллом.
- Ну, как у вас с Дэвидом?
- Да вчера опять поссорились: я хочу быть на свадьбе в чёрном платье, а он вообще жениться не хочет.

***

Реклама в Макдоналдсе:
Специальная акция для ТН: купите 2 гамбургера по цене четырёх, и два получите бесплатно!

***

Билл с Дэвидом снимают квартиру в Гамбурге. Хозяйка:
- Но чтобы никаких девушек не водили!
Парни переглядываются:
- Да нет проблем!

***

Биллу каким-то чудом удалось смыться от бдительной охраны в гей-клуб. Через 10 минут туда заходит Йост. Билл возмущается:
- Ну вот почему ты сразу идёшь искать меня сюда? Почему не ищешь в каком-нибудь музее или театре???

***

Том в интервью:
- Чем больше узнаю девушек, тем больше люблю Билла!

***

В день рождения Дэвида Билл кричит ему из спальни:
- Дэйв, ты даже не представляешь себе, какой чудесный подарок я тебе приготовил!
- Так показывай его поскорее!
- Сейчас, я уже надеваю!

***

- Билл, когда ты видишь красивого молодого парня, на что ты прежде всего обращаешь внимание?
- Нет ли поблизости Дэвида.

***

Дэвид на after-show-party:
- Вы не подскажете, где тот симпатичный молоденький официант, который недавно разносил здесь напитки?
- Хотите заказать что-нибудь выпить?
- Нет, хочу узнать, где сейчас Билл.

***

А знаете ли вы, что скорость передвижения Билла в магазине составляет 10.000 евро в час?

***

Том - Дэвиду:
- Я узнал, что ты спишь с Биллом! Так вот, мне это не нравится!
Дэвид:
- Ну, ему это тоже поначалу не нравилось.

***

Дерутся Том и Билл. Том заносит над головой Билла гитару:
- Ещё слово, и я разобью её о твою репу!
- Ха! Бей, мне твоей гитары не жалко!

запись создана: 26.05.2007 в 13:06

@темы: Анекдоты, Веселое

---

Шокирующая правда о том, как я самостоятельно подключала себе интернет

(c) баш

snowflake
я с компа зашла!0)

NerrU
молодец

snowflake
)) я сама его починила))

NerrU
ого, а в чем трабла была?

snowflake
я не знаю))) я что-то подергала, покрутила, отсоеденила, повернула, подула, постучала, покликала, и он заработал!))


А для сравнения - полный текст моего первого письма Клавир после подключения:

АААААА, коллега!!!!!!

Угадайте-ка, откуда я вам сейчас пишу?

Не, это невероятно: я сидела себе и мирно раскладывала пасьянс, когда вдруг почувствовала непреодолимое желание вот прямо в этот вот момент всё бросить и заняться настройкой интернета, хотя вообще-то планировала сделать это завтра (ну, понятное дело: из-за подсознательной боязни неудачи всё оттягивала %))) Вскочила с постели, быстренько все подключила, вспомнила, что ты говорила, что телефон обязательно должен давать гудки. Ну, на счет этого у меня с самого начала были подозрения, поэтому и спросила тебя специально)) А если конкретнее, то я с самого начала опасалась, что финальное соединение произвела не в ту дырку в телефонной розетке: их ведь там две, а в какую пихать, не написано было %)) Ну, вот я ако истинный слэшер и предпочла ту, другую %))) Сегодня поменяла, телефон тут же загудел. Я еще раз открыла "сетевые настройки" и... это было чудо, честно! Я сама в шоке: такое впечатление, что меня кто-то вёл! Ну чесное слово, состояние было точь-в-точь, как в самые восхитительные моменты творческого вдохновения: руки сами куда-то потянулись, что-то там покликали, и прежде чем я сообразила, ЧТО они задумали, эти самые шаловливые ручки уже запустили днев!! %))) И я чуть в обморок не грохнулась, когда этот самый днев мне вдруг открылся %)))))) Я тут же запустила еще с десяток сайтов, ибо в такую сумасшедшую удачу мне банально не верилось) И все загрузилось, все бегает!!!

Аааа, и скорость даже выше, чем у меня была в Вене!!!!!! Может, я просто еще в эйфории или уже забыла, что такое нормальная скорость, ибо на работе у нас нет медленный, но блин.... мне кажется, что он действительно невероятно быстрый!!!!!

Блин, спроси меня сейчас, что я там настроила и на что кликала, под угрозой расстрела не вспомню %))))) А значок соединения у меня теперь тоже появился%))

Фсё, я в неадеквате!!!! Дай мне прийти в себя, потом еще напишу))))

@темы: Веселое, Я

---

Встреча с читателями - День открытых дверей

Дорогие камрады!

Я не просто вернулась в фэндом, я не просто подыскала себе очередное временное пристанище,
я ещё и удосужилась наконец-то подключить там интернет!

И поскольку душа после долгих месяцев воздержания просит флуда, постановляю:
быть здесь флуду-флэшмобу!

Здесь вы можете задать любой интересующий вас вопрос о том,
что вы хотели знать о Пиовре, но стеснялись спросить


Предваряя вопрос о проде: пишется, пишется ударными темпами,
вторая глава уже почти готова и на днях будет опубликована!

@темы: Я

---

Бебе и Продюсер, который живёт в студии

В ознаменование возвращения блудного фикрайтера в фэндом и чтобы хоть как-то искупить свою вину перед всеми напрасно жаждущими и страждущими проды Каули-Поттера, Ла Пиовра стартует новый проект:

Produzent: La PIOVRA.
Пейринг: нет пейринга, кроме ёбилли! См. название. Всё остальное — лишь побочные отходы производства, призванные удобрить почву для расцвета ёбилли.
Рейтинг: R (сказочный).
Жанр: сказочная повесть для детей младшего слэшерского возраста.
Матчасть:
1. Классика А. Линдгрен.
2. Потрясающий — а главное — очень точный! — тест, который гласит, что отношение человека к кошкам свидетельствует о его отношении к женщинам, а отношение к собакам, соответственно, показывает отношение к мужчинам.
3. «А собаки мне замена. Иногда мне хочется иметь очень много собак. Я был бы счастлив». (с) Билл Каулиц

Глава 1. Продюсер, который живёт в студии.

В обычной немецкой деревне Лойче, на самой обычной улице, в самом обычном доме живёт самая обычная шведская семья неформалов по фамилии Каулиц-Трюмпер. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы — шофёра-дальнобойщика, самого обыкновенного отчима — рокера-трансвестита, самой обыкновенной мамы — слэшера-дизайнера и самого обыкновенного воплощения маминого творческого потенциала — двух самых обыкновенных близнецов Тома и Бебе.
— Я вовсе не самый обыкновенный мальчик! — возмущается Бебе.
Но это, конечно, неправда. Ведь в эпоху повсеместного расцвета слэша и разгула яоя в мире полным-полно кавайных анорексичных мальчишек с кустарным макияжем, пирсингом и крашеными волосами, так что здесь и спорить нечего: Бебе — самый обыкновенный мальчик.

Во всей этой истории имеется только один не совсем обычный по современным меркам персонаж — Продюсер, который живёт в студии. Да-да, он живёт в студии, и одно это уже необыкновенно. Быть может, в других городах дело обстоит иначе, но в богатом зажиточном Гамбурге почти никогда не случается, чтобы кто-нибудь проживал по месту работы. А вот Продюсер, представьте себе, живёт именно там.

Продюсер — это умный, красивый и в меру успешный мужчина в самом расцвете сил, и к тому же он умеет зажигать. Просто зажигать могут все, а вот Продюсер умеет зажигать звёзды. Стоит ему только нажать на определённые кнопки в шоу-бизнесе, как в движение тут же приходит хитроумная машина по производству звёзд. Пока звезда не раскрутится как следует, Продюсер остаётся в тени, но как только звезда заработает вовсю, он тут как тут: взмывает ввысь на самый музыкальный Олимп и дальше уже сияет там рядом с новозажжённой звездой во всей своей красе, с таким важным и достойным видом, словно это он сам суперзвезда.

Продюсеру прекрасно живётся в студии. По ночам он сидит за своим ноутбуком и рассматривает подопечных звёзд. В студии, разумеется, звёзды видны лучше, чем в обычных квартирах, и поэтому можно только удивляться, что так мало людей живёт в студиях. Должно быть, остальные просто не догадываются поселиться там.

***

Бебе был очень рад, что познакомился с Продюсером. Ведь как только Продюсер появлялся, начиналось невероятно приятное времяпрепровождение. Продюсеру, должно быть, тоже было приятно познакомиться с Бебе. Ведь что ни говори, а не очень-то уютно ночевать одному в студии.

Их знакомство произошло в один из тех неудачных дней, когда быть Бебе не доставляло никакой радости, хотя обычно быть Бебе чудесно. Ведь Бебе — всеобщий любимец, и каждый балует его, как только может. Но в тот день всё не заладилось уже с самого утра: макияж получился ужасным, волосы никак не желали укладываться, да ещё вдобавок ко всему и ноготь сломался.
И как будто этого мало, по дороге из школы домой Бебе повстречался щенок. Милый, прекрасный белый щенок, который обнюхал Бебе и приветливо завилял хвостом, словно хотел стать его щенком. Если бы это зависело от Бебе, то желание щенка исполнилось бы тут же. Но беда заключалась в том, что мама-слэшер, проникшаяся в своё время бредовыми теориями психологов-шарлатанов, ни за что не хотела держать в доме собаку. «Не надо палиться! — коротко отрезала она на все просьбы и мольбы Бебе. — Тебе ещё карьеру делать! А с таким пятном в биографии, как собака, самое большее, что тебе светит, — это наш сельский клуб с пятью фанатами».
Из-за угла вдруг появился какой-то мужчина обычной гейской наружности и прокричал: «Андреас! Андреас! Сюда, противный!» — и тогда Бебе стало совершенно ясно, что этот щенок уже никогда не станет его щенком.
— Похоже, что так всю жизнь и проживёшь без собаки, — с горечью сказал сам себе Бебе. — Вот у мамы есть папа и Гордон; и Том с Георгом тоже всегда вместе. А у меня… у меня никого и ничего нет!

Впрочем, кое-что у него всё же было — гараж, где Бебе обычно репетировал. Туда он и отправился. Бебе присел на пороге гаража и принялся смотреть на улицу. Он думал о том прекрасном щенке, который повстречался ему сегодня. Быть может, этот щенок лежит сейчас в постели, а этот противный мужчина — не Бебе! — лежит рядом с ним, гладит его блондинистую голову и приговаривает: «Андреас, ты чудесный пёс!»

Бебе тяжело вздохнул. Его невесёлые мысли прервал слабый звук приближающейся машины. Он становился всё громче и громче, и вот мимо гаража проехал роскошный белый мерседес. Это и был Продюсер, который живёт в студии. Но в то время Бебе ещё не знал его.
Продюсер развернулся, притормозил у гаража и, окинув Бебе долгим оценивающим взглядом, спросил:
— Тебя как зовут?
— Бебе. Хотя по-настоящему меня зовут Билл Каулиц. А вы кто?
— Я Продюсер — лучший в мире специалист по зажиганию звёзд. Но ты можешь звать меня Дэвид. Просто Дэвид, и всё. Привет, Бебе!
— Привет, Дэвид! — сказал Бебе.
— Сколько тебе лет? — деловито поинтересовался Продюсер.
— Шестнадцать, — ответил Бебе.
— Отлично! — обрадовался Продюсер. — По возрасту ты мне подходишь! Продолжим разговор.
Дэвид выпрыгнул из лимузина, на ходу подтягивая сползающие джинсы и заправляя в трусы мятую застиранную футболку, и через миг он уже стоял в гараже.
— А тебе сколько лет? — спросил Бебе, решив, что Продюсер ведёт себя уж слишком ребячливо для взрослого дяди.
— Сколько мне лет? — переспросил Продюсер. — Я мужчина в самом расцвете сил, больше я тебе ничего не могу сказать.
Бебе в точности не понимал, что значит быть мужчиной в самом расцвете сил. По правде говоря, он слабо представлял себе, что вообще значит быть мужчиной. Быть может, он тоже в самом расцвете сил, и, возможно, он даже тоже мужчина, но только ещё не знает об этом? Поэтому он осторожно спросил:
— А в каком возрасте бывает расцвет сил?
— В любом! — ответил Продюсер с загадочной улыбкой. — В любом, во всяком случае, когда речь идёт обо мне. Я красивый, умный и в меру успешный мужчина в самом расцвете сил!
Он подошёл к Бебе и промолвил:
— Что это ты такой грустный?
И Бебе, не таясь, рассказал ему про Андреаса.
— Зачем тебе собака? — искренне удивился Продюсер. — Посмотри на меня: я красивый, умный и в меру успешный мужчина в самом расцвете сил. Я ведь лучше собаки! Ты это понимаешь, Бебе?
— Наверно, — осторожно ответил Бебе. По правде говоря, он вовсе не был уверен, что в этом мире кто-то может быть лучше собаки.
— «Наверно»! — фыркнул Продюсер. — Ты ещё говоришь «наверно», как будто в этом могут быть хоть какие-то сомнения! Продюсер, который живёт в студии, — заведомо лучше любой собаки.
Он подошёл к книжной полке, сплошь уставленной кепками на все случаи жизни, и вытащил самую нарядную.
— Положи на место! — тут же вскрикнул Бебе. — Это Томова кепка! Её нельзя трогать!
— Эка ценность, — обиделся Продюсер, но кепку всё же вернул. — Да у меня таких кепок несколько тысяч!
— Где это? — спросил Бебе.
— В моей студии в Гамбурге, — ответил Продюсер.
— А ты правда живёшь в студии? — у Бебе даже глаза загорелись от восторга. Подумать только: самая настоящая студия в Гамбурге, и в ней живёт Продюсер…
— Как ты можешь сомневаться в моих словах! — возмутился Продюсер. — Да я самый правдивый продюсер в мире!
Бебе смутился — ему стало очень неловко, что он посмел усомниться в словах самого правдивого в мире продюсера.
— Я, кажется, знаю, как тебя утешить, — осенило вдруг Продюсера. — А давай надуем твою штучку!
— Ты что! — испугался Бебе. — Мама строго-настрого запретила нам с Томом это делать.
— Так то ведь с Томом она запретила, — резонно заметил Продюсер. — А со мной можно: я ведь самый лучший в мире надуватель штучек.
На это Бебе возразить было нечего.
Продюсер опустился на колени перед Бебе, и глаза его заблестели.
— Сейчас она начнёт оживать.
И действительно, не прошло и двух минут, как Бебина штучка ожила. Искусно надутая Продюсером, она была такой прекрасной, и Продюсер от этого выглядел таким гордым и счастливым, что Бебе тут же перестал горевать из-за Андреаса… Он был так счастлив, что познакомился с Продюсером, лучшим в мире специалистом по зажиганию звёзд, который так восхитительно надул его штучку, и его счастье не могли затмить даже белые пятна на брюках… Что-о-о?!
— Мои новые брюки! — вскрикнул Бебе.
— Спокойствие, только спокойствие! — сказал Продюсер.
Но Бебе не мог стоять спокойно, наблюдая, во что превращаются его любимые брюки. Он быстро схватил тряпку и начал стирать белые капли. На поверхности штанов образовалось несколько больших безобразных пятен.
— Погляди, как испортились брюки! — продолжал возмущаться Бебе.
— Пустяки, дело житейское! Несколько крошечных пятнышек на брюках — это случается, это дело житейское.
— Но это были мои самые лучшие брюки!
— Пустяки, дело житейское! — беспечно повторил Продюсер. — Я куплю тебе ещё лучше.
— Но всё равно, представляю, как рассердится мама, — упрямо повторял Бебе.
Продюсер удивлённо поднял брови:
— Из-за каких-то брюк? Да ведь это же пустяки, дело житейское. Стоит ли волноваться по такому поводу! Так и передай своей маме. Я бы и сам ей это сказал, но спешу и поэтому не могу здесь задерживаться. Извини, но мне не удастся сегодня встретиться с твоей мамой.
Продюсер запрыгнул обратно в свой лимузин, крикнул на прощание: «Привет, Бебе!», и через секунду его белый мерседес уже исчез за поворотом.

***

— Я ведь уже объяснил тебе, что зовут его Дэвид, он Продюсер и живёт в студии в Гамбурге! — твердил Бебе.
Мама, славящаяся своим непримиримым отношением к любым проявлениям АU и ООС и выступающая за максимальную приближённость к канону, наотрез отказывалась верить в существование Продюсера, который живёт в студии, и упорно считала его обыкновенным педофилом-проходимцем.
— Хватит уже пересказывать мне сюжеты бездарных девочкиных фиков, — рассердилась мама. — Ишь ты, продюсер к нему в гараж приезжал, да ещё на белом мерседесе! Ты лучше погляди, во что превратились твои брюки!
— Продюсер говорит, что это пустяки, дело житейское! — И Бебе небрежно взъерошил свои волосы, точь-в-точь, как это делал Дэвид, давая понять, что вовсе не стоит расстраиваться из-за каких-то там пятен на брюках.
Но ни слова Бебе, ни этот жест не произвели на маму никакого впечатления.
— Вот, значит, как говорит Продюсер? — с угрозой в голосе переспросила она. — Тогда передай ему, что если он ещё раз сунет сюда свой нос… если он вообще что-нибудь в тебя сунет, я его так отпродюсирую — век будет помнить. Не о таком пейринге для тебя я мечтала!
Бебе ничего не ответил. Ну как она не понимает, что невозможно сказать «нет», когда лучший в мире специалист по зажиганию звёзд предлагает надуть твою штучку! Да, ничего хорошего нельзя было ожидать в такой неудачный день, когда буквально всё шло шиворот-навыворот.
И вдруг Бебе почувствовал, что очень соскучился по Продюсеру — красивому весёлому мужчине в самом расцвете сил, который так потешно взъерошивал волосы, приговаривая: «Неприятности — это пустяки, дело житейское».

***

Бебе, как обычно, сидел на полу в своём гараже и слушал Нену, когда с улицы послышался рёв мотора, и, прежде чем он успел сообразить, что это, на пороге возник Продюсер.
Проходя мимо висящих на стенах постеров Молко, Боуи и Нены, он замедлил шаг, чтобы получше их рассмотреть.
— Красивые звёзды, — сказал он наконец. — Необычайно красивые звёзды! Хотя, конечно, не такие красивые, как мои.
Бебе вскочил на ноги и стоял, не помня себя от восторга: так он был рад, что Продюсер вернулся.
— А у тебя там в студии много снимков? — спросил он.
— Несколько тысяч. Ведь я сам снимаю в свободное время. Я снимаю маленьких несовершеннолетних гамбургских петухов и другие красивые вещи, — сказал Продюсер и плюхнулся на пол.
— Что ты говоришь! — удивился Бебе, присаживаясь рядом. — А нельзя ли мне поехать с тобой в Гамбург? Мне так хочется увидеть твою студию, твою коллекцию кепок и твои снимки!
— Конечно, можно, — ответил Продюсер, — само собой разумеется. Но… как-нибудь в другой раз. А сейчас я бы не прочь слегка поразвлечься. Как там поживает твоя штучка?
Бебе огорчённо покачал головой. Он вспомнил об угрозе мамы и подумал: «Вот сейчас, когда Продюсер здесь, мама с папой и отчимом смогут убедиться, что он в самом деле существует». А если Том с Георгом тоже дома, то он и им покажет Продюсера.
— Хочешь познакомиться с моими родителями? — спросил Бебе.
— Конечно! С удовольствием! — ответил Продюсер. — Им будет очень приятно меня увидеть — ведь я такой красивый и умный… — Продюсер с самодовольным видом продефилировал перед Бебе. — И в меру успешный, — добавил он. — Короче, мужчина в самом расцвете сил. Да, меня не стыдно будет представить родителям.

По раздающемуся на всю округу сумасшедшему перестуку клавиш Бебе понял, что у мамы опять приступ вдохновения и она с упоением строчит очередной роман века. Подумав, он решил немного повременить с представлением Продюсера своим родным. Во-первых, никогда ничего хорошего не получается, когда маму отрывают от её творчества. А кроме того, вдруг она вздумает завести с Продюсером разговор о надутых штучках или о пятнах на брюках… А такого разговора ни в коем случае нельзя допускать! Вот когда мама допишет и выставит на дайри свой фик и получит необходимую дозу хвалебных комментов, её будет гораздо легче убедить в том, как правильно следует вести себя с лучшим в мире специалистом по зажиганию звёзд.

Продюсер вдруг вскочил на ноги, замер на месте и стал внимательно прислушиваться.
— Слэш, — уверенно сказал он. — По ритму чую, что слэш! Да ещё с высоким содержанием НЦ. Обожаю вкусный сочный слэш, особенно если пейринг со мной.

Бебе смутился. Собственно говоря, на эти слова Продюсера ответ мог быть только один: «Если хочешь, подожди, пока мама допишет, и ты сможешь тут же прочитать». Но Бебе не решился произнести такую фразу. Невозможно привести нового ПЧ в дневник мамы без предварительной его проверки: администрация дайри зверствует, и мама открывает свой днев новым ПЧ только после рекомендации как минимум трёх уже проверенных читателей, готовых засвидетельствовать, что он достаточно взрослый для чтения подобных секретных материалов. А можно ли считать достаточно взрослым мужчину в самом расцвете сил, заправляющего футболку в трусы, Бебе сильно сомневался.
Но ведь Продюсер только что заявил, что обожает сочный вкусный слэш, — значит, надо во что бы то ни стало угостить его новым творением мамы, а то он ещё обидится на Бебе и больше не захочет с ним водиться… Ах, как много теперь зависело от этого маминого дерьмотворчества!
— Подожди минутку, — сказал Бебе. — Я поговорю с мамой.
Продюсер одобрительно кивнул.
— Неси скорей! — крикнул он вслед Бебе. — Хоть какая-то замена твоей штучке.
— Мамочка, — произнёс Бебе самым елейным голоском, на который был только способен, — мамочка, скинь мне, пожалуйста, уже написанное на флэшку.
— Сейчас, мой кавайный, я только отбечу и уже выставляю в дневе, там и почитаешь, заодно и рейтинг мне поднимешь своим посещением, — ответила мама.
— Но мне не терпится — ты так восхитительно пишешь: как-никак лучший автор фэндома!
— Ну ладно, ладно, — ответила польщённая донельзя мама. — Ня, то есть на, возьми.
Бебе схватил флэшку с новым маминым шедевром и побежал обратно в гараж.
— Восхитительный фик! — воскликнул Продюсер, едва начав читать. — На редкость вкусная НЦ! Можно подумать, что это написал лучший в мире фикрайтер! Но ты, конечно, знаешь, что это не так, — тут же спохватился он, — ибо самый лучший в мире фик-, сонг-, вью- и копирайтер — это я.
Бебе и не сомневался, что Продюсер во всём «лучший в мире». И уж наверняка он самый лучший в мире надуватель штучек. В этом Бебе убедился на собственном опыте… Правда, Том тоже хорош, но ему далеко до Продюсера, который живёт в студии! К тому же, брат только и делает, что хвалится своим Георгом, и Бебе ему давно завидует.
«Если он завтра опять станет хвастаться Георгом, я расскажу ему про Продюсера. Что стоит его Георг по сравнению с Продюсером, который живёт в студии! Так я ему и скажу». И всё же никого на свете Бебе так страстно не желал иметь, как собаку…
Дочитав, Продюсер захлопнул ноутбук, поднялся на ноги и промолвил:
— Ну что ж… Раз у тебя всё равно развлечься больше нечем, то я, пожалуй, поеду… Мне обязательно нужно ещё к вечеру попасть в Швейцарию. Я должен проведать своего швейцарского эээ… дедушку.
Бебе был очень огорчён, что Продюсер опять удирал, так и не дождавшись, пока он познакомит его с мамой.
— Ну о… — начал было он, но Продюсер мгновенно прервал его:
— С чего ты взял, что моего швейцарского эээ… дедушку зовут Нуо? И вовсе его так не зовут! Его зовут совершенно, абсолютно, несомненно по-другому!
Бебе никак не мог взять в толк, отчего так разволновался Продюсер.
— Я н… — тут же принялся оправдываться Бебе, но Продюсер опять не дал ему и слова молвить.
— И уж тем более никакой он не Ян! — забеспокоился Продюсер пуще прежнего.
— Ну обещай тогда, что ты вернёшься! — воспользовавшись замешательством Продюсера, Бебе наконец смог сказать, что хотел.
— Обязательно вернусь! — с облегчением заверил Продюсер.

Ночью Бебе долго не мог уснуть и всё ворочался в постели. «А вдруг он исчезнет и больше никогда не появится?» — с тревогой думал он.
— Спокойствие, только спокойствие! — сказал себе Бебе, подражая Продюсеру. — Продюсер ведь обещал, а он такой, что ему можно верить, это сразу видно. Через денёк-другой он приедет. Погостит у своего дедушки в Швейцарии, и наверняка приедет.

Остаток ночи Бебе спал на удивление спокойно: Продюсер улетел, но обещал вернуться.

Продолжение

@настроение: А не вспомнить ли нам детство, дорогие камрады-педофилы?

@темы: Вторчество

---

Страсть с привкусом яблок

Вздрабблнулось…

Produzent: La PIOVRA
Пейринг: самый каноничный и очевидный!
Рейтинг: G.
POV: Jost.

РамантиШный драбблеГ о настоящей продюсерской люпфи

Уже глубокая ночь. За окном нашего тур-автобуса мелькают огни, города и деревеньки быстро сменяют друг друга и сливаются в одну неразличимую полосу. Мои возбуждённые концертом подопечные давно угомонились и мирно посапывают. И я наконец-то могу остаться с ним наедине.

Господи, целый день только и ждал этого момента! До чего же это невыносимо: постоянно видеть его, быть на расстоянии вытянутой руки, чувствовать неодолимое влечение к нему и всё же нечеловеческим усилием воли подавлять его — не дай Бог, кто-нибудь заметит мою нездоровую страсть.

«В твои-то годы так потерять голову из-за какой-то очередной красивой игрушки – это, по меньшей мере, странно», — посмеивается надо мной Патрик. Да что ему объяснять, разве он поймёт?

Да, я больной. Я болею им. Болею с того самого момента, как впервые увидел его. И не я один: им бредят, он стал объектом культа и поклонения, лишил сна и покоя не один миллион своих верных фанатов. Божественно красивый, воздушно тонкий, восхитительно гламурный — да, потерять голову можно уже от одного его внешнего вида. Но я люблю его не за гламур.

Я не расстаюсь с ним ни на миг. Он всегда рядом, мы всегда вместе. Но… днём это всё по работе. Днём с ним можно вести себя только по-деловому. Чёртова работа! Для души, для игр с ним, к которым я так пристрастился, остаются только такие вот редкие ночные минуты, да и те украдкой.

…Он привычно лежит у меня на коленях, тихий, тёплый, успевший стать таким родным и близким. С ним я опять чувствую себя семнадцатилетним мальчишкой. Только ему одному я доверяю свои мысли, чувства и планы: я знаю, уверен — он не разочарует, не подведёт: как-никак это мак, а не винда какая-нибудь!

@темы: Незлобивые микро-драбблы на злобу дня, Вторчество

---

Так... балуюсь... в поисках себя и музы...

Аффтар, уточни свой диахноз!

Вашу музу зовут - Фелицитас

Это имя означает "счастливая". Вы можете быть как веселым, так и достаточно мрачным человеком, но вот ваша муза грустить точно не любит. Ваши произведения остроумны и поднимают настроение.

Пройти тест

@темы: Тесты, Я

---

The Very Beginning

Produzent: La PIOVRA.
Пейринг: Йост/Патрик, Йост/Билл.
Рейтинг: R.
Дисклеймер: не ставлю намеренно — очень надеюсь, что Йост лично явится ко мне разбираться
Посвящается  klavir: спасибо за Москву, ночи в студии и «гейский» сыр

В помощь читателю — «карта местности» where the story begins:

В тот день Дэвид с самого утра был какой-то не такой: хмурый, взвинченный, он то и дело курил и нервно спорил вполголоса с кем-то по мобилке в коридоре. Таким нашего невозмутимого продюсера мне ещё видеть не доводилось.

С моим-то гипертрофированным любопытством я не мог устоять против соблазна и принялся прохаживаться мимо него, стараясь уловить хотя бы что-то из его разговора. Но особо разжиться информацией мне не удалось: в основном говорил собеседник Дэйва, а сам он только слабо отбивался фразами типа:
— Нет… Теперь действительно всё… Да не о чем нам разговаривать! И приезжать тем более не стоит.

Когда я уже в который раз как бы случайно продефилировал мимо Дэвида, он подозрительно покосился в мою сторону и, понизив голос, поспешил удалиться.

Настроение продюсера очень быстро передалось всем нам, работа не клеилась. В результате он отменил репетицию, не объясняя причины:
— Хватит, ребята, на сегодня всё. Отправляйтесь-ка вы по домам.

У Дэйва определённо возникли какие-то крупные проблемы, делиться которыми с нами он явно не собирался.

***

Уже дома я вдруг заметил, что впопыхах забыл в студии свой плеер, с которым никогда не расставался. Впереди были выходные, так что мне не оставалось ничего иного, как смотаться за ним обратно.

Я отпер дверь — а надобно заметить, она у нас там на специальной пружине, из-за чего открывается и закрывается очень медленно и совершенно бесшумно — специально, чтобы снующий туда-сюда персонал не отвлекал во время работы — и уже хотел было включить свет, как вдруг смутно понял, что что-то здесь не так. Повинуясь неясному порыву, я застыл в дверном проёме, внимательно вслушиваясь и вглядываясь в студийный полумрак.

Глаза, быстро свыкшиеся с сумраком, выхватили силуэт. Дэвид стоял с чуть запрокинутой назад головой, опираясь на микшерский пульт и судорожно вцепившись в его края, и стонал. Хрипло, протяжно, не сдерживаясь.

«Нда, видно, дела у него действительно более чем хреново», — пронеслось у меня в голове.

Я уже готов был плюнуть на плеер и убраться поскорее: неудобно ведь получится, если он меня заметит — я сам ни за что не хотел бы, чтобы меня застали в таком плачевном состоянии, — но тут мой взгляд опустился ниже и…

«Ach du Scheisse! Похоже, ему ничуть не фигово, а очень даже наоборот», — мысленно присвистнул я, как только до меня дошло, что за действо разворачивается у меня прямо на глазах.

Нас уже давно донимал вопрос, с кем же спит наш любимый продюсер, но все попытки выведать это у него не увенчались успехом: при всей его открытости с нами и амплуа «своего парня» Дэвид постоянно уклонялся от темы, как только речь заходила об этом.

Сначала мы думали на эту белобрысую, приторно слащавую Нову, за которой среди многочисленных приятелей Дэйва стойко закрепилась кодовая кличка Фотомодель, — Дэвид неизменно появлялся с ней на всех тусовках.
— А почему, собственно, Фотомодель? — спросил однажды Том у подвыпившего Яна. — Она ведь телеведущая.
— Да потому, что она нужна Дэйву исключительно для совместного позирования на светских фото, — ухмыльнулся тот с плохо скрываемым злорадством. Раскрутить его на более внятный ответ нам так и не удалось.
Кстати, я был единственным в группе, кто верил, что у Дэвида никого нет. Сам не понимаю, почему: уж слишком наш Дэйв симпатичный, чтобы быть одиноким, но мне почему-то отчаянно хотелось, чтобы так оно было. Да и всё своё свободное время он проводил с нами — вряд ли какая-нибудь женщина терпела бы такое. Я — так точно нет!

Так что, разумеется, я не мог вот так вот запросто взять и уйти, не выведав, кто же это его так ублажает.

На меня разом нахлынула такая смесь: и потрясение от увиденного, и жуткое любопытство, и неловкость оттого, что подглядываю, и страх, что Дэвид в любой момент может меня заметить, и внезапная необъяснимая горечь от осознания того, что у него действительно кто-то есть. Я стоял, не в силах оторвать взгляд от Дэйва, и жадно наблюдал за происходящим.

С колен наконец-то поднимается Дэвидова девочка, и я с изумлением узнаю в «ней»… Патрика Нуо! До чего же противный тип! Нигде мне от него покоя нет. На общих тусовках он постоянно ошивается рядом с нами (ну, теперь понятно, из-за кого) и никогда не упускает случая побольнее задеть меня. Что я ему сделал? И как его только Дэйв терпит? Наверное, единственное спасение — просто заткнуть ему рот, как сейчас.

Дэвид деловито застёгивает ремень, смотрит куда-то в сторону и спрашивает сухо:
— Ну что, теперь ты доволен?
— Теперь — да! — Патрик, прикрыв глаза, медленно, как последние крохи изысканного лакомства, слизывает с губ белые капли. И выражение лица у него при этом такое блаженное, что я ловлю себя на дикой мысли: всё бы сейчас отдал, чтобы и самому это попробовать.
— Тогда уходи. Навсегда!
— Значит, и вправду втюрился в этого малолетку? Я для тебя уже слишком стар, да?
— Окончательно от ревности рехнулся?! Он ведь ребёнок совсем!
— Вот-вот! — Патрик выразительно смотрит в глаза Дэвиду. — Не забывай об этом, Дэйв: таким, как мы, в тюрьме приходится несладко.
— Я же сказал, у меня с ним ничего нет!
— Это ты журналистам в интервью рассказывать будешь.
— Ну почему ты не хочешь понять?! — уже начал закипать Дэвид. — Он, как и кто-либо другой, здесь абсолютно ни при чём. Просто между нами всё кончено. Давно уже кончено, и ты это прекрасно знаешь!
— Знаю. Я даже знаю, с какого именно момента: как только увидел его, да? Уже весь шоу-биз шушукается, что ты взялся за этот проект исключительно из-за него. А скоро вообще все открыто об этом заговорят. Думаешь, никто не понимает, почему ты всегда и везде рядом с ним?
Дэвид от бессилия, кажется, даже зубами заскрежетал.
— Они несовершеннолетние, поэтому нужно, чтобы кто-то их постоянно сопровождал, неужели так сложно понять?!
— Ага, ловкий ход, я оценил! Как говорится, если хочешь что-то хорошо спрятать, помести это на самом видном месте. Так и здесь: вместо того чтобы постоянно содрогаться от мысли, не нащёлкал ли кто чего, ты просто-напросто с самого начала приучил всех к тому, что ты — неотъемлемая часть свиты Билли Каулица. Теперь сенсацией станет не ваше совместное появление на людях, а наоборот — твоё отсутствие рядом с ним. Респект, Дэвид!

«Ach du Scheisse! — я наконец-то начинаю врубаться. — Так это он обо мне, что ли?!»

— Мне особо терять нечего — и так уже вся жизнь из-за тебя под откос пошла. Сделаю каминг-аут и признаюсь в наших с тобой отношениях. Как ты думаешь, позволят тебе после этого работать с этим несовершеннолетним токийским цветником? А могу вообще добавить, что ты меня бросил ради этого крашеного малолетнего блядёныша. Тогда и на твоей, и на его карьере можно будет поставить крест.
— Пат, ты не сделаешь этого! У тебя жена, ребёнок!
— А мне плевать! Мне нужен только ты, Дэйв! Я и женился-то только в отместку тебе, когда ты первый раз меня бросил. Думал, поможет отвлечься, стать нормальным, забыть тебя. Нет, не помогает ни хрена! Только хуже становится. Дэйв, ну почему всё так? Ну разве нам было плохо вместе?
— Нет, было хорошо. Как и сейчас, впрочем, тоже. Но в том-то и дело, что было. Патрик, это… ничего не меняет.

Мне безумно интересно дослушать, чем же всё это закончится, но я понимаю, что если не смоюсь сейчас, то они вот-вот застукают меня.

А ещё я чувствую, что мне срочно нужно в туалет: созерцание продюсерской забавы не на шутку возбудило меня.

***

Никто ещё не возбуждал меня сильнее. Да что там, если уж начистоту, то по-настоящему меня вообще ещё никто не возбуждал. Нет, мне, конечно же, не раз уже хотелось секса, но странно как-то, то есть хотелось секса как такового, но не хотелось никого конкретного. Том часто приносил какую-нибудь «крутую порнуху», как он это называл, да и сам не прочь был организовать реалити-порно в комнате по соседству, но меня всё это почему-то ничуть не заводило и даже не интересовало. Даже наоборот, мерзко как-то становилось от одного взгляда на всех тех грудастых силиконовых блондинок. Ничто мне в них не нравилось. Я искренне не мог понять, что же такого в них находит Том. Даже ощущал что-то наподобие комплекса неполноценности и всерьёз уже опасался, что у меня задержка развития: нам обоим шестнадцать, а у Тома уже было столько девушек, тогда как я даже и не целовался ещё толком ни с кем.

Дэвид всё чаще заводил с нами разговор, что по мере роста популярности нас неизбежно будут терроризировать вопросами о девушках и что нам нужно уже сейчас разработать стратегию поведения и ответов на этот случай. Том, кажется, не мог уже дождаться того исторического момента, когда сможет на всю страну заявить о своих победах, а я только смущался, хмурился или просто огрызался в ответ, что я пришел сюда музыку делать, а не…

Однажды Дэвид попробовал поговорить со мной на эту тему наедине. Помню, он тогда как-то странно на меня смотрел и задавал не менее странные вопросы:
— А тебе вообще-то девушки нравятся?
— Ну конечно нравятся! — не раздумывая, выпалил я, и ничуть не слукавил: среди них и в самом деле бывают весьма привлекательные, достойные подражания экземпляры. Вот и идею своей теперешней причёски я, если честно, позаимствовал у одной девушки в аэропорту. Хотя Дэйв, разумеется, имел в виду совсем другое. Но что я мог ему ответить? Я ведь действительно тогда искренне считал, что просто ещё не встретил «свою девушку».

Хотя на парней я засматривался гораздо чаще. Но не видел в этом ничего зазорного: это ведь вполне естественно — оценивать себе подобных и сравнивать себя с ними. Именно так я и объяснял себе это, когда мой взгляд с интересом останавливался на каком-нибудь симпатичном мальчике. Но по-настоящему меня до сих пор так никто и не привлекал: ни среди девушек, ни среди парней.

Впрочем, вру: меня уже давно с необъяснимой силой влекло к Дэйву. Просто до сегодняшнего дня я не осознавал, что и как именно.

Видно, все эти вечные издёвки и подколки одноклассников так достали меня, что я даже самому себе боялся признаться, что так оно и есть — я гей.

***

Уж не знаю, до чего они тогда договорились, но Нуо с тех пор больше нигде поблизости не появлялся. А Дэвид стал каким-то уж слишком задумчивым и растерянным. Как будто гложет его что-то, и он не знает, что с этим делать. Неужели этот подонок его теперь действительно шантажирует?

Меня же одолели странные сны. Мне каждую ночь снился Дэвид. И я. На коленях. Перед ним. Как Патрик. Я был ошеломлён, напуган. И сгорал от дикого желания. Дэвид стал для меня наваждением. Вся моя креативность свелась до изобретения различных уловок, чтобы добиться хотя бы мимолётного телесного контакта с ним: я постоянно норовил как бы случайно прикоснуться к нему; просил его помочь застегнуть мне что-нибудь из побрякушек; когда спрашивал время, тут же хватал его за руку, чтобы самому посмотреть на его часах. После концерта, пользуясь тем, что смертельно устал, я просто нахально вешался ему на шею, чтобы он помог мне дойти до номера.

Однажды, когда он слишком долго возился с застёжкой на моей шее, то и дело перебирая мне непослушные волосы и легонько касаясь кожи подушечками пальцев, у меня натурально встал. Не знаю, заметил ли он. Скорее всего, да. Потому что именно с тех пор он стал всячески избегать подобных просьб с моей стороны.

***

Тем временем мы всё громче заявляли о себе на сцене. По мере роста популярности нами всё больше интересовалась пресса. Поползли слухи, что я — гей.

Однажды Дэйв явился в студию злой как чёрт и с порога, вместо приветствия, бросил нам:
— Готовьтесь, завтра идём в стриптиз-клуб!
— Йо!!! — радостно завопил Том.
— Зачем? — нервно сглотнул я.
— Будем доказывать, что ты — не гей.
— Как? — у меня просто сердце упало. В первый миг я от неожиданности на полном серьёзе подумал, что мне там действительно придётся доказывать «это».
— А вот так! — рявкнул Дэйв. — Будешь глазеть на голых девок и всем своим видом демонстрировать, до чего же тебе это нравится. Журналистам я уже информацию подбросил, так что будь добр, постарайся сделать личико порадостней.
— Дэйв…
— Ну что, Билл? Думаешь, мне самому это не противно? Но так надо! Я вчера получил указание, сам понимаешь, от кого.
Дэвид посмотрел на меня с таким выражением, что я лишь обречённо кивнул и весь последующий день морально готовился к этому событию.

***

VIP-зал. Вспышки фотообъективов. Море алкоголя. И толпы голых силиконовых блондинок, от которых уже рябит в глазах.

«Добро пожаловать во взрослую жизнь, Билл!» — горько улыбаюсь своему отражению в зеркалах.

Дэвид ободряюще похлопывает меня по плечу. Рассаживает нас так, чтобы меня лучше всех было видно фотографам. Сам садится напротив меня. Я тут же нахожу в этом своё спасение и смотрю только на него. Эта затея больше не кажется мне такой уж мерзкой.

— Эй? — острый локоть Тома больно впивается мне под рёбра. — С тобой всё о'кей?
— Да!
— Тогда не пялься так откровенно на Йоста — здесь пресса!

«Чёрт, неужели это так заметно?!»

Я растерянно моргаю, но оторваться от Дэвида выше моих сил.

— Да что с тобой?! Здесь столько классных тёлок, а ты весь вечер глаз не сводишь с Йоста! Неужели даже в таком месте ты не можешь и шагу ступить, не получив от него предварительно добро?

Я вздыхаю с облегчением: «Хоть Том и заметил мой чрезмерный интерес к Дэйву, но истолковал его по-своему. Но надо бы всё-таки быть поосторожнее, иначе действительно проблем потом не оберёшься».

Остаток вечера я уже вообще ни на кого не смотрел. Просто забился в самый дальний угол и старательно напивался.

***

Моё наваждение стремительно набирало обороты, и очень скоро я со всей очевидностью осознал, что… влюбился без памяти. В мужчину. Своего продюсера. Вдвое старшего меня.

В итоге, к моим снам прибавилась ещё одна проблема. Я никак не мог понять, как же Дэйв ко мне относится. С одной стороны, он иногда так на меня смотрит (хотя я, наверное, просто выдаю желаемое за действительное), но с другой… он никак не реагирует на меня и мои уловки привлечь его внимание.

Месяца через два я понял, что если ничего не предприму, то просто сойду с ума.

В конце концов, я решился на отчаянный шаг — поговорить с Дэвидом начистоту. Хуже всё равно уже не будет.

Улучив момент, когда мы остались одни, я набираюсь храбрости и подхожу к нему:
— Дэйв, мне нужно с тобой поговорить. Хочу спросить тебя кое-что.
От этих слов он сразу напрягся — явно почувствовал, что спрашивать буду что-то серьёзное: я ведь никогда не начинаю так уклончиво, а просто задаю вопрос напрямик.

Вздохнув, Дэвид присаживается и кивает мне на стул напротив себя.
— Так что ты хотел спросить?
Я тут же бросаюсь в омут с головой:
— Дэйв, а ты окончательно порвал с Патриком?
Дэвид вздрагивает и прикрывает глаза:
— Откуда ты знаешь… про нас?
— Извини… я просто был тогда в студии… в ту пятницу… когда вы… — Я мучительно пытаюсь подобрать подходящее слово. — Разговаривали…
Чувствую, как у меня подло начинают пылать щёки.
— Подглядывал, значит, да?
— Дэйв… я не хотел… я не специально, честно… просто так вышло… я… вернулся, чтобы плеер забрать… а когда увидел, не смог заставить себя уйти… это было… так классно, Дэвид…
— Билл, уйди, пожалуйста!
Но я, сбиваясь, начинаю скороговоркой тараторить, пока он опять не оборвал меня:
— Дэйв, ты извини, конечно, если я лезу не в своё дело… просто… за эти два месяца со мной такое произошло… это пожирает меня изнутри… я просто чувствую, что если ни с кем не поговорю об этом, то просто сойду с ума… со мной впервые такое… раньше я всегда мог обсудить с Томом всё, что меня волнует… а сейчас странно как-то… даже с ним не могу, как будто сдерживает что-то… откуда-то возник страх, что даже он не поймёт… Ты — единственный, с кем я могу поговорить об этом, понимаешь? Ты же сам говорил, что мы можем обращаться к тебе с любыми вопросами и проблемами. Ну, говорил ведь, да?! — от отчаяния я уже срываюсь на крик.
Дэвид, бледный и растерянный, потирает виски и избегает моего взгляда.
— Да, Билли, и это, конечно же, остаётся в силе. Просто… чёрт, Билл, ты меня буквально огорошил этой своей откровенной непосредственностью!
Некоторое время мы сидим молча, избегая смотреть друг другу в глаза. Наконец Дэвид нарушает эту невыносимую тишину:
— Другими словами, глядя на меня с Патриком, ты вдруг понял, что тебе нравятся мальчики, так?
— Нет, не так. — Я зажмуриваю глаза от осознания собственной смелости и выпаливаю на одном дыхании: — Я понял, что мне нравишься ты, Дэйв!

Я чувствую, мои уши горят уже так, что впору начинать опасаться, как бы огонь не перекинулся на причёску.

Дэйв сидит явно в шоке, сгорбившись и обхватив голову руками. Молчит.

Я понимаю, что после моего признания мне уже терять нечего, а другого шанса может и не быть. Осторожно подхожу к Дэвиду, опускаюсь на пол рядом с ним. Он вздрагивает, когда я кладу ему руки на колени:
— Билл, что ты делаешь?
Я игнорирую его вопрос и спрашиваю сам:
— Дэйв, я тебе нравлюсь?
— Прекрати!

Теперь уже молчу я. Я уже вообще не соображаю, что со мной. Мои руки осторожно начинают ползти вверх по его бёдрам. Дэвид наконец-то выходит из оцепенения, резко встаёт и, грубо схватив меня за запястья, поднимает и меня на ноги.

— Значит, я тебе ну совсем не нравлюсь?
— Нравишься, Билли, очень даже нравишься.
— Тогда в чём дело?
— Билл, я не сплю с детьми! Принципиально.
— Да засунь ты себе эти принципы знаешь куда? — слёзы застилают мне глаза, я срываюсь с места и выбегаю.
Уже в коридоре слышу вдогонку:
— Билл, постой! Дай мне объяснить…

«Да что тут объяснять?! Я его просто не интересую, он стопудово тогда помирился с Патриком — вон, на мой прямой вопрос он так и не ответил».

***

Всё последующее утро мы практически не разговариваем. Когда после многочисленных безуспешных попыток записать песню так и не удаётся, Дэйв решительно поднимается с места.
— Билл, так не пойдёт. Нам нужно поговорить.
Я покорно киваю, и мы выходим к нему в кабинет.

Дэвид сначала заваривает кофе, достаёт сигареты — разговор явно намечается серьёзный — и, вздохнув, приступает к своему неспешному, хорошо продуманному монологу.

— Билл, тебе едва исполнилось шестнадцать. Психологически ты — уж не обижайся, пожалуйста, — ещё совсем ребёнок.

Ты не думай, я ведь прекрасно понимаю тебя: тебе кажется, что в твоём возрасте все уже занимаются «этим», один Том чего стоит. Но… между тем, что делает Том, и чего ты с таким завидным упорством добиваешься от меня, есть существенная разница. Ты, конечно же, понимаешь, о чём я?

Да ещё и в каждом интервью один и тот же вопрос. Я же вижу, как это тебя напрягает, как ты сам уже начинаешь думать, что с тобой что-то не в порядке. Конечно, всё это тебя уже достало. Но, положа руку на сердце, ты готов уже к этому? Вот прямо сейчас? Ты хочешь именно этого или, скорее, доказать что-то кому-то и прежде всего себе?

Знаешь, Билли, этот наш шоу-бизнес — такая дерьмовая штука, жёсткая и даже жестокая. Я, если честно, уже так устал от всего этого. Я ведь уже нагулялся в своей жизни, теперь хотелось бы наконец остановиться, отдышаться.

Ты, наверное, думаешь: раз не спит — значит, не хочет; раз не хочет — значит, не любит? Это не так. Если бы я хотел просто переспать с тобой, я бы уже давно это сделал, поверь.

Ты очень много значишь для меня, Билли. Патрик, в общем-то, был прав тогда: ты мне с самого начала очень понравился. Вот есть у меня такое предчувствие, что у нас с тобой всё могло бы получиться. Ты — как отдушина для меня, такой чистый невинный мальчик. Я просто отдыхаю душой рядом с тобой. Хотелось бы по возможности уберечь тебя от тех ошибок, что в своё время наделал я. Поэтому и вызвался с самого начала курировать вас.

Я очень признателен тебе за то, что ты сделал первый шаг. Честно говоря, я день и ночь только о том и думал, как бы открыться тебе, но так и не смог решиться — из дикого страха сделать что-нибудь не так и всё испортить.

Билли, я сам буду очень счастлив, когда это у нас произойдёт. Только давай пока не будем с этим спешить, о'кей? Очень не хотелось бы что-нибудь поломать между нами минутным необдуманным порывом. Я пойму, когда ты действительно будешь готов.

Всё это время я сижу, офигевший от «гуманности» Дэйва, не в силах сказать ни слова: ну надо же, сам трахается, с кем ни попадя, а я должен ждать ещё невесть сколько?!

Я уже весь пылаю от отчаяния, злости и стыда. Ну да, любит он, хочет. Если любят и хотят, ведут себя соответственно! Видит просто, что запись срывается, вот и кормит меня обещаниями, а сам, небось, дождаться не может очередной встречи с этим швейцарским пидором.

А я, дурак, надеялся, иллюзий себе понастроил, открылся.

— Хорошо, тогда я найду кого-нибудь менее щепетильного. Только не пугайся потом сюрпризов в утренних газетах.
— Билл!
— Да пошёл ты!

Ненавижу!

***

— Дэйв, я больше не могу! Зачем ты меня так мучаешь?! Ты же видишь, как я хочу тебя!
— Если действительно хочешь — дождёшься!
— Дэвид, сегодня… — я перехожу на шёпот. — Я оставлю дверь номера открытой. Я буду ждать тебя.

***

Я ждал всю ночь. Содрогался от малейшего шороха в коридоре. Я прекрасно знал, что Дэвид тоже не спит: его номер выходил на ту же сторону, что и мой, и с балкона мне хорошо было видно, что у него целую ночь горел свет. И он точно так же, как и я, регулярно выходил на балкон курить. Но ко мне он, конечно же, так и не пришёл. Сволочь! Ненавижу!

На рассвете я наконец закрыл дверь, поставил будильник на восемь и, упав в кровать, забылся на пару часов неспокойным сном.

Проснувшись, я решил не выходить из номера. Вообще. Всё равно будет по-моему — я таки заставлю его прийти ко мне. Хотя бы так. У меня тоже есть свои принципы.

Из тяжёлого раздумья меня вывел настойчивый стук в дверь. Том. Но даже ему я не открыл.
— Билл, хорош дрыхнуть! Уже половина девятого, все уже позавтракали, одного тебя ждём. Ведь через полчаса выезжаем!
— …
— Билл, лучше тебе спуститься сейчас же: Йост с самого утра какой-то чересчур злой сегодня, ведь попадёшь под горячую руку!
— …
— Ну, как знаешь, я тебя предупредил!
Слышу удаляющиеся шаркающие шаги Тома и брошенное им в сердцах «Достал уже!».

Минут через пять ко мне наконец снисходит Дэвид собственной персоной. Сильно так кулаком в дверь и одновременно остервенело дёргает за ручку.

— Ты ещё принципами, принципами постучи — может, поможет! — огрызаюсь я в ответ.
— Билл, твою мать!
«А не отца?» — язвлю я опять, но на этот раз уже мысленно — не хочу уж слишком зарываться. Но дверь так и не открываю, теперь уже не из упёртости, а из банального страха: на такой поворот я не рассчитывал — я почему-то свято был уверен, что Дэйв будет извиняться за вчерашнее и слёзно упрашивать меня выйти.

Стук затихает. Дэвид уходит.

Шайссе, вот это да! Что же делать? Уступать не хочется, а неповиновение грозит последствиями.

Через минуту раздаётся какой-то подозрительный щелчок, и прежде, чем я успеваю сообразить, что происходит, дверь распахивается, и в комнату врывается Дэвид.

Так вот куда он бегал — на ресепшн за запасным ключом.

Серое окаменевшее лицо, под красными глазами тёмные круги (проклятье, неужели я выгляжу так же?!), бледные от гнева губы сжаты в одну тонкую полоску.

«Всё, я попал!»

— У тебя ровно пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок и спуститься вниз!

От его ледяного голоса у меня волосы сами укладываются в мою фирменную причёску.

Дэвид поворачивается и молча уходит.

Едва переступив порог ванной, я понимаю, что, по сравнению со мной, Дэйв — просто огурчик и вообще красавчик.

Ну и пусть! На макияж нет ни времени, ни желания. Очки тоже не надеваю — пусть видит, во что он меня превратил!

От одной мысли о еде меня начинает тошнить, поэтому я просто быстро одеваюсь, собираю вещи и спускаюсь вниз.

В лобби на меня оглядываются все. В принципе, я уже привык к повышенному вниманию, где бы я ни появился, но сегодня я понимаю, что на этот раз причина не столько в том, что они видят живого Билла Каулица, сколько в том, в каком именно виде они его видят. Дэвид тут же начинает орать на зевак, решивших запечатлеть уникальные кадры. В конечном итоге под разнос попадают все, кроме… меня.

В гробовой тишине садимся в автобус. Том осторожно трогает меня за рукав куртки и спрашивает тихонько:
— Билл, что происходит между тобой и Йостом?
— Ничего, в том-то и дело, что ничего! — бросаю я в ответ зло и нарочито громко — чтоб он тоже услышал.

Том матерится вполголоса и идёт ставить какой-то дурацкий боевик. Все собираются на передних сидениях, чтоб получше видеть-слышать.
Я же демонстративно забираюсь на самое заднее, включаю плеер и закрываю глаза. Автобус трогается с места.
Чувствую на своей руке тёплую ладонь.
— Том, оставь меня, пожалуйста, в покое!
Брат только сильнее сжимает мне пальцы, и до меня доходит, что это вовсе не его рука — просто подумал на Тома, потому что только у него есть привычка успокаивать меня таким образом. Я открываю глаза. Дэвид, не выпуская мою руку, садится рядом и легонько обнимает меня за плечи.

Господи, ещё час назад я бы, наверное, умер от счастья, но сейчас… Сейчас, в принципе, тоже, если бы не догадывался об истинной причине такого внезапного приступа нежности.

«Вот сволочь! Понимает, что у нас через пару часов важное интервью на "VIVA", а меня в таком виде в эфир выпускать нельзя, вот и решил придобриться».

Я собираю остатки воли и сбрасываю его руку. Он тут же возвращает её на прежнее место и снимает с меня наушники.
— Билли, прости меня, пожалуйста. Давай поговорим.
— Не о чем нам говорить. Ты уже всё сказал этой ночью.
— Билли, малыш, — тихонечко шепчет мне Дэвид у самого уха, коварно положив мне подбородок на плечо. — Не сердись на меня, пожалуйста, я сам на себя зол. Я дурак, я знаю. Я тоже всю ночь не спал, если тебе от этого станет легче.
— Я знаю, — проклятая сентиментальность — у меня уже дрожит голос.
А Дэвид продолжает уже жаркой скороговоркой, с придыханием:
— И я тоже тебя всю ночь хотел, и сейчас дико хочу.

От желания у меня уже всё плывёт перед глазами. Как в бреду, начинаю судорожно перебирать его пальцы, ища в них опоры.

«Дэвид, что ты со мной делаешь?! Ты пользуешься подлыми методами, и всё это только ради этого грёбаного интервью!»

Ну, раз ты так… Я на миг выдёргиваю свои пальцы и тут же накрываю его ладонь своей. Наши пальцы опять переплетены, но теперь инициатива уже в моей руке. Не дав Дэвиду опомниться, я кладу его же руку ему на ширинку.

«Чё-е-е-рт, а ведь не обманывает!» — даже сквозь его ладонь я чувствую, как у него стоит. Я начинаю легонько поглаживать его его же рукой.
— Би-и-и-лли, — тихий сдавленный стон прямо мне в ухо. Дэйв тут же больно прикусывает мне мочку, когда я начинаю массировать его всё сильнее и увереннее уже своей рукой. А мне и сладко так, и страшно.

Дэвид подтягивает меня к себе. Я забираюсь с ногами на сиденье, ложусь на спину, кладу ему голову на пах и начинаю нетерпеливо тереться об него головой. Мои узкие джинсы, явно не рассчитанные на эксплуатацию в таких экстремальных условиях, сейчас готовы буквально треснуть по швам. Дэйв понимает. Его правая рука быстро скользит у меня по груди, жадно мнёт мой живот, а потом нетерпеливо расстёгивает мне ремень и молнию и… уверенно пробирается внутрь.
Из моего горла вырывается не то стон, не то всхлип.
— Тихо, тихо, — шикает он на меня и тут же властно затыкает мне рот свободной рукой. Я захлёбываюсь собственным криком: умелая рука Дэвида уже вовсю хозяйничает у меня в боксёрах. Я только и могу, что мотать в исступлении головой из стороны в сторону, а Дэвид, продолжая зажимать мне рот, одновременно всё сильнее вжимает мою голову себе в пах и всё быстрее трётся им об неё.

Я не выдерживаю и чувствую, как меня обжигает влажным. Дэйв тут же грубо проталкивает мне в рот пальцы, и я самозабвенно впиваюсь в них, стараясь подавить крик.
Всё, последний толчок. Я в изнеможении откидываю голову Дэйву на колени, закрываю глаза, замираю. Сердце стучит так, что, кажется, у меня сейчас барабанные перепонки полопаются. Тут же чувствую, как Дэвид осторожно вытирает меня бумажной салфеткой.

«Ну откуда у него столько самообладания, чтобы думать сейчас об этом?!»

Тут до меня доходит, что под «самообладанием» здесь в первую очередь следовало бы вспомнить совсем другое. Ведь Дэйв так и не… Или я просто не заметил?

Чуть отдышавшись, я поднимаюсь и смотрю на него сверху вниз: так и есть — у него всё ещё стоит.
— Дэйв…

«Чёрт, до чего же у меня хриплый голос…»

А ноги сами опускаются на колени. Я решительно тянусь к пряжке его ремня, но меня тут же останавливают его властные руки.
— Билл, не надо! — повелительный окрик-шёпот.

И одновременно с этими словами Дэйв за запястья поднимает меня на ноги, как тогда, и усаживает рядом с собой.

«Ну почему, Дэвид?!» — хочется закричать мне.

Дэвид шумно сглатывает, закрывает глаза, тяжело дышит. Его руки всё так же продолжают стискивать мои запястья. Мне остаётся только молча наблюдать, как он постепенно успокаивается.

Изнурённые бессонной ночью, нервами и затеянным только что безумством, мы очень скоро вырубились и проспали, обнявшись, часа три. Сам себе удивляюсь: при обычных условиях я бы спал до последнего, пока меня бы насильно не вынесли из автобуса. А тут где-то за полчаса до прибытия я проснулся сам! Наверное, подсознательно просто не хотел терять это время на сон.

Больше всего я боялся, что Дэвид, когда проснётся, «протрезвеет» и сделает вид, что ничего не было, — это было бы вполне в его духе.
Не в силах больше мучиться неизвестностью, я осмелел и начал осторожно приставать к нему: легонько прошёлся пальцами по его волосам, поцеловал вспотевший висок, потёрся головой об его шею. И вздрогнул всем телом, когда он, не открывая глаз, ответил на игру и запустил руку мне под футболку. Его сухие горячие пальцы принялись осторожно дразнить мои соски. На меня тут же по новой стремительно начало накатывать возбуждение.

Дэвид, наверное, почувствовал это, убрал руку, вызвав у меня тем самым вздох разочарования, открыл наконец глаза и чмокнул меня в подбородок.

Я был настолько ошеломлён разительными переменами, произошедшими в нём за эти несколько часов, что даже не возмущался внезапным прекращением ласк. Дэвид, кажется, даже помолодел: лицо разгладилось, глаза буквально лучились светом, а вечно поджатые губы растягивались в еле сдерживаемой улыбке.
— Ты — чудо, Билли, — шепнул он мне на ухо.
Я почувствовал, что у меня кружится голова.

Уже совсем не контролируя себя, я начинаю требовательно тереться своим бедром о его. Конечно, он тут же пресекает это:
— Билли, прекрати! Я ведь не железный.
— Но почему?! — я даже не пытаюсь скрыть обиду в своём голосе.
В ответ он просто прикладывает мне палец к губам, который я тут же, не желая вот так просто сдаваться, беру в рот и начинаю с упоением посасывать. Дэвид прикрывает глаза и несколько секунд явно наслаждается этим, после чего нагло выдёргивает моё лакомство изо рта. Кто бы сомневался?

В виде извинения он обнимает меня и шепчет, подразнивая мочку моего уха едва ощутимыми касаниями губ:
— Ты просто прелесть! Обожаю тебя!
Я, конечно же, покупаюсь на это, губы сами расползаются в счастливой улыбке. А он улыбается мне одними глазами и не отводит от меня взгляда. Я, от переизбытка чувств и ощущений, только и могу, что простонать:
— Дэ-э-э-вид…
Остаток дороги мы проводим в объятиях и молчании, просто наслаждаясь близостью друг друга.

У выхода из автобуса на меня ошарашенно пялится Том.
— Дэйв, не поделишься со мной своими чудо-экспресс-методами приведения его в чувство?
— Я бы, конечно, сказал тебе, Томми, но, боюсь, тебе они не пригодятся, — Дэвид заговорщически подмигивает мне.
Мы смеёмся и, перепрыгивая через ступеньку, поднимаемся наперегонки в телестудию, оставив моего озадаченного близнеца далеко позади.

***

За пять минут до начала интервью, раздав последние ЦУ, Дэйв обращается напоследок ко мне:
— Билл, выйдем на минутку, мне нужно кое-что сказать тебе.
Ребята вопросительно косятся на нас, мол, что это ещё за секреты у вас появились? Мы молча выходим. Дэвид тут же заталкивает меня в какое-то пустое помещение рядом с нашей гримёркой, закрывает дверь на защёлку и, крепко прижав меня к стене, начинает жадно целовать. Грубо, взасос, с языком. От неожиданности и шока я просто стою, как истукан, не в силах ни пошевелиться, ни, тем более, ответить на поцелуй: у меня это вообще впервые в жизни, так откровенно и по-взрослому.
— Дэйв, это аванс? — бравадой я пытаюсь скрыть своё потрясение. Пристально смотрю ему в глаза. Вижу, что он прекрасно понимает, о чём я.
— Нет, это поцелуй. А теперь иди, малыш! Удачи тебе!
Уже в дверях меня догоняет его едва слышное «Я люблю тебя, Билли…». Кажется, от переизбытка эмоций у меня начались слуховые галлюцинации.

***

На протяжении всей передачи я сижу, окончательно ошалевший от свалившегося на меня счастья, и пытаюсь прийти в себя. Хорошо, что Том взял на себя весь удар — мне, по сути, и говорить-то ничего не надо было, достаточно было просто улыбаться в камеру. А уж это-то, после всего случившегося, у меня получалось само собой.

После интервью ко мне тут же подходит Дэвид:
— Ты был на высоте, мальчик. Запись вышла что надо! Я тобой очень доволен.
— Я же… и не говорил почти ничего.
— А так даже лучше: излучающий счастье и загадочно улыбающийся молчаливый Билл Каулитц — украшение любой программы, — ухмыляется Дэйв.
— Выходит, я заслужил награду? — спрашиваю нахально я и тут же чуть слышно добавляю пересохшими губами: — Ты ведь придёшь ко мне сегодня, да?

Затаив дыхание, я жду его ответ. Если он и сейчас скажет «нет», я просто тихо сползу по стенке на пол и разрыдаюсь тут же на глазах у всех: ведь это будет означать, что всё случившееся в автобусе — и после — было просто хорошо разыгранным спектаклем с целью вернуть меня в товарный вид для предстоящего интервью.

Дэйв, видно, понимает это — смотрит на меня так серьёзно и, утвердительно кивнув в ответ, быстрым шагом выходит из гримёрки.

***

В номере в ожидании Дэвида я ловлю себя на странных ощущениях. С одной стороны, мне так сладко-приятно вспоминать все эти невероятные события сегодняшнего дня: Дэвид, с силой затыкающий мне рот в автобусе; его такой требовательный поцелуй перед интервью и многообещающий кивок после…

Но с другой… На меня вдруг нахлынуло столько страхов и опасений: его грубость и необузданность — это такой контраст к его обычной повседневной сдержанности и деловитости. Почему-то это меня даже немного пугает, и я… теряюсь. Таким я его не знаю, соответственно, не знаю, чего от него можно ждать и как реагировать.

И когда наконец раздаётся негромкий уверенный стук в дверь, мне кажется, что волнение вмиг полностью вытеснило возбуждение. Сердце дико колотится и буквально выпрыгивает из груди.

Едва переступив порог комнаты, Дэвид — уже в полной «боевой готовности» — тут же тянется ко мне, а я — сам не знаю, почему — невольно отступаю на шаг назад.
— Ну что ж ты, Билли, сразу на попятную? Теперь уже поздно, — в затуманенных желанием глазах Дэвида играют насмешливые искорки.

От смущения я вмиг заливаюсь краской и стою, не в состоянии пошевелиться. От опытного глаза Дэвида это, конечно же, не укрывается — он уже откровенно ухмыляется.

«Scheisse! Ну почему я всё время веду себя так по-дурацки? Ведь сколько я об этом мечтал, сколько раз представлял себе в мельчайших деталях, что скажу и сделаю, когда дело наконец дойдёт до этого. И вот…»

Дэвид тем временем уже обнимает меня, осторожно, словно боясь спугнуть. И начинает медленно и бережно целовать: одними губами, едва касаясь ими моих.
Я чуть-чуть отстраняюсь. На лице Дэвида тут же проступает неприкрытое удивление:
— Что-нибудь не так, Билли?
— Дэйв… поцелуй, как сегодня… перед интервью…
— Неужто так понравилось? — Дэвид смотрит на меня с интересом и явно польщённо.
Я быстро киваю и облизываю губы.
— А не испугаешься? — опять эта ехидная ухмылка — похоже, его страшно забавляет смущать меня. — Я же видел, в какой ступор поверг тебя этот мой первый «взрослый» поцелуй.

От стыда я уже вообще не знаю, куда девать глаза: это ж надо было так опозориться?! Я тут же начинаю сбивчиво оправдываться:
— Да, я не умею… никогда ещё не целовался… так… Но… это ведь не так уж сложно, правда? Ты ведь меня научишь, да?
— Билли, ну что ты? — у Дэйва, кажется, начинает просыпаться совесть. — Я же не в упрёк тебе это сказал. Мне, наоборот, очень приятно, что я у тебя первый, даже в плане поцелуев.

Дэвид ободряюще подмигивает мне и тут же сгребает меня в охапку, с силой притягивает за ягодицы к себе, так что я по инерции сразу чуть прогибаюсь назад, а он только ещё крепче прижимает меня, давая в полной мере ощутить, как у него стоит. И сразу же впивается мне в губы, требовательно, грубо — точь-в-точь, как я хотел. Его язык, мгновенно преодолев моё слабое сопротивление, тут же начинает вовсю хозяйничать у меня во рту. Я наконец выхожу из ступора и начинаю несмело отвечать ему. Дэйву это только добавляет азарта — ему явно нравится подавлять меня. Чувствую, что он уже возбуждён до предела. Наконец Дэвид разрывает поцелуй, сбито дышит и подталкивает меня к кровати, на ходу стаскивая с меня футболку.

У меня подкашиваются ноги. Я падаю на спину поперёк кровати, а Дэвид всей тяжестью наваливается на меня, нетерпеливо раздвигает мне ноги своими и начинает осыпать меня грубыми поцелуями, больше похожими на укусы. Я буквально на грани обморока: столько об этом мечтал, с ума сходил, а вот теперь… мне вдруг становится очень страшно. Я начинаю дрожать. От Дэйва это, разумеется, не ускользает: он тут же приостанавливает свои грубые ласки, хрипло шепчет мне на ухо «Не бойся» и начинает успокаивающе гладить меня по голове. А я уже готов разреветься: от страха, от стыда, от того, что всё делаю не так. И от злости на самого себя и на него, что он, как всегда, оказался прав: неужели я действительно не готов к этому, и это так заметно?
— Билли, ну что ты? Я тебя напугал?
Я только и могу, что слабо мотать головой из стороны в сторону, прикрыв глаза, чтобы он не заметил слёз.
Дэвид шумно дышит и слезает с меня со словами: «Извини… Мне очень… тяжело… сдерживаться… с тобой…»

«Ну вот и всё. Да он сейчас просто посмеётся надо мной, развернётся и уйдёт! И будет прав!»

Я поднимаюсь вслед за ним, чтобы остановить, но он тут же лёгким толчком отправляет меня назад: «Лежи!» Сам же опускается на колени, нетерпеливо расстёгивает мне джинсы и стягивает их одним рывком вместе с боксёрами. Руки жадно поглаживают мои выпирающие тазовые косточки. Я ощущаю его влажный горячий язык на звезде и не могу сдержать протяжного стона, когда он берёт меня в рот.

Стоило ему провести пару раз языком и заглотнуть меня поглубже, как я сразу кончаю ему в рот, от чего ощущение неловкости тут же пересиливает во мне удовольствие от оргазма. Дэйв как ни в чём не бывало с упоением глотает, а я, едва придя в себя, не нахожу ничего более умного, чем брякнуть:
— Дэйв… извини… Я… не хотел…
Дэвид уже еле сдерживает смех и начинает подкалывать:
— То есть как это «не хотел»? А мне показалось, совсем наоборот, — подмигивает мне.

«Ну почему, почему всё сегодня наперекосяк?! Столько раз так облажаться!»

Я хочу хотя бы как-то реабилитироваться.
— А теперь — я. Можно? — спрашиваю робко: после череды сегодняшних конфузов я уже жутко неуверен в себе.
Дэвид смотрит на меня очень серьёзно и внимательно:
— А ты действительно этого хочешь?
— Да! — выкрикиваю я и тут же добавляю чуть слышно: — Только я… не умею…
Дэйв бережно берёт в руки моё лицо, выразительно так смотрит мне в глаза и в свойственной ему одному манере подбадривает меня:
— Знаешь, если б оказалось, что ты уже умеешь, меня бы это… хм… несколько разочаровало.
Повисшее напряжение разряжается, мы оба, как по команде, смеёмся. Дэйв обнимает меня и, нежно поглаживая по спине, шепчет: «Всё о'кей, малыш, не переживай — сам видишь, как дико заводит меня твоя неопытность».

Я осторожно выскальзываю из его объятий, опускаюсь на колени. Мысленно восхищаюсь, как он может столько держаться, да ещё и шутить при этом. Дрожащими руками я расстёгиваю пряжку его ремня. Дэвид запускает пальцы мне в волосы, начинает теребить их всё более требовательно и властно подталкивает мою голову к своему паху — он опять уже больше не контролирует себя.
Мне так хочется, чтобы ему понравилось. Хотя нет… это уже не важно — мне просто хочется.
Вижу, что Дэйв уже на грани. Осторожно, пробуя на вкус и ощущение, я беру в рот его влажную от смазки головку. Он тут же настойчиво пытается протолкнуться глубже. Я очень хочу, стараюсь впустить его, но у меня ничего не получается — такое ощущение, что ещё чуть-чуть, и меня просто вырвет. Я сдаюсь и просто рефлекторно выталкиваю его.

Я уже, наверное, весь пунцовый, не знаю, куда себя деть, и чуть не плачу.

«Ну почему, почему???!!! Почему Дэйв может, Патрик может, а я — нет?!»

В горле немилосердно першит, я тяжело дышу и, уже не сдерживая слёз, бормочу:
— Дэйв, прости, пожалуйста, я… не могу… не получается…
Он вздыхает, явно разочарованно. Но тут же поднимает меня на ноги, прижимает к себе и начинает успокаивать:
— Милый, ну что ты. Это я виноват. Я был слишком нетерпелив и напорист.

Я вырываюсь из его объятий и опять опускаюсь на колени. Он слабо пытается отпихнуть меня, но я просто обнимаю его за ягодицы и начинаю самозабвенно лизать и сосать его член. Уж как получится. Пусть я не умею, как Патрик, но… я хочу и люблю его не меньше.
Дэвид сорвано дышит, стонет всё громче, судорожно рвёт на мне волосы и после очередного кругового движения моего языка кончает. Я от неожиданности тут же выпускаю его член изо рта, мне забрызгивает лицо. Дэйв, отдышавшись, подтягивает меня к себе, вылизывает меня и тут же жадно впивается мне в рот — я ещё чувствую на его языке его сперму.
— Билл, извини, но я просто очень хотел. — Дэйв верен себе — даже в такой момент не может удержаться, чтобы не подколоть меня. И добавляет, уже абсолютно серьёзным и очень нежным голосом:
— Ты — потрясающий любовник, Билли!
Грубо льстит, конечно, но оттого приятно не меньше.

@темы: Вторчество

---

Control Unlimited

Produzent: La PIOVRA.
Пейринг: Йост/Билл, what else?
Рейтинг: R.
Жанр: трагикомические зарисовки из жизни одной звёздной четы.
Примечание: этот текст был написан около года назад — ещё в те времена, когда фэндом будоражила пропажа Йоста и многие предрекали закат ёбилли. Смутное было времечко, депрессивное Даже такой отпетый оптимист, как я, поддался всеобщему унынию, которое в итоге вылилось в замысел ниже приведённого фика. Хотя писала я его с большим удовольствием, в конечном итоге сочла, что это даже и не фик… а так… размышления на тему… и это вряд ли кому-то будет интересно. Текст со временем забылся-затерялся где-то среди десятка таких же полуготовых фиков.

А тут вдруг на этих выходных что-то нашло на меня Ни с того ни с сего я принялась разгребать залежи своих старых текстов, все эти милые сердцу авторa файлики с незатейливыми названиями «Заготовки», «Зарисовки», «Наброски», «Флэш-идеи»… И весьма кстати вспомнился потрясающий пост Bee4 , где она призывала выложить свои старые тексты, которые авторы по тем или иным соображениям не сочли достаточно хорошими для обнародования.

Вот и подумалось, что это как раз такой случай. Пускай висит здесь, проветривается. В своё время мне было интересно это писать. Может, теперь кому-то это будет сколь-нибудь интересно читать…

Посвящается: незабвенной Sturrrm, которая когда-то очень хотела и ждала

Небольшой Update, вернее, Upgrade: решила добавить линк на одно видео у Брийца, которое, собственно, и сподвигло меня на написание этого фика. Уж больно оно здесь в тему, имхо)

По долгу службы мне приходится видеть и замечать всё, но делать это настолько деликатно, чтобы создать у своих подопечных незыблемую иллюзию приватности. Хороший телохранитель всегда рядом и начеку, но его присутствие не заметно и не ощутимо. Он как врач: ему, в целях собственной безопасности, доверяют самые сокровенные и, порой, грязные тайны. Телохранителя не принято стесняться. Они и не стесняются.

***

— Маршрут, как всегда? — спрашиваю для проформы Билла, прежде чем закрыть за ним дверцу автомобиля.

Вопрос риторический: всё равно ехать ему больше некуда, кроме как «домой», то есть на квартиру к Йосту, куда он неофициально перебрался вот уже больше года назад. Если бы собирался в лофт, то уехал бы вместе с ребятами, а насчёт возможного сегодняшнего «выхода в свет» меня никто не предупреждал. Такие мероприятия подразумевают гораздо большую охрану, поэтому меня всегда заранее ставят в известность. Разумеется, часто бывают и приватные вылазки, но тогда Билла всегда сопровождает Дэвид. В любом случае, у меня чёткий приказ информировать его обо всех передвижениях Каулица-«младшего», и без согласования с Йостом я не имею права отвезти парня даже в парикмахерскую. Сильно подозреваю, что дело здесь даже не столько в явно завышенных требованиях безопасности, сколько в гипертрофированной ревности шефа.

— Нет, — в голосе Билла сквозят апатия и усталость.
Я в недоумении поворачиваюсь к нему:
— А куда тогда?
— Никуда. Я хочу побыть один. Просто покатай меня по городу.
Я чуть медлю, прежде чем тронуться с места.
— Дэвид в курсе?
Билл лишь зло сопит в ответ и молчит. Понятно. Я на автомате тянусь к мобилке, и он тут же хватает меня за руку и тихо умоляет:
— Заки, не надо. Ну пожалуйста.
Я уже знаю, что уступлю ему: никто не может устоять, когда Билл Каулиц смотрит вот так и так умоляет, особенно если учесть, что просит он весьма редко и то по мелочам, — но, тем не менее, всё ещё пытаюсь честно предупредить его о последствиях.
— Билл, будут проблемы. У нас обоих.
— Плевать. Хуже всё равно уже не будет.

Плохо дело: видно, опять крупно с Йостом посрались. В последнее время это случается всё чаще и на всех фронтах: продюсеры самозабвенно грызутся между собой, и все вместе — с группой; Йост на пару с Биллом — с остальными продюсерами и участниками группы, а разделавшись с общими «оппонентами», бросаются друг на друга; Том ссорится с братом из-за того, что тот слишком уж прогибается под продюсеров, тогда как Биллу регулярно достаётся от Йоста за любые проявления самодеятельности. И от всех них регулярно влетает за компанию нам, обслуживающему персоналу. Понятно, что любые, даже самые идеальные отношения, будь то деловые, дружеские или любовные, не обходятся без их периодических выяснений, но то, что в последнее время творится в «Отеле», явно превышает среднестатистический показатель.

…Мне кажется, он уже давно не слушает его — просто на автомате выдаёт в паузах между инструкциями Хоффманна универсальные и единственно допустимые варианты ответов.
— Да, Петер, конечно… Разумеется… Всё будет сделано, не волнуйся… Да, я позабочусь об этом…
— И ещё, Дэйв. Приструни паренька! — жёстко бросает напоследок Хоффманн. Его громкий раздражённый голос в телефонной трубке слышно даже мне.
— Петер, ну что ты психуешь? В чём проблема-то, я не понимаю!
— Ах, ты не понимаешь, блять?! Это ты во всём виноват! Ты его разбаловал и распустил до невозможности.

…Резко распахивается входная дверь здания студии, и из неё фурией вылетает мой протеже. За ним тут же выскакивает не менее разъярённый Йост. Я едва успеваю открыть перед ними дверцу автомобиля. Билл тут же забивается внутрь и сжимается в самом углу, словно ища укрытия.

— Ты, сучонок неблагодарный! — шипит Йост, плюхаясь рядом с ним и не обращая ни малейшего внимания на моё присутствие. — Если у тебя есть претензии, ты мог бы высказать их мне наедине, а не опускать меня при всех. Хотя… какие у тебя вообще могут быть претензии?! Да если бы не я, ты бы ещё до «Монзуна» пошёл по рукам! На тебя уже давно очередь стоит, и сдерживает эту похотливую свору только то, что ты — мой. Но ещё одна такая выходка, блять, и я обещаю тебе, дам тебе вольную — и делай что хочешь!

Твою мать! Это что же надо было сделать, чтобы спровоцировать у обычно благодушного Йоста такой приступ бешенства?! Я даже приблизительно не догадываюсь, что у них там произошло и чем так провинился Билл, но, похоже, Дэвид специально затеял этот воспитательный монолог при мне, чтобы взять реванш и в отместку тоже размазать его с дерьмом при «зрителях».

***

Я быстро нахожу компромисс с собой: я ведь никуда конкретно его не везу, всего лишь невинная прогулка по городу — и мы едем «просто кататься».

Где-то через час бесцельной езды давящую тишину салона взрывает трель моей мобилки. В зеркальце замечаю, как от знакомой мелодии вздрагивает Билл. Ну вот, докатались.

— Да, слушаю, господин Йост!
На меня тут же обрушивается шквал вопросов.
— Заки, в чём дело? Где вы застряли? Почему Билл до сих пор не дома? И почему на звонки не отвечает?
Чёрт, он что, даже мобилку отключил?! Биллу с самого начала выделили телефон для экстренной связи — номер, известный лишь продюсерам и менеджменту, чтобы они в любой момент могли связаться с ним. Этот телефон строжайше запрещалось давать кому-либо ещё и тем более отключать, и отвечать на звонки по нему полагалось после первого же сигнала. Со временем данную привилегию монополизировал Дэвид — все остальные предпочитали вести «переговоры» с Биллом через него: и так ясно, что где Каулиц, там и Йост, а вместо того чтобы тратить драгоценное время на детальные инструкции для мальчишки, гораздо проще и удобнее набросать в общих чертах схему задания его непосредственному менеджеру и не заморачиваться по поводу контроля за выполнением.

— Мы уже едем, господин Йост, — пробую уклониться от детальных объяснений и тут же малодушно перевожу стрелки на своего протеже: — Дать ему трубку?
Я замечаю, как при этих словах Билл испуганно замирает.
— Не вижу смысла. Я с ним позже поговорю.
Похоже, Йосту не столько надо было получить ответы на поставленные вопросы, сколько просто спустить пар. Ещё минут пять я покорно выслушиваю его тираду о том, что он думает по поводу всего этого в целом и нас с Биллом в частности, — обычный рабочий день, подошедший к своему логическому завершению.

Наконец, заверив Йоста, что самое позднее через полчаса Билл будет у него, я выруливаю в направлении его дома.

— Он очень злится? — Билл наигранно равнодушным голосом наконец-то отваживается задать донимающий его вопрос.
— Да как обычно, — отвечаю уклончиво я и тут же пытаюсь подбодрить его: — Не переживай, пока доберёмся, он уже остынет.
— Не думаю. — Билл задумчиво вертит в руках одну из своих многочисленных побрякушек. — Сегодня я его особенно достал…

Нет, так не пойдёт. С этим надо что-то делать. Я сворачиваю на тихую пустынную улочку и припарковываю машину.
— Билли, в чём дело? Всё действительно так плохо? — Я выключаю двигатель и поворачиваюсь к Биллу — плевать на Йоста, старые добрые пробки, на которые при необходимости всегда можно сослаться, ещё никто не отменял.
Билл лишь нервно кусает губы и отводит взгляд куда-то к потолку — явно сдерживает из последних сил слёзы. Я решительно выхожу из машины и подсаживаюсь к нему.
— Что-то случилось?
И тут его наконец прорывает. Зарывшись мне в куртку, Билл плачет. Горько, отчаянно, навзрыд.
— Заки, мне так фигово. Я… запутался. Я не знаю, что происходит. В последнее время все как с цепи сорвались.

***

Шоу-бизнес, несмотря на всю свою красочную мишуру, в первую очередь остаётся бизнесом, и здесь действуют те же законы, что и в любой другой его отрасли. Как любит говаривать Хоффманн, жизненный цикл любого продукта, будь то йогурт, процессор или очередная поп-звезда, стремительно сокращается, соответственно, из него следует в минимальные сроки выжимать максимум. Наши продюсеры это прекрасно понимают и явно чувствуют себя неуверенно в отношении будущего своего самого блистательного проекта, а расплачиваться за это приходится детям. Потенциал у ребят есть, но даже мне, дилетанту в таких делах, понятно, что звёзды мирового уровня требуют и соответствующего продюсерского состава, тогда как никто из теперешних продюсеров группы не зажёг ни одной по-настоящему яркой звезды даже в Германии, что уж говорить о планетарных масштабах. Да, «Tokio Hotel», без сомнения, — феномен и исключение, но я почему-то сильно подозреваю, что главная заслуга в этом вовсе не Хоффманна и компании, а харизматичной Билловой мордашки и невероятного пиар-бюджета.

Похоже, всё началось с честолюбивой цели завоевания мира.

Все они слишком высоко замахнулись. И группа, и сами продюсеры явно не доросли до тех дерзких целей, которые они так смело перед собой поставили. И вот результат: слишком много стоит на кону, у всех сдают нервы, и все активно ищут, на ком бы отыграться.

Мне больно смотреть на когда-то такого весёлого бесшабашного Йоста, когда забираю его с Биллом чуть ли не в полночь после очередного совещания-разборки у Хоффманна, с посеревшим осунувшимся лицом, дрожащими руками разрывающего упаковку успокоительного, которое он теперь постоянно носит с собой. Мне стыдно и неловко наблюдать, как Хоффманн, раньше всегда такой безупречно вежливый, срывается по пустякам на ни в чём не повинной секретарше, едва захлопывается дверь за куратором из «Universal», только что отымевшим его от имени своих боссов. Сами «универсалы» тоже, судя по всему, просто не выдерживают мощного прессинга со стороны американских партнёров из «Interscope», занятых продвижением группы в Штатах: они привыкли работать с настоящими звёздами мирового уровня и теперь требуют соответствующих результатов от немцев. Но по-настоящему невыносимо видеть растерянных детей, беспомощно взирающих на внезапно сошедший с ума мир: всё это порой не выдерживаю даже я, имеющий солидную психологическую подготовку и профессиональную стрессоустойчивость, что уж говорить о незрелых подростках!

И больше всех страдает от этого, как мне кажется, Том. Густав с Георгом, от природы весьма приземлённые и непретенциозные, просто молча делают своё дело, ни на что особо не претендуя. Билл — неоспоримое и, по сути, единственное сокровище группы, и с этим вынуждены считаться даже продюсеры. Его холят, лелеют, опекают и оберегают. Настолько, что он уже задыхается от этой «заботы» (так у нас принято именовать круглосуточный всесторонний контроль над ним). А вот на Тома всем, кажется, наплевать: с одной стороны, он сам слишком гордый, чтобы жаловаться, а с другой — жаловаться-то и некому: с Йостом, их опекуном, у него весьма натянутые отношения из-за Билла.

Хоть у нас в команде об этом и не принято было говорить открыто, но всем и так было ясно, что наш главный кормилец явно не настроен на поиски «той единственной». Так что внутренне все были к этому готовы и просто ждали, кто же окажется счастливым избранником. И всё же, когда это произошло, мы все были по-своему потрясены. Юная новозажжённая звезда Билл Каулиц и… Дэвид Йост, его продюсер. Вдвое старший мужик.

— Дэйв, ты вообще соображаешь, что делаешь? — пытался образумить его Хоффманн. — И я даже не о моральной подоплёке ваших отношений: если он сам не против, то мне, по большому счёту, тоже плевать, что ему едва шестнадцать исполнилось. Я о другом: слишком мощный козырь даёшь ты мальчишке. Он ведь может начать шантажировать, требовать поблажек. Может даже в полицию заявить, если что пойдёт не так, как ему заблагорассудится. Да и папарацци или утечку через какое-нибудь недовольное своей зарплатой или начальством лицо тоже нельзя исключать. Мы все в одной упряжке: если грязью заляпаешься ты, ни я, ни Дэйв, ни Пат вовек не отмоемся. А в нашем деле это смерти подобно.
— И что ты предлагаешь? — спокойно и даже насмешливо отвечал Йост. С главным продюсером он предпочитал разговаривать на его же языке — единственном, который тот понимал и которым Дэвид за годы совместной работы овладел в совершенстве. — Вообще лишить его секса? А не боишься, что он на стенку полезет? Или найти ему такого же сопляка, чтобы уж гарантированно никакого совращения малолетних? Думаешь, с двумя пубертирующими подростками справиться будет легче? И удовлетворит ли он его? Пока он со мной, у нас всё под контролем, я получаю своё, но и вы все в накладе тоже не останетесь. Семейный бизнес, знаешь ли.

На это даже Хоффманну возразить было нечего. Подумав, он лишь одобрительно хмыкнул:
— А в этом что-то есть. Растёшь, мальчик!

Это было правдой: Йост много чему успел у него научиться, в том числе и прикрывать свои собственные интересы личиной общего блага.

На следующий день Хоффманн сообщил мне о повышении зарплаты, которое сопровождалось распоряжением уделять особое внимание тому, чтобы даже намёк об отношениях Йоста с его несовершеннолетним подопечным не просочился наружу. Ну и, разумеется, я должен был информировать его обо всём происходящем в группе и особенно между влюблённой парочкой.

С Хоффманном мы очень быстро нашли общий язык: настоящий профессионал, немного жестковатый и циничный, холодный аналитик, его, кроме интересов бизнеса, не волновало ничто.

Йост же как-то стремительно впадал если не в детство, то в тинейджерство точно, начиная внешним видом и заканчивая интересами, поведением и времяпрепровождением, — видно, изо всех сил старался соответствовать юному любовнику. Так что из соратника по надзору за мальчишками он иногда превращался для меня в пятого ребёнка, за которым тоже глаз да глаз нужен.

— Билл, это всё из-за карьеры, да? Он тебя принуждает, да?! — неистово тряс его шокированный Том, когда тайное наконец стало явным.
— Нет, это всё из-за того, что он мне нравится, Том! — краснея, отвечал с вызовом тот.
— Ну зачем ты врёшь, Билл?

Бедный Каулиц-старший никак не мог поверить, что его брат спит с их продюсером действительно добровольно.

Том так и не смог смириться с ориентацией брата. А поскольку презирать и ненавидеть его он тоже не мог, то с присущим ему юношеским максимализмом сделал козлом отпущения Йоста, по принципу: «Это ты его совратил, сука!»

Йост не оправдывался, не чувствовал себя виноватым, не пытался найти с ним общий язык — он просто-напросто игнорировал брата своего любовника.

***

— Билл, не обижайся на него, просто ему сейчас тоже нелегко, вот и срывается. Но он любит тебя, уж поверь мне.
— Я знаю, — шмыгает носом уже несколько успокоившийся Билл и тут же заводится по новой, почти срываясь на крик от отчаяния: — Но он не понимает меня, Заки! Не хочет понять. Я для него — всё тот же тринадцатилетний несмышлёный ребёнок, за которого всё надо решать и с мнением которого можно не считаться. Он просто свято уверен, что лучше меня знает, что для меня лучше, начиная от выбора тряпок и заканчивая самой музыкой.
И прежде, чем мне удаётся придумать, что бы ответить на это, Билл добавляет едва слышно:
— Мне кажется, он просто не может смириться с тем, что я взрослею. Отсюда и все наши конфликты.

Чем больше я думаю обо всём этом, тем охотнее сам склоняюсь к подобному выводу: Йост, вынужденный постоянно прогибаться под Хоффманна и компанию, вряд ли потерпит какие-либо возражения ещё и со стороны вдвое младшего любовника. Ему нужен кто-то, кто будет ловить каждое его слово и заглядывать в рот, давая тем самым ощутить свою значимость и повысить пошатнувшуюся самооценку. Пока Билл обживался в шоу-бизнесе и привыкал да присматривался, всё работало самым расчудесным образом. Но едва мальчик пообвык и стал открывать рот не только в постели и на концертах, отлаженная программа стремительно начала давать сбой.

А Билл тем временем продолжает, видно, решившись наконец поделиться с кем-то тем, что его уже давно мучает:
— Заки, я так боюсь… А что, если он бросит меня?

…Страх — его вечный спутник. Страх провала, страх не оправдать надежды, страх вернуться назад в гараж, страх потерять Йоста, страх что-нибудь не так ляпнуть в интервью. Страх гложет и пожирает его изнутри.

На людях он этого, разумеется, не показывает — опять же из страха, что кто-нибудь заподозрит, как он боится. Мне иногда даже кажется, что и макияж он наносит исключительно ради того, чтобы спрятаться за ним, как за маской. И чем выше ставки в игре и требования к нему, тем толще и ярче слой штукатурки и воинственней колючки «кактуса» на голове. И вызывающий прикид, и провокационное поведение — это тоже всего лишь защитный камуфляж, подсознательная попытка отвлечь внимание от себя настоящего к искусственно созданному образу. Он так отчаянно хватается за магию имени «Билл Каулиц», как будто хочет прикрыться капюшоном с ним как талисманом. Парадоксально, но единственное, чего он, кажется, абсолютно не боится, — это живые выступления и толпы фанатов. Причём чем больше и бесноватее аудитория, тем лучше он себя чувствует. Подозреваю, это создает у него иллюзию незыблемости его позиций.

Наверное, именно на этой почве он и сблизился с Йостом.

В детстве он всегда искал защиты у брата, а попав в жёсткий мир шоу-бизнеса, который Тому был явно не по зубам, Билл начал хвататься, как за соломинку, за продюсера, ставшего для него сначала «своим парнем», а потом и «его парнем».

Йост с радостью принялся покровительствовать ему, потому что, по-моему, тоже отчаянно нуждался в ком-то, кому он был бы по-настоящему нужным, — слишком уж часто использовали его голодные до денег и славы мальчики.

***

Посмотреть со стороны, так у них просто идеальный тандем. Йосту безумно нравится опекать и баловать этого мальчика — к своим тридцати годам он добился и заработал достаточно, чтобы деньги перестали быть главным движущим мотивом. А самому Биллу не меньше нравится капризничать, кокетничать и ощущать свою власть над менеджером.

Я уже достаточно хорошо его изучил, чтобы с уверенностью утверждать: Билл не бунтарь. Да, Каулиц весьма свободолюбив, упрям и своенравен, но при этом не хочет нести ответственность за что бы то ни было и принимать серьёзные решения. А весь этот эпатаж с ранних лет — всего лишь гипертрофированное тщеславие и жажда выделиться. Он движим одним-единственным по-настоящему сильным желанием — быть звездой. Сами же способы его реализации Билла, похоже, не особо интересуют: иногда мне в голову даже закрадывается крамольная мысль, что победи он тогда на том конкурсе, он без колебаний согласился бы на сольную поп-карьеру, иначе вряд ли подал бы индивидуальную заявку на участие, несмотря на уже существующую «рок-группу».

Билл очень редко о чём-либо просит, вернее, осторожно высказывает пожелания, как будто пробуя, на что он вообще может рассчитывать, и уж тем более никогда не диктует условий. Единственный, с кем он позволяет себе в жёстко отведённых рамках взять свой извращённый мини-максимум, — это Йост, потому что тот единственный, кто ему это позволяет. Он любит, нет, просто обожает бросить так небрежно в узком инсайдерском кругу: «Я поговорю с Дэйвом, он для меня что угодно сделает. Правда, Дэйв?»

Йост лишь снисходительно смотрит на него с молчаливой усмешкой, будто говоря: «В серьёзных вопросах тебе, Билли, разумеется, никто не уступит. Как и мне самому, впрочем, тоже. А вот что касается всяких там мелочей… да, Билли, ты прав, здесь я всё что угодно для тебя сделаю». Ему ведь тоже безумно нравится эта игра и само ощущение того, что для кого-то он не просто младший продюсер на побегушках, а всевластный босс. Да Каулиц и сам это прекрасно понимает и даже не пытается совать свой идеальный нос туда, где есть опасность больно по нему схватить.

Провал на «Star Search» и срыв так ожидаемого контракта с «Сони», когда он уже был за шаг от своей мечты, похоже, оставили очень сильный след в его незрелой психике. Теперь Билл панически боится сделать что-нибудь не так и беспрекословно подчиняется продюсерам. Вспоминаю один весьма красноречивый эпизод во время съёмок какого-то клипа.

— Нет, не так, я хочу… — начал с присущей ему непосредственностью Билл, но мне так и не суждено было узнать, чего именно ему хотелось, потому что Бенцнер тут же беспардонно подхватил:
— …опять всё запороть, как на «Star Search».
А Хоффманн добавил:
— То, как этот эпизод, по-твоему, должен выглядеть, расскажешь потом Дэвиду на ночь, сейчас же мы обсуждаем то, как всё будет на самом деле.

Больно задетый за живое и грубо поставленный на место, Каулиц тут же как-то жалко сник и дальше уже просто послушно делал, что говорят.

***

На следующее утро у четы Каулиц-Йост невыспавшиеся, но вполне довольные, умиротворённые рожи, из чего я делаю вывод, что они таки помирились, и я даже догадываюсь, каким именно способом.

Уже в машине Йост одной рукой обнимает счастливо улыбающегося Билла, а другой набирает номер на мобилке.

— Доброе утро! Это Дэвид Йост. Я бы хотел подъехать к вам сегодня с Биллом после обеда. Организуете?

В переводе на человеческий язык это значит, что у нас на повестке дня — шопинг. С тех пор как Билл стал культовой знаменитостью и каждый его поход в магазин грозил превратиться в очередную незапланированную фото- и автограф-сессию, Йост договорился с руководством бутиков, где они чаще всего отоваривались, что на время их посещения магазины будут закрывать, дабы звёздные покупатели могли без помех обзавестись обновками. Разумеется, ему с радостью пошли навстречу: за час своего пребывания в магазине Билл Каулиц обычно приносил больше дохода, чем остальные клиенты за весь день.

***

— Дэйв, зайди ко мне на минутку — поможешь мне застегнуть кое-что.
— Вам помочь, господин Каулиц? — тут же услужливо подбегает продавец-консультант, явно в надежде получить доступ к вожделенному телу хотя бы таким способом.
— Нет-нет, не беспокойтесь, — из-за шторки примерочной высовывается рожица нашей мило улыбающейся звезды. — Дэйв сам прекрасно справится.
— Он просто очень скромный у нас — девушек стесняется, — в тон Биллу обезоруживающе улыбается Йост, явно радуясь возможности лишний раз подтвердить живым примером официальную легенду, и исчезает в примерочной.

— Ну, что там у тебя не застёгивается? — слышу бодрый деловой голос ещё ничего не подозревающего Йоста. Судя по его испуганному «Билл, ты соображаешь, что делаешь?!» и приглушённому звуку расстёгиваемой молнии, прихожу к выводу, что Каулиц ответил что-то типа: «Вообще-то я имел в виду расстегнуть, и не у меня, а у тебя». Подозрительная возня и неразборчивый шёпот-спор только подтверждают мои догадки.

Минут через десять парочка наконец появляется на свет божий. Билл довольно сияет и многозначительно облизывается, Йост же напялил на себя невозмутимую маску и старательно избегает моих с продавцом взглядов.

— Так мы берём эти штаны, да? — Билл с восторгом вертит в руках какой-то полосатый ужас.
— Нет, Билл, я же сказал — они тебе не идут.
— Почему это вдруг? — обиженно спрашивает Билл и тут же лукаво добавляет, имея в виду отнюдь не штаны: — А в примерочной ты говорил, что тебе понравилось.

Господи, он что, затеял это безумие исключительно ради того, чтобы уболтать Йоста на эту сумасбродную покупку?! Всё может быть — тот никогда бы не дал на неё согласия, будучи в здравом уме.
Дэвид, смущённый, а оттого уже порядком злой, парирует под аккомпанемент бесстрастной вышколенной улыбки девицы — хрен поймёшь, догадалась ли она обо всём:
— В примерочной — понравилось, а вот здесь, при дневном свете — нет.
Заложив за щеку язык, Йост смотрит на Билла, прищурившись из-под козырька кепки и слегка склонив голову набок, и ехидно ухмыляется: «Они тебя полнят».
Каулиц, свято уверенный в том, что уже «проплатил» стрёмную покупку сполна, а оттого потрясённый коварством любовника до глубины души, беспомощно переводит взгляд поочерёдно на него, продавца и меня.

— Так я упакую? — воспользовавшись коллективным замешательством, тут же бойко встревает девица. Ей явно не терпится сбыть пресловутые штаны — и так ясно, что, кроме экстравагантного Билли Каулица, на этот ужас не позарится никто. А ей, возможно, даже премию за это выдадут.
— Нет! — взвизгивает Йост — чёрт, нервы у него совсем уж никудышные стали. — Лишь через мой труп! Мы берём только футболки: вот эту, эту, эту, ту и ещё вон ту зелёненькую с принтом, кстати, её, пожалуйста, в двух экземплярах — я тоже возьму такую же, а также вот эти три ремня и…
— Нет! — Билл тоже становится в позу. — В таком случае мы не берём ничего — я всё это подбирал специально под эти восхитительные брюки.

Ещё полчаса препирательств, и парочка покидает магазин с кучей пакетов, но без «камня преткновения», и в состоянии холодной войны. Хотя дальнейшее выяснение отношений, вроде, не намечается: в последнее время ссор уже было столько, что они оба, похоже, порядком подустали от них.

Однако я со своими оптимистическими прогнозами явно поторопился, потому что в машине Билл опять лезет на рожон.

— Дэйв, как думаешь? Она догадалась?
— Разумеется! — уверенно отвечает Йост — пускай ребёнок поволнуется. Но вредное дитя, вопреки расчёту и тайным чаяниям любовника, расплывается в довольной улыбке:
— Это хорошо.
— Что здесь хорошего? — недоумевает Йост.
— Мне нравится, когда они видят, что я — твой.

Йост уже давно дал ему ясно и недвусмысленно понять, что ни о каком обнародовании отношений и речи быть не может. Поэтому Каулиц мстил ему, периодически устраивая такие вот мини-каминг-ауты.

С приближением совершеннолетия Билла кодовое слово «каминг-аут» всплывало в «семейных» разговорах всё чаще, и это являлось ещё одним поводом для частых скандалов.

И мне жалко Билла, потому что стань он даже вторым Фредди Меркьюри, и так понятно, что дело здесь не столько в рейтинге группы и безумных фанатках, сколько в самом Йосте: он ни за что не отважится публично признаться в своих отношениях с Биллом, раз до сих пор так тщательно скрывал все свои предыдущие многочисленные гей-похождения.

Вот и сейчас Йост просто игнорирует слова Билла и переводит разговор на безопасную тему:
— Ну что? Махнём ещё в «Дизель»?
В зеркальце я краем глаза замечаю, как рука Билла будто бы невзначай ложится Йосту на ширинку и начинает рассеянно поглаживать её.
— Нет, сейчас — к тебе, — томно произносит он и тут же добавляет, явно вознамерившись отыграться: — Хотя… можно и в «Дизель» — одно другому не мешает.

У Йоста вытягивается лицо и перехватывает дыхание: две «примерки» в общественном месте за один день — явный перебор для его и без того уже расшатанной психики.

***

Утром следующего дня по пути в студию Дэвид, какой-то подозрительно измождённый, опять звонит в магазин:
— Здравствуйте! Это Дэвид Йост. Я вчера был у вас с Биллом, он примерял там такие штаны в полоску. Да, те самые. Мы всё-таки берём их. Да, вы не ослышались. Пожалуйста, запишите адрес, куда прислать.

О нет! Мне даже страшно предположить, на что бедному Биллу пришлось пойти ради этого. Или что это маленькое чудовище сделало с несчастным Дэвидом. Это уж как посмотреть.

Закончив разговор, Йост, не желая так просто сдаваться, сообщает Биллу:
— Но запомни: если ты всё-таки наденешь это, я откажусь появляться с тобой на людях!
— Ну кто бы говорил! — презрительно-обиженно фыркает Билл. — Тоже мне непогрешимый брючный эксперт выискался.

Ой-ой-ой, ребёнок нагло лезет на запретную территорию и умышленно наступает на больную мозоль любимого, намекая на его позорное прошлое. Так и есть: Йост стремительно покрывается красными пятнами, а у меня крепнут подозрения, что после всех тех больших и маленьких откровений, невольным свидетелем которых мне пришлось стать за время работы в «Tokio Hotel», в живых меня в итоге точно не оставят.
— Мне простительно, — цедит сквозь зубы уязвлённый Йост, и я так и не могу понять, говорит он это на полном серьёзе или всё-таки шутит. — У меня тогда не было никого, кто бы образумил меня, тогда как тебе судьба преподнесла весьма щедрый и явно незаслуженный подарок в лице меня! А ты этого не ценишь!

Иногда я просто теряюсь, кому из них сочувствовать, потому что эти двое определённо стоят друг друга.

запись создана: 09.06.2008 в 17:02

@музыка: World hold on!

@настроение: Ностальгическое

@темы: Вторчество

---

Время Х всё ближе...

Ну что ж... Официальные проводы уже были, посему буду краток:

@музыка: Billy Joel "Movin' Out"

@настроение: Чемоданное

@темы: Новости, Я

---

Где только Папа не засветился...

@темы: Ссылки, Реклама

---

Мне сделали предложение, от которого я не смогла отказаться...

Дорогой фэндом, соратники и соперники, в смысле "коллеги по перу"! *напяливает серьёзную торжественную мину*

В моей жизни в ближайшее время предвидятся довольно-таки серьёзные изменения. Поскольку они так или иначе скажутся на самом дневнике, то, думаю, имеет смысл поинформировать об этом заинтересованную общественность.

Warning: Многа букафф Впрочем, регулярно читающих Пиовру этим не испугаешь и даже не удивишь

Первое (но не самое важное): я получила новый, весьма интересный и заманчивый во всех отношениях проект в России. Так что в скором времени все те, кто отказались ехать в Вену, дружно отправятся в славный город Энгельс, ибо теперь уж точно не отмажетесь, что "паспорта нет" Или - что ещё хуже! - я сама в гости нагряну

Второе (и оно-то как раз самое важное): прозвучит, наверное, пафосно, но говорю, как есть, - я наконец-то нашла своё истинное Предназначение и смысл жизни и поняла, чем я хочу заниматься в дальнейшем.

Оба упомянутых проекта, и деловой, и личный, настолько увлекли меня, что я уже почти полностью отошла от фэндомных дел (что вы все, наверное, заметили по резко сократившемуся флуду в ваших дневниках, подписанному именем Пиовры ).

Сначала пару слов о предстоящем переезде.

Настроение - в высшей мере exciting. Когда 4 года назад отправлялась с похожим заданием в Украину, морально было намного тяжелее, несмотря на то, что уезжала на родину. Сейчас же - только бесшабашная радость и предвкушение авантюры. Думаю, не в последнюю очередь из-за того, что, откровенно говоря, засиделась я на одном месте - уже 3 года, как на этой должности Рекорд для меня, так как ни на одной из предыдущих работ я не задерживалась больше 1-2 лет. Интересно ставить с ноля новое дело на ноги, а когда уже всё вошло в колею и делается само собой, наступает смертельная скука, и человек вдруг ударяется в написание фиков

К тому же, политика нашего концерна такова, что если не поработаешь в регионах за границей, то тем самым поставишь крест на своей дальнейшей карьере. Чем больше у тебя опыта работы в разных странах, тем выше статус в концерне. Половина моего ближайшего окружения уже разъехалась: в августе проводила хорошую знакомую в Казахстан, месяц спустя сосед отбыл в Украину, напарница вскоре отправится в Турцию, ну, а мне, как куратору России, достался Энгельс. Хорошо, хоть не Пермь, - и на том спасибо.

Хотя возможно, радуюсь и преждевременно, вернее, заочно, потому как из всех курируемых мной заводов энгельсовский - единственный, который я умудрилась ни разу не посетить за все 3 года на этой должности. Коллеги, которые бывали там в командировке, на все мои вопросы по существу только ободряюще улыбаются, отвечают: "Ну, там... природа красивая! И люди добрые" и почему-то отводят глаза

Впрочем, как заметил мой друг: "Тебе что Вена, что Энгельс, всё равно живёшь ты в Интернете, в город выходишь только за продуктами, а в отпуск сматываешься куда-нибудь подальше, где бы ни жила. Так какая тебе разница?". Нда, здесь даже и возразить-то нечего

Месяца 2 назад туда уже уехала одна дама из нашего руководста. Перед Рождеством приезжала, полдня впечатляла меня ужасами русской зимы и подробно инструктировала, чем мне всенепременно нужно обзавестись перед поездкой. В итоге, 2 недели рождественских каникул я потратила на прочесывание магазинов в поисках классических вещей "для выживания в России" Ценой неимоверных усилий я таки разжилась настоящим раритетом: "валенками", "ушанкой" и трусами на меху - что при наших зимах с максимум -3 и искусственным снегом по телевизору равняется настоящему подвигу. Было очень странно вновь ощутить на голове фапотьку: последний раз я надевала такое лет 5 тому назад Сегодня ещё закажу себе шарфик (а вот это я последний раз носила ещё в детстве!), и я буду полностью экипирована для предстоящей суровой экспедиции

Зато сбылась мечта идиота: я так грезила настоящей зимой и снегом! В последнее время прямо таки жутчайшая такая ностальгия началась Я, правда, имела ввиду Исландию или, на худой конец, Лапландию, но достался мне почему-то Энгельс

Вылетаю уже 14-го января. Рассчитан проект приблизительно на год. Но поскольку у руководства очередной приступ мании покорения российского рынка, то растянуться удовольствие может и на дольше По крайней мере, у вышеупомянутой дамы проект планируется минимум на 2 года, а она, ввиду ответственности задания, очень хочет прикрыть свою задницу кем-то видеть меня в своей команде...

Теперь о технических моментах, имеющих непосредственное отношение к дневнику.

На первых порах, пока не заведу интернет дома, со мной можно будет связаться только по рабочей почте. К сведению тех, кому давала рабочий мейл: он останется тем же, просто в домене at поменяется на ru.

Планирую также выбить себе интернет на работе (хоть это и связано с большим геморроем, но в регионах, насколько я в курсе, с этим не так строго, как у нас в штаб-квартире). Специфика выхода в интернет на работе такова, что посещаемые сайты регулярно отслеживаются, а многие вообще запрещены А за мной, как за "австрийским шпиёном", контроль будет ещё большим, как я уже могла убедиться в Украине. Лишних козырей против себя давать не хочу, поэтому мой продуваемый всеми залётными ветрами дневник будет в скором времени закрыт, вернее, открыт только для ПЧ и Избранных.

Кстати, если есть среди вас кто-то из Энгельса / Саратова, буду очень благодарна за любую инфо о местных провайдерах.

Теперь о проде. Даже предполагать боюсь, когда приступлю к её написанию, - не до того теперь. И в России на первых порах тоже вряд ли смогу заняться ею: это здесь в штаб-квартире можно с утра разослать актуальные запросы в подопечные регионы, а самой со спокойной совестью строчить очередной шэдэвэр А в первичных ячейках концерна работать надо! Впрочем, в Энгельсе у меня будет ассистент, на которого можно будет возложить или часть работы, или написание проды (смотря к чему окажется более способной) Подозреваю также, что написание креативов вообще может превратиться в единственный доступный мне вид культурного времяпрепровождения Так что надежда есть

Как бы там ни было, в дневниках (по крайней мере, на первых порах) я буду появляться очень редко и то, скорее, чтобы почитать чужое. To whom it may concern: креатив не закрывать! В своё время всё прочитаю и откомменчу.

Кстати, пользуясь случаем, хочу возложить на Клавир почётную обязанность информировать меня обо всех новых релизах ёбилли.


Спасибо за ночи в студии! (с) Было очень весело

И да пребудет с вами (и прибудет вам!) ёбилли!

Несмотря ни на что, надеюсь на скорую встречу в эфире!

*всех благодарит, целует, обнимает и раскланивается*

@музыка: Buddha-Bar "Dreamcatcher"

@темы: Новости, Я

---

Ностальжи...

Миленькое, незатейливое интервью с Дэвидом Йостом какой-то школьной газетёнке за октябрь 1996 г.

Интервью с Дэвидом Йостом какой-то школьной газетёнке за октябрь 1996 г.

В какую школу ты ходил?
Гимназия Лерхенфельд.

Тебя очень любили в классе?
Это прозвучит нескромно, если я сейчас скажу "да", поэтому я лучше вообще ничего на это не отвечу.

Как ты окончил школу?
С аттестатом со средней оценкой 2,6.

Чем ты хотел заниматься, когда школа была позади?
Сначала я прошел гражданскую службу, а после этого сразу же началось с B&B. Музыку я делал уже до того, так что это просто пересеклось.

Какие предметы были твоими любимыми?
Спорт и психология!

По этим предметам у тебя были и самые лучшие оценки?
Да!

У тебя были также и любимые учителя?
Да, были некоторые, которых я любил больше и меньше.

Если бы ты тогда знал, кем станешь позже, ты бы больше напрягался в школе?
Нет! Наверное, даже меньше.

Что было твоей лучшей проделкой в школе?
Этим я, собственно говоря, занимался редко, считал глупым, в школе я был большей частью милым.

Ты бы пошел ещё раз в школу?
Нет!