Открой глаза и забудь об Англии. Часть 4.

[La PIOVRA]

| Часть 1. Итон. | Часть 2. Кеймтон. | Часть 3. Гамбург. |

Часть 4. Уобурн.

1.

— Доброе утро, лорд Четвуд! Это Генри Рассел.
Новый, вожделенный некогда титул резал слух и в свете последних событий звучал как насмешка. Но… noblesse oblige. Алистер собрал всё своё самообладание и невозмутимо ответил:
— Доброе утро, герцог. Слушаю вас.
Спрашивать, откуда у герцога его номер, не имело смысла, да и не было желания.
— Я звоню, чтобы поздравить вас с днём рождения.
— Спасибо, герцог. Но вы или опоздали на месяц, или поспешили на одиннадцать.
— Я знаю, — герцог на мгновение запнулся. — Но думаю, что, позвони я вовремя, вам было бы не до меня.
— Ваше чувство такта делает вам честь, герцог. Но если вы думаете, что «траур» миновал и перемена в моём статусе что-то меняет, то вы ошибаетесь.
— Я не думаю, лорд Четвуд. Я просто соскучился по вам. И по вашим вспышкам гнева. — Алистер промолчал, герцог продолжил: — И я был бы очень рад, если бы вы согласились пообедать со мной.
— …
— …или выпить чаю…
— …
— …или поужинать, — не отступался герцог.
Алистер непроизвольно улыбнулся.
— Хорошо, пожалуй, остановимся на ужине, пока вы не дошли до завтрака в постели.

***

— Герцог… — Едва заказ был сделан и официант отошёл на достаточное расстояние, Алистер решил прояснить ситуацию.
— Генри. — Герцог накрыл его ладонь своей и мягко повторил: — Для тебя я Генри.
— Хорошо, Генри, — сдался Алистер. — Так даже проще будет тебе объяснить. Ничего у нас не выйдет. И дело не в тебе. А в нём — я слишком сильно его ненавижу, чтобы чувствовать что-либо ещё.
— Я знаю, — герцог несильно сжал ему руку. — Я ведь тоже его люблю.
Алистер отвёл взгляд.
— Так почему бы нам не любить его вместе? — герцог поднёс к лицу пальцы Алистера и коснулся их губами. — Раз порознь не получается.
Алистер от неожиданности издал нервный смешок и отдёрнул руку.
— Создадим фан-клуб Кристиана Кейма?
— Почему бы и нет? Общие увлечения, тем более такие сильные, очень сближают. — Герцог улыбнулся и тихим серьёзным голосом попросил: — Расскажи мне о нём.
Алистер пожал плечами — столь странная и неожиданная просьба его обескуражила. Весьма кстати подошёл официант с напитками, и Алистер пригубил свой кампари. Сделав медленный глоток, он неопределённо сказал:
— Мы с ним снова соседи — он подарил мне Четвуд.
— Вряд ли это можно считать подарком — он всего лишь вернул тебе то, что ты потерял из-за него.
— Ваша осведомлённость о моих личных делах меня пугает, герцог. — Алистер опять перешёл к официозу, но в его тонко-насмешливом тоне герцогу теперь слышалась не холодно-вежливая дистанция между неравными по возрасту и социальному положению людьми, а так знакомый ему, хотя и давно позабытый, их с Кристианом тайный язык.
— Так уж вышло, что я приложил к этому руку.
— Герцог?
— Это я рассказал твоему отцу про вас с Кристианом.
Алистер резко втянул воздух и, прикрыв глаза, откинулся на спинку стула.
— Значит, это был ты.
— Прости. Ты так пафосно меня отшил. Трижды причём. — Глаза герцога, сощуренные от природы, вспыхнув на миг недобрым огнём, превратились в две щёлочки. — Сначала он, потом ты. А во мне течёт кровь четырнадцати герцогов, я болезненно гордый. Если задеть мою гордость, я за себя не отвечаю. Много дров могу наломать.
— Верю, — Алистер против воли усмехнулся. — Сам такой же. И зачем ты сейчас мне это рассказываешь?
— Отчасти для того, чтобы облегчить совесть. — Герцог вскинул голову. — Отчасти — чтобы между нами не было недомолвок, особенно таких. — Герцог посмотрел в глаза Алистеру. — А отчасти — потому, что не умею долго хранить секреты. — Герцог обезоруживающе улыбнулся.
Алистер ничего не ответил.
— И раз уж я поневоле лишил тебя наследства… — прервал неловкую паузу герцог. — Не пойми меня превратно, Алистер. — Герцог, несмотря на гордую кровь предков, напоминал сейчас робкого мальчика на первом свидании. — Я всего лишь хочу искупить свою вину. Я имею в виду… ты позволишь мне?.. Без каких-либо обязательств с твоей стороны, разумеется. Рассматривай это как подарок ко дню рождения.
— Герцог, — тон Алистера был холодным, как лёд в его бокале. — Я хочу, чтобы вы уяснили себе одну вещь. Я не хаслер.
— А в этом кто-то сомневается? Алистер, я всего лишь хочу помочь… Посмотри на это с такой стороны. Все мы испокон веков живём на деньги, которые не заработали, — вся аристократия зиждется на этом. Ты же не отказался бы от родительского или чьего-либо другого наследства? Тогда какая тебе разница, чьи это деньги: отца, тёти или… друга, который искренне хочет тебе помочь?
— Такая, что третий вариант — это проституция. А я…
— …не хаслер.
— Да!
— Ты стал владельцем огромного поместья. — Герцог отпил шампанского. — Поместье надо содержать. Для этого нужны деньги. Огромные деньги, которых ты лишился из-за меня. Думаю, будет только справедливо, если…
— У меня есть деньги, — сказал Алистер, уставившись в свой бокал. — После того, как я ушёл из дому, он открыл для меня счёт на миллион.
— Миллион?! — герцог поперхнулся. — Вот уж не думал, что он настолько скупой. Алистер, ты достоин…
— Ещё слово, герцог… Ещё одна подобная попытка, и вы меня больше не увидите!
— Прости, я всего лишь…
— …не смог удержаться, чтобы не пустить шпильку в более удачливого соперника.
— Алистер, извини… Я веду себя, как последний дурак. — В голосе герцога промелькнула досада, но он тут же обезоруживающе улыбнулся: — В своё оправдание могу только сказать, что все влюблённые резко глупеют.
— Этих денег мне хватит лет на пять, — рассуждал Алистер, пропустив замечание герцога мимо ушей. — К тому времени я окончу университет и пойду работать.
— И много ты заработаешь с дипломом философского факультета?
— Мне хватит.
— На ботинки. К вашему сведению, лорд Четвуд, те ботинки, что сейчас на вас, стоят примерно столько, сколько получает преподаватель философии. А что будет с поместьем?
— Поместье можно продать. — Алистер вскинул голову, и взгляд его прояснился, будто впереди внезапно замаячил выход из безысходного положения. — Так даже будет лучше. — Голос Алистера, полнясь энтузиазмом вперемешку с ожесточением, твердел и набирал решимости на глазах. — Не хочу оставаться с ним даже соседями. Я любил Четвуд, но никогда не был там счастлив. Прошлое не вернёшь, ни детство, ни то, что было после. Так зачем пытаться удержать то, что ушло безвозвратно?
— В таком случае… Я бы хотел выкупить Четвуд, если надумаешь продавать.
— Буду иметь в виду.
Герцог натянуто улыбнулся и вернулся к тому, с чего начал.
— Так ты простишь меня? За донос…
— Нет.
Улыбка тут же сошла с лица герцога. Он едва заметно покачал головой, словно признавая свою вину и готовность понести за неё заслуженную расплату.
— Потому что здесь нечего прощать.
Герцог вскинул голову в немом вопросе.
— Я рад, что всё так вышло. — В голосе Алистера теперь звучал вызов. — Это позволило мне одним махом порвать с прежней жизнью и начать ту, о которой я всегда мечтал. Я был счастлив эти пять лет. Несмотря ни на что.
— Верю. — Глаза герцога сощурились. — У меня было всего три.
— Он тебя тоже в двадцать один бросил? — Вопрос сорвался с языка раньше, чем Алистер успел его осознать, но собственная бестактность не вызвала у него ни досады, ни неловкости — с некоторых пор он утратил всякую способность что-либо чувствовать.
— Он меня не бросал. — Слова герцога прозвучали неожиданно резко. — Как и тебя, впрочем, тоже. — Герцог как ни в чём не бывало опять говорил спокойно и дружелюбно, и Алистер вдруг понял, что его неприязненный тон был вызван не столько задетым самолюбием, сколько негодованием из-за несправедливого обвинения в адрес Кристиана.
— Наша с вами проблема, лорд Четвуд, в том, — герцог пожевал губами, собираясь то ли с мыслями, то ли с мужеством, — что мы больше всего хотели быть похожими на него. А поскольку, в глубине души, мы понимали, что нам такими никогда не стать, мы так отчаянно цеплялись за него — чтобы он своим выбором сделал нас тем единственным, кто его достоин, а значит, равен ему. Самое парадоксальное, что когда он сам предложил нам то равенство, к которому мы так отчаянно стремились, мы же с негодованием его и отвергли. Потому что понимали — играть на равных могут только равные, и нам казалось, что вне секса мы не сможем удержать его интерес и внимание. Страх разочаровать его и, тем самым, разочароваться в себе оказался столь сильным, что мы предпочли потерять его, нежели собственное самоуважение.
— А ты философ, Генри, — сказал Алистер, чтобы выиграть время и унять волнение: тот оборот, который внезапно приняла их беседа, застал его врасплох. Герцог спокойно и откровенно говорил о том, в чём Алистер не решился бы признаться даже себе. И сейчас он пребывал в замешательстве, чувствуя настоятельную потребность в развитии этого разговора без внутренней готовности его продолжать.
— У меня было время об этом подумать. И мне хотелось бы, чтобы ты воспользовался моим опытом, вместо того чтобы набивать собственные шишки.
— В этом что-то есть, — задумчиво произнёс Алистер и, внезапно решившись, сделал ответный ход: — Я и жить-то по-настоящему начал только тогда, когда в моей жизни появился он.
— Аналогично, — усмехнулся герцог.
— Вот уж на кого бы никогда не подумал. Ты же герцог — выше только звёзды, и королевская семья. Тебе-то чего не хватало?
— Его, — взгляд герцога затуманился. — Noblesse oblige. До встречи с ним я знал только муштру, этикет и обязательства, подробно расписанные на сто лет вперёд — мой дядя спал и видел меня премьер-министром, и эту роль я репетировал с колыбели. И тут в моей жизни появляется он — лорд-бунтарь и хулиган. Тогда время такое было — все молодые бунтовали. Но герцог и хиппи — понятия несовместимые. А он открыл мне глаза — дал понять, что правила можно ломать. Он привил мне вкус к эпатажу и провокации и научил хулиганить со стилем. Помню, однажды во время приёма в Букингемском дворце он утащил меня прямо посреди речи королевы — не буду уточнять, куда и зачем. Мне потом крепко влетело от дяди, — в глазах герцога мелькнуло мальчишеское озорство, но он тут же спохватился: — Прости…
— Да ладно, мне тоже есть что вспомнить, — криво улыбнулся Алистер.
— Это всё от внутренней пустоты, Алистер. — Герцог неслышно вздохнул, возвращаясь к прерванной теме. — Мы просто пытались заполнить её им. А он хотел, чтобы мы заполнили её собой.
— Именно так он мне и говорил.
— И мне. Но я лишь годы спустя понял, что он имел в виду. И эти его вечные любовники — лишь способ задеть нашу гордость и заставить отвернуться от него и посмотреть внутрь себя. Думаю, если бы нас это не задевало, он бы так себя не вёл.
— Разумеется, — усмехнулся Алистер. — В этом случае он придумал бы что-нибудь другое, не менее изощрённое.
— Знаешь, он у меня… первым был, — вдруг сказал герцог.
— После Итона-то? — фирменный вопрос Кристиана сорвался с губ раньше, чем Алистер успел осознать его. Он тут же опомнился: — Прости.
— Тогда время такое было. — Глаза герцога смотрели куда-то в даль и, казалось, опять видели прошлое. — Все боялись. Боялись меня, боялись моего дяди, боялись огласки и проблем с законом — мой дядя, кстати, будучи ещё членом Палаты лордов, рьянее всех выступал против декриминализации гомосексуализма. Никто не хотел идти со мной на контакт, тем более такой. Я же в три года герцогом стал, со мной с пелёнок держали дистанцию, даже за обедом, не говоря уже о чём-то большем. Высокий титул иногда может быть непреодолимым препятствием.
Алистер молчал, ошарашенный сказанным, — жизнь высших пэров представлялась ему совершенно иначе.
— И я боялся. — Герцог, с головой ушедший в воспоминания, похоже, его замешательства не заметил. — Не то чтобы я всерьёз опасался, что меня посадят, но нервы это могло потрепать знатно. Особенно если бы дошло до дяди. И тут появляется он. — Лицо герцога смягчилось, а губы непроизвольно дрогнули в улыбке. — Он один не боялся. У меня до него даже друзей не было, не говоря уже о любовниках, — итонская классика, флирт и поцелуи, разумеется, не в счёт. Я был юным экзальтированным щенком, готовым идти за ним на край света, повиливая хвостом и повизгивая от восторга. Я не особо верил в его философию, но я безгранично верил в него. Наша трагедия была в том, что я был влюблён в него, а он — в революцию.
Официант принёс заказ, и герцог умолк.
— Я понимаю. — Алистер был зол на себя за столь сухой и безликий ответ на проникновенную исповедь герцога, но он чувствовал, что скажи ещё хотя бы слово — и позорно разревётся.
— Прости. — Герцог, похоже, всё понял без слов. — Я не хотел ворошить прошлое. И бередить твою рану. Своей предельной откровенностью я всего лишь хотел доказать серьёзность своих намерений.
— Это я должен извиниться. Я не хотел вынуждать тебя к этому.
— Всё в порядке, — герцог улыбнулся. — Мне и самому надо было выговориться. Я ведь до тебя никому этого не рассказывал.
— Тогда спасибо за доверие.
— Спасибо, что выслушал. И знаешь, что самое удивительное? Я, собственно, к этому и вёл. — Лицо герцога просветлело. — Я ему безмерно благодарен за это. Не случись его в моей жизни, я бы сейчас был премьер-министром, как мечтал мой дядя, ворочал мировой политикой, к которой всегда был равнодушен, и вёл безупречно скучную и бессмысленную жизнь примерного семьянина с женщиной, к которой равнодушен даже больше, чем к политике. Это была очень тяжёлая и рискованная операция. Но он превосходный хирург — всё отрезал филигранно — и подарил мне полноценную жизнь. Останься я с ним, дядины цели я бы просто сменил на его идеалы. А так я нашёл себя. А теперь вот ещё и тебя. Без него ни меня, ни тебя, ни нас с тобой не было бы. Когда-нибудь ты это поймёшь, мальчик.
— Буду надеяться. А пока… сделай, пожалуйста, одолжение — никогда больше не называй меня мальчиком.
Герцог понимающе кивнул и пропихнул в нагрудный карман пиджака Алистера свою визитку.
— Звоните мне, лорд Четвуд. Мне будет приятно.
— …и лордом Четвудом тоже.
— Как скажете, сэр.
— Алистер.
— Слушаюсь, сэр… Алистер.

Алистер не понимал, что происходит. Герцог был неудачником и тем самым подписал себе приговор. Но его признание, которое должно было окончательно унизить его в глазах Алистера, непостижимым образом возвысило Алистера в собственных глазах. Так Алистер сделал ошеломляющее открытие: принятие слабости высвобождало ту колоссальную энергию, которая раньше шла на борьбу с ней, и тем самым увеличивало силу.

В сердце Алистера поселилось новое странное чувство, названия которому он не находил. Оно определённо не могло быть любовью, потому что совершенно не походило на то, что он испытывал к Кристиану. Алистер слишком хорошо знал, что такое любовь, чтобы с ходу определить то, что ею не являлось. Любовь — это страсть, огонь и фейерверки. То, что он внезапно почувствовал к герцогу, было её полной противоположностью — спокойствием. Не тем, имя которому — равнодушие, а тем, тёзка которого — уверенность. Алистер впервые в жизни почувствовал, что он не одинок. Осознание этого давало необъяснимую силу, сила рождала уверенность, а уверенность вела к спокойствию. Жаркая страсть сменилась тёплым покоем. Огонь сжигал и убивал, а тепло согревало и оживляло. Впервые за последние пять лет Алистер уснул спокойно. И, уже засыпая, он вдруг подумал, что именно этого ему больше всего не хватало. Пожалуй, с герцогом можно… дружить.

2.

Они встречались уже больше месяца. Алистер так ни разу и не позвонил, но от встреч с герцогом, который звонил ему по несколько раз на дню и регулярно куда-то приглашал, никогда не отказывался. Встречи эти больше всего походили на выездные заседания клуба поклонников лорда Кейма — все их разговоры так или иначе велись и вились вокруг Кристиана. Алистер не возражал — он видел, что герцогу это очень нужно. Впрочем, ещё больше это было нужно ему самому. После разрыва с Кристианом он остался в полном одиночестве: с Маккоем их пути после Итона разошлись — отец Йена получил очень выгодное предложение в Нью-Йорке, и семья перебралась в Америку, где Йен поступил в Гарвардскую школу права, — другими личными друзьями Алистер так и не обзавёлся, а общих с Кристианом он теперь старательно избегал, опасаясь расспросов.

— Ты, надеюсь, не окончательно с ним порвал? — спросил однажды герцог. Имя Кристиана по негласному соглашению в их разговорах никогда не называлось.
— Я ушёл по-английски.
— Значит, есть шанс вернуться.
— Теоретически — да, — усмехнулся Алистер. — Он сказал, что будет ждать, сколько понадобится.
— Мне он то же самое говорил.
— А практически, — подытожил Алистер, — я считаю ниже своего достоинства продолжать с ним какие-либо отношения. Если ему не нужен я, мне не нужен он.
— Я тоже так считал. Я ошибался. Мне его не хватает.
— До сих пор? — голос Алистера прозвучал непривычно глухо. Герцог кивнул.
— И я сейчас не о сексе. Ведь главное в нём — отнюдь не это, хотя и это — чего уж греха таить, тем более перед тобой, — было восхитительно. — Герцог неслышно вздохнул. — Мне не хватает его сумасшествия, его одержимости, его идеализма и максимализма. Людям нужны идеалы, особенно тем, у которых всё остальное уже есть. В этом магия лорда Кейма — он столь искренне верит в светлое и великое, что своей верой возмещает тебе отсутствие твоей собственной.
— А ты романтик, Генри.
— Ты тоже, Алистер. Просто пока не догадываешься об этом. Мы с тобой очень похожи.
— Он мне об этом говорил.
— А посему, не делай моей ошибки — не отрекайся от него. Если не хочешь пройти через тот ад, через который прошёл без него я.
— Странный ты человек, Генри. Когда я был с ним, ты всеми силами пытался нас разлучить. А сейчас, наоборот, стараешься нас помирить.
— Это потому, что пока в твоей жизни присутствует реальный Кристиан, у меня есть шанс. Тогда как в борьбе с его призраком я обречён.
Взгляды обоих непроизвольно упали на мобильный телефон на столе. Оба тут же отвели глаза.
— Телефон твой, — ухмыльнулся Алистер.
— У меня нет номера, — отразил ухмылку герцог.
— Я продиктую, — отбил подачу Алистер.
Герцог с невозмутимым видом взял в руку трубку. Алистер так же бесстрастно по памяти назвал номер.
— Добрый день, лорд Кейм. Это герцог Бедфорд вас беспокоит.
— Здравствуйте, герцог! — Звучный, отлично поставленный голос Кристиана был слышен Алистеру так же хорошо, как если бы тот сидел сейчас рядом с ними. — Я вас узнал — из всех моих любовников только вы меня так называли. И сэр Алистер Уинфилд.
— À propos сэр Алистер Уинфилд. — Герцог бесстрастно отметил про себя, что запрет на «лорда Четвуда», похоже, касался не только его. — Мы как раз обедаем вместе. — Герцог выдержал паузу. Кристиан ничего не сказал. Герцог продолжил: — И пришли к общему мнению, что нам вас… немного не хватает. Вы позволите нам с сэром Алистером пригласить вас на обед, лорд Кейм? Или на чай… или на ужин?..
— Ничто из предложенного, надеюсь, не отравлено?
— Вы только что подали блестящую идею, лорд Кейм. Но поскольку мы с сэром Алистером истинные джентльмены, то считаем ниже своего достоинства воровать её у вас. К тому же, это было бы чересчур жестоко по отношению ко всем тем пленительным юношам, которых вы ещё не успели осчастливить своей благосклонностью.
— Я тронут вашим благородством до глубины души, герцог.
— Это значит — да?
— Разве я могу отказать вам и, тем более, сэру Алистеру Уинфилду?
— И, разумеется, ваш новый фаворит тоже приглашён.
— Увы, герцог, вакансия всё ещё открыта. Сэра Алистера Уинфилда не так-то просто заменить.
— Я передам сэру Алистеру. Он будет рад это услышать.

***

Кристиан хотел его обнять, Алистер отстранился, Кристиан как ни в чём не бывало протянул ему руку. Алистер её холодно пожал.
— Отлично выглядите, сэр Алистер.
— Это потому, лорд Кейм, что я отлично себя чувствую.
— Я рад это слышать, сэр Алистер. А как ваше самочувствие, герцог?
Герцог с Кристианом обменялись рукопожатием. Алистер впервые заметил, какая узкая и тонкая у герцога кисть. Рука Кристиана рядом с ней казалась грубой, почти мужицкой. Контраст Алистера неприятно поразил.
— О, — рассмеялся герцог, — я ещё не в том возрасте, лорд Кейм, чтобы обсуждать своё самочувствие.
— Я это заметил, герцог. — Кристиан улыбнулся. — Вас-то я могу обнять?
— Я уже не в том возрасте, лорд Кейм, чтобы позволить себе роскошь отказа вам.
Кристиан рассмеялся, и мужчины сердечно обнялись.

Герцог с Кристианом болтали без умолку, как два старинных приятеля, внезапно встретившихся после долгой разлуки. Алистер молча потягивал розовый брют и мрачнел с каждым глотком.

— Я рад, что у тебя всё хорошо, Генри. — Кристиан, выслушав подробный рассказ герцога о его жизни и делах за последние двадцать лет, потрепал его по руке и обратился наконец к Алистеру: — Года через два, сэр Алистер, когда вы закончите учёбу и… немного остынете, я буду счастлив видеть вас в своей команде.
— Боюсь, лорд Кейм, что работа в корпорации и деловая карьера — это не то, чему я хотел бы посвятить свою жизнь.
— Понимаю. И чем же тогда вы планируете заняться?
— Герцог собирается открывать художественную галерею в Лондоне с филиалами в Нью-Йорке, Токио и Дубае, в которой будут выставляться лучшие художники современности. Он предложил мне курировать её. Я согласился.
Алистер краем глаза поймал удивлённый взгляд герцога, которому он обещал «подумать над предложением» и «думал» уже месяц, — герцог явно не ожидал, что ответ придёт в такой форме.
— Насколько я могу судить, сэр Алистер, у вас с герцогом прекрасное взаимопонимание, — сказал Кристиан. — Думаю, вы сработаетесь.
— Я в этом уверен, лорд Кейм, — Алистер был сама невозмутимость. — Тем более что я решил перевестись на искусствоведческий факультет Оксфорда.
Герцог даже не скрывал своего потрясения. Но эта реплика предназначалась не ему.
— Вижу, сэр Алистер, дружба с герцогом для вас бесследно не минула, — тонко улыбнулся Кристиан. — Если учесть, сколько… друзей за свою жизнь приобретает среднестатистический мужчина, у вас есть все шансы получить всестороннее образование.
— Боюсь, лорд Кейм, что данные статистики о среднем количестве друзей мужчины сильно искажены вами и вашими друзьями.
Кристиан оставил подколку без внимания.
— А как насчёт вас, герцог? — спросил он. — Вы не передумали присоединиться ко мне? Теперь, когда ваше высокое искусство будет в надёжных руках сэра Алистера, вы могли бы наконец заняться настоящим делом.
— Лорд Кейм, как я могу довериться человеку, который совершает такие вопиющие стратегические ошибки? После того как вы так непозволительно просчитались в отношении сэра Алистера, я в вас несколько… разочаровался.
Губы герцога и Алистера синхронно изогнулись. Кристиан задумчиво покивал.
— Ну что ж, господа, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Тогда желаю вам успехов на поприще галеристов. Как ни крути, а это не самый худший способ прожигать жизнь.
— Разумеется, — усмехнулся Алистер. — Глядя на вас, лорд Кейм, убеждаешься, что есть способы и похуже.

— Что на тебя нашло? — Кристиан уехал, и герцог с Алистером в ожидании такси остались на крыльце ресторана одни. — Мы же хотели с ним помириться.
— Вот и мирился бы.
— Как я мог? — герцог подал Алистеру пальто, которое держал в руках. — Без тебя? Мы же теперь друзья и союзники, должны действовать заодно.
— Я передумал. — Алистер просунул руки в рукава пальто. — Это бессмысленно. Дружба с ним, как и любовь, возможна только на его условиях. А я ими сыт по горло.
— Если позволите вам напомнить, сэр Алистер, — герцог заботливо поправил ему воротник, — я говорил вам об этом ещё во время наших первых встреч.
— Герцог, учтите на будущее, — Алистер резко запахнулся. — Если не хотите испортить со мной отношения, никогда не напоминайте мне о моих заблуждениях.
— Я учту, сэр Алистер. — Герцог положил ему руки на плечи и склонился для поцелуя. Алистер увернулся, губы герцога коснулись его щеки.
— Герцог, «нет» лорду Кейму ещё не значит «да» вам. — Алистер смотрел поверх плеча герцога, избегая его взгляда.
Герцог с неохотой убрал руки.
— А сейчас оставь меня. Мне надо побыть одному.
Герцог понимающе кивнул. Подъехало такси, и Алистер, резко отвернувшись и засунув руки в карманы пальто, быстрым шагом направился к нему.

Герцог смотрел вслед удаляющейся машине и едва заметно улыбался.

***

— А ты это серьёзно насчёт факультета искусствоведения? — спросил герцог на следующий день, когда они осматривали помещение для будущей галереи. — Если ты решил сделать это только назло ему, то, поверь, оно того не стоит. «Бесполезное» образование, безусловно, заденет его больше, чем новый любовник или даже законная жена, но не настолько, чтобы из-за этого ломать собственную жизнь.
Алистер пожал плечами.
— Искусство мне определённо ближе, чем философия. К тому же, я хочу профессионально разбираться в том, чем буду заниматься.
— Тогда, может, сразу перейдём к практике? — Тон герцога вдруг сделался игривым, а лицо его приняло плутовато-шаловливое выражение. Алистер напрягся.
— Как насчёт того, чтобы поехать сегодня ко мне и посмотреть мои картины? — Герцог взял его руку в свою и несильно сжал. — У меня одна из лучших частных художественных коллекций мира.
— Герцог… — Алистер обвёл взглядом зал, запоздало вспомнив о риэлторе. Но того нигде не было видно. Теперь понятно, что шепнул ему герцог, когда они только вошли.
— Сэр Алистер… — Герцог, не отрывая взгляда от глаз Алистера, поднёс к губам его кисть. — Я от своего не отступлюсь. — Губы герцога коснулись безымянного пальца Алистера. — А вы только зря потеряете время. — Герцог перешёл к указательному пальцу. — Которое могли бы потратить с пользой и удовольствием. — Герцог припал к середине кисти. В гулком пустом помещении звук поцелуя прозвучал непривычно громко. Губы герцога прошлись вдоль среднего пальца Алистера и сомкнулись вокруг его кончика, и язык герцога коснулся подушечки. Алистер отдёрнул руку.
— Любовник моего любовника — мой любовник?
— Сэр Алистер… — Герцог, отпустив руку Алистера, перехватил его за плечи и сгрёб в охапку, так что Алистер от неожиданности прогнулся в пояснице, подаваясь ему навстречу. — Воздержание вредно, особенно в вашем возрасте. — Герцог решительно потянулся ко рту Алистера. — Лорд Кейм со мной бы согласился.
— Это ли не лучший аргумент против? — Алистер ловко увернулся, и поцелуй герцога пришёлся на шею.
— Назло лорду Кейму приму целибат? — руки герцога поползли по спине Алистера.
— Почему бы и нет? — Алистер передёрнул плечами, пытаясь сбросить наглых «оккупантов». — Ты же вон женился назло ему.
— То-то его это подкосило, — пробормотал герцог, запуская руки под рубашку Алистера. — Второго такого удара он точно не выдержит.
Алистер хмыкнул.
— И особенно это вредно, — не сдавался герцог, — для таких темпераментных парней, как ты.
— А ты откуда знаешь о моём темпераменте? — Алистер затрепыхался, безуспешно пытаясь вырваться.
— От лорда Кейма. — Герцог, раззадоренный сопротивлением, возобновил атаку, осыпая лицо Алистера поцелуями и тщетно пытаясь попасть ему в губы. — У него всегда были лучшие любовники. Его выбор — как знак качества, высшая проба. Ко мне это, кстати, тоже относится, — подмигнул он, прервавшись на мгновение, чтобы перевести дыхание. — Я ведь тоже был его любовником.
— Генри… — Этой секундной паузы Алистеру хватило, чтобы прийти в себя. Он несильно, но решительно оттолкнул герцога. — Я же сказал — нет.
— Значит, я тебе совсем не нравлюсь? — Герцог тут же отпустил его и отвернулся к окну, плечи его поникли, а высокая статная фигура уменьшилась на глазах, и сам он, казалось, вдруг обмяк, будто лишился опоры. Так мог бы выглядеть тигр, растерявший свои хищные повадки — большой и опасный некогда кот с потухшими глазами и поникшим хвостом. — Выходит, дело всё-таки во мне, а не в нём?
Алистера накрыла неожиданная вспышка злобы. Злость придала сил и решимости. Очень хорошо, что герцог затеял этот разговор. Пора покончить с этим раз и навсегда. Если бы тогда, пять лет назад, герцог повёл себя как герцог, сейчас всё было бы по-другому. Он смыл бы своё собственное унижение и избавил бы от будущего унижения его. Герцог виноват и заплатит за всё. За себя и за того парня. Слишком сильна была его боль, чтобы нести её в одиночку. Больно было не потому, что он обжёгся. Больно было потому, что он ошибся. Неприятно осознавать свои ошибки. И особенно неприятно, когда ошибаешься в людях.
— Наверное… да, — сказал Алистер. Он был очень зол, но теперь уже на себя — голос его дрогнул, «наверное» верности не добавило, а во рту нестерпимо загорчило.
— Это внешность? — глухо спросил герцог, не оборачиваясь. — Я тебя не привлекаю физически?
— Нет, — возразил Алистер и мысленно взвыл от досады — вышло слишком поспешно, — но он тут же бесстрастно добавил: — Как раз в этом плане ты очень даже… в моём вкусе.
— Осмелюсь самонадеянно предположить, — в голосе герцога прорезались жёсткие нотки, — что моё положение, состояние и возраст тоже не могут быть причиной — по всем этим параметрам у меня преимущество перед лордом Кеймом.
Алистер ничего не ответил.
— Впрочем, насчёт состояния я погорячился, — продолжал герцог. — Он богаче меня. Но, во-первых, если я вас правильно понял, сэр Алистер, деньги вас не интересуют — вы не хаслер.
Алистер порывисто втянул воздух, но промолчал.
— Во-вторых, этот параметр не может рассматриваться в принципе — он просто должен быть. По умолчанию. Как исправный член.
Алистер поджал губы.
— А в-третьих, мы с лордом Кеймом находимся в той «ценовой категории», когда миллиардом больше, миллиардом меньше не играет никакой роли и может быть интересно разве что издателям и читателям «Форбс». Тогда что, сэр Алистер? — Герцог резко обернулся, и Алистер от неожиданности вздрогнул.
— Твой подход, — сказал он, встретившись с герцогом взглядом. — Знаешь, в чём ты проигрываешь ему? От его финального аккорда всё встаёт, а от твоего — падает.
Разговор этот, хоть и начался столь неожиданно, не застал Алистера врасплох. Он и сам думал об этом давно и много. И сейчас был даже рад, что герцог поднял эту тему. Неожиданной оказалась внезапная горечь, которую он вдруг ощутил от своих слов.
— Мне казалось, ты тоже неравнодушен ко мне. — Герцог уже совладал с собой, и голос его теперь звучал спокойно, но глухо и отчуждённо. — Есть «нет»-отказ и «нет»-флирт. Так вот, у меня, не сочти за самоуверенность, создалось впечатление, что твоё «нет» — из второй категории.
— Мне тоже так… казалось. — Алистер пожевал губами, размышляя, стоит ли развивать тему. Герцог выжидающе молчал, и Алистер, решившись, продолжил. — Ты сначала сама любезность и очарование. Но стоит мне только расслабиться и поверить тебе, как ты тут же выкидываешь какой-нибудь фортель. И доверия с симпатией как не бывало. А он наоборот — сначала прочитает циничную лекцию о том, что секс любви не помеха, а потом обязательно завершит её каким-нибудь эффектным жестом, реальным поступком, который опровергает его декларируемый цинизм. И ты начинаешь судить по его делам, а не словам — говорить можно что угодно, а поступки говорят за себя сами. Ты думаешь, что человек, который способен на такие красивые жесты, не может быть таким подонком, каким пытается себя показать. Многие чрезмерно хорошие и порядочные люди считают это слабостью и не минуют случая козырнуть своей мнимой чёрствостью и цинизмом. А когда до тебя наконец доходит, что слова у него не расходятся с делом и благородный лорд удивительным и непостижимым образом уживается в нём с отпетым мерзавцем, уже слишком поздно.
— Алистер, я признаю. — Герцог сделал ему шаг навстречу, но Алистер тут же инстинктивно отпрянул, и герцог застыл на месте. — Я действительно вёл себя не очень разумно и успел наговорить и наделать достаточно глупостей, чтобы ты не воспринимал меня всерьёз. Наверное, это потому, что поначалу я и сам относился к этому… не слишком серьёзно. Думал, обычное очередное увлечение, которое ты только подогревал своей недоступностью.
Алистер почувствовал медный привкус во рту. Это были именно те доводы, которыми он неизменно охлаждал самого себя, когда чувствовал, что его влечение к герцогу опасно приближается к «точке невозврата».
— …вкупе с желанием взять реванш у бывшего любовника, — с мазохистским наслаждением озвучил он свой второй излюбленный аргумент.
— Вот этого не было никогда! — вспыхнул герцог. — И дело здесь не в моей исключительной порядочности, а в его феноменальной неуязвимости. Если бы я отбил тебя у него, это потешило бы моё самолюбие, но вряд ли задело его. А месть — это такое блюдо, которое, чтобы им насладиться сполна, нужно непременно разделить с врагом. Если ты думаешь, что всё это было лишь из спортивного интереса, то, сам видишь, я опоздал.
Герцог закусил губу, пытаясь совладать с собой.
— Ты из тех, кого хотят не по расчёту, — лицо и голос герцога смягчились. — За то время, что длилась осада крепости, я смог разглядеть её величие и красоту. И понял, что мне такая непременно нужна. Не как трофей. А как место для жизни. Потому что только здесь я смогу быть счастливым.
— Почему? — вопрос прозвучал по-детски, но Алистеру вдруг стало жизненно важно услышать ответ.
— У вас есть характер, сэр Алистер, — голос герцога приобрёл такие свойственные ему фривольно-жеманные нотки. — Причём тот его редкий тип, который так меня пленяет и который я уже отчаялся найти. Вас нужно завоевать, чтобы вам покориться.
Герцог сделал выразительную паузу. На лице его застыло привычное насмешливое выражение, а в глазах — напряжённое выжидание, и Алистер, не зная, как реагировать, в замешательстве молчал. Витиеватые слова герцога были ярчайшим примером того, что Алистер пытался ему втолковать: серьёзный посыл в легкомысленной оболочке, — и Алистер терялся в догадках: то ли герцог говорит всерьёз, то ли так тонко насмехается над тем, в чём его только что обвинили.
— И вот сейчас, когда ты наконец свободен, — герцог, не скрывая досады, вздохнул — видимо, он рассчитывал на определённый ответ — и посерьёзнел, — меня по-настоящему накрыло. А знаешь почему?
Алистер, вконец растерянный, хранил непроницаемое молчание, да герцог и не ожидал ответа, потому что тут же продолжил — быстро, отчаянно, порывисто, словно опасался, что ему не дадут высказать всё, что он хочет:
— Потому что пока ты был с ним, я понимал, что шансов у меня никаких, вот и не позволял себе «чего-то большего». Это была… защитная реакция. Чтобы, если мой порыв не оценят — а я знал, что его не оценят, потому что от таких, как он, не уходят, — я мог сделать вид, что не очень-то и хотелось. И едва это препятствие исчезло, то чувство, которое я подавлял в себе все эти годы, захлестнуло меня с головой.
Герцог умолк — видно было, что его признание стоило ему немалых усилий, — и беспомощно огляделся, словно искал опоры. Не найдя, что искал, он решительно подтянул штанины и опустился на пыльный пол.
— Я не могу без тебя, Алистер, — просто, с тихой обречённостью в голосе сказал он, прислонившись спиной к стене и вытянув вперёд свои длинные стройные ноги. — Вот как ты не можешь без него, так я не могу без тебя.
Алистер стоял ни живой ни мёртвый — готовая статуя для будущей галереи, — боясь сделать неверный шаг и сказать неверное слово.
— До тебя я думал, что он был первым и единственным, — прикрыв глаза, с усталой отрешённостью продолжал герцог, — и ничего даже близко похожего со мной больше никогда не случится. Но любовь — не ветрянка: раз перенесённая, от рецидива не защищает. Сейчас я чувствую к тебе то же, что когда-то чувствовал к нему. Но есть одно существенное отличие: моё помешательство им было вызвано тем, что он был первым. А тобой — тем, что ты единственный. — Герцог тряхнул головой, но тут же уставился в паркет перед собой, всматриваясь в его рисунок. — Влечение к нему — плод юношеских фантазий, а к тебе — жизненного опыта. До него я не знал никого, а после — узнал слишком многих. Мне есть с кем сравнить, Алистер. И сравнение не в его пользу. А в твою.
Герцог поднял голову, их глаза на мгновение встретились, но Алистер тут же отвёл взгляд.
— И в твою, как ни странно, тоже, — едва слышно произнёс он, присаживаясь рядом. — Просто… уже слишком поздно. Если бы ты сказал… доказал это тогда… Думаю, у тебя… у нас был бы шанс… — Алистер подтянул ноги, сцепил руки в замок на полусогнутых коленях и, уткнувшись в них лбом, умолк. Герцог ничего не ответил, и Алистер, собравшись с духом, продолжил, не поднимая головы: — Был момент, когда я… колебался… Но за эти пять лет я слишком сильно… погряз в нём. Я не уверен, что ты… что кто-нибудь сможет вытащить меня из этой трясины.
— Алистер… — Герцог несмело коснулся его плеча. Алистер его не оттолкнул. — То, чего мы оба ждали от него, мы можем получить только друг от друга.
— Генри, я… пока не готов.
— Я понимаю. — Герцог неспешно провёл ладонью по его волосам. — И не тороплю. То, что я хотел узнать, я узнал. И готов ждать, сколько понадобится.

Они сидели, обнявшись, на полу в абсолютно пустой галерее. Риэлтор, безошибочным чутьём одарённого дельца почувствовав свою неуместность, давно ушёл, напомнив о себе лишь едва слышным скрежетом вставляемого в замочную скважину ключа, который он им оставил. За огромными панорамными окнами садилось, так толком и не показавшись за день, бледное английское солнце.
— Мне кажется, надо брать это помещение, — вечность спустя нарушил молчание Алистер. — Есть здесь что-то такое в воздухе.
— Мои мысли, — улыбнулся герцог, обнимая его за плечи.

— Спасибо за этот вечер. — Герцог сжал руку Алистера, их пальцы переплелись. Герцог впервые не пытался его поцеловать. Алистер впервые не отстранился.
— Спокойной ночи, герцог.
— Исключено, сэр Алистер. Разве я могу быть спокоен, когда думаю о вас?
Алистер прикусил улыбку и порывисто чмокнул герцога в губы.
— Это чтобы вам лучше думалось, герцог.
Пока застигнутый врасплох и вконец растерянный герцог приходил в себя, Алистер мягко высвободил свою руку, подмигнул ему и, поднявшись на ноги, направился к выходу. Герцог, не вставая, проводил его долгим задумчивым взглядом и продолжал сидеть ещё долго после того, как он скрылся за дверью.

3.

— Сэр Алистер, я бы хотел пригласить вас на следующие выходные погостить в моём поместье.
Стоял погожий воскресный день — осень в этом году выдалась ранняя, но тёплая и сухая, и герцог с Алистером после обильно-ленивого бранча в «The Berkeley» отправились на прогулку в соседний Гайд-парк. Вдоль Серпантина они неспешно дошли до Итальянских садов.
— Герцогиня Бедфорд, надеюсь, тоже будет?
— Разумеется. Мы же не будем говорить ни о чём таком, чего нельзя сказать в присутствии леди?
— Разумеется.
— Вы, кажется, разочарованы, сэр Алистер?
— Ничуть, герцог. Чтобы разочароваться, надо сначала очароваться.
— А вот Кристиан не сможет приехать.
— Кристиан?! — Алистер бросил недоверчивый взгляд на герцога. У герцога было виновато-досадливое лицо человека, нечаянно сболтнувшего лишнее.
— Мой сын, — скупо пояснил он.
— Вижу, призраки водятся и в вашем поместье, герцог.
— Самое забавное, — губы герцога слегка дрогнули, — что он действительно на него похож. Внешне вылитый я, а характером весь в него — такой же непримиримый бунтарь-максималист, идеалист и харизматик.
— Не удивительно, — усмехнулся Алистер, поддев носком ботинка крупный камушек, невесть откуда взявшийся на гладкой асфальтовой дорожке. — Телегония. Научно доказанный факт.
— Или, попросту говоря, nomen est omen. — Лицо герцога озарилось такой светлой мягкой улыбкой, что Алистер устыдился своей подколки. — Он очень славный мальчик. Иногда я думаю, что не прогадал, поменяв одного Кристиана на другого.
— Я видел вас в Итоне… несколько раз. Похоже, вы отлично ладите.
— Это как посмотреть, — рассмеялся герцог. — Кристиан, как Кристиан: если ему не перечить, он милейший парень. Но в целом — ты прав, мы с ним — не разлей вода.
— Повезло с отцом, — вздохнул Алистер.
— Хотелось бы надеяться. — Голос и черты лица герцога приобрели то знакомое уже Алистеру выражение, которое безошибочно свидетельствовало о том, что герцог сейчас ударится в воспоминания. Герцог оглянулся в поисках скамейки и, заметив одну свободную рядом со старым клёном, направился к ней. Алистер последовал за ним. Они присели, и Алистер откинулся на прогретую солнцем деревянную спинку, приготовившись слушать.
— Мне был двадцать один год, — начал герцог, сосредоточенно, как в прошлое, вглядываясь в фонтан напротив, — у меня был титул и огромное состояние, и никого, кому я был бы нужен сам по себе. И я потерял единственного человека, который был нужен мне. Дядя хотел «выбить из меня эту дурь», лорд Стентон — породниться с Расселами, а его дочь — стать герцогиней. Я же, потеряв всё, не хотел ничего. И как всякий человек, у которого нет собственных желаний, я был обречён исполнять чужие. Меня скоропостижно женили.
— Значит, ты бисексуал?
— Ничуть.
— Тогда как ты… Я имею в виду, чисто физически…
— От гнева и отчаяния люди и не на такое способны. За почти двадцать лет брака с женой я переспал всего раз — в брачную ночь. Назло ему, да, — усмехнулся герцог. — По той же причине и сына назвал его именем — не в память о прошлом, а в знак протеста: он так яростно отрицал наследственность, что мне это показалось забавным.
Мимо протрусили два бегуна, и герцог умолк, словно опасаясь, что его могут подслушать.
— Видно, чтобы переспать с ней, — продолжил он, когда те скрылись за поворотом, — мне понадобились все силы, которые уходили на ненависть к нему, потому что наутро я обнаружил, что от гнева и обиды не осталось и следа. Эта ночь обнулила всё то, что я чувствовал к нему. Но ненависть к нему сменилась таким сокрушительным презрением и омерзением к себе, что я понял: повторно мне этого не вынести.
— И как тебе удавалось увиливать от супружеского долга?
— Мне повезло, если так можно выразиться, — хмыкнул герцог. — Жена как приличная леди оказалась девственницей, так что поначалу я избегал близости под предлогом, что «надо подождать, пока там всё заживёт». Думаю, она только рада была, учитывая то, как грубо и бесцеремонно я обошёлся с ней в первую ночь. Потом она узнала, что беременна, и это дало мне ещё полгода отсрочки — «в положении нельзя». А первые месяцы после родов она и сама была рада, что я к ней не лез. А потом отговорки кончились, и я собрался с духом и всё рассказал. Мы быстро договорились — Камилла умная женщина, и выходила она не за меня, а за герцога Бедфорда. Нам было чуть за двадцать, у нас были деньги, свобода и выполненный долг перед семьями. Мы могли с полным правом начать жить той жизнью, которой всегда хотели. К новорождённому сыну я не питал никаких чувств, как и она, впрочем, тоже. Она ударилась в светскую жизнь, а я отправился в Бостон — изучать современную живопись. Чтобы забыться, я с головой ушёл в творчество и учёбу. К тому же, у меня обнаружились большие способности, и за три года я сильно продвинулся в этом деле. Бостон мне не нравился, душевная рана затянулась, и я решил вернуться в Англию.
— И вот приезжаю я неожиданно в Уобурн. Не в том смысле, что для меня это было внезапное решение, а потому, что я никого не предупредил о своём приезде. С дядей у меня уже перед этим был страшный скандал — из-за Кристиана, не знаю, рассказывал он тебе или нет, — и то хлипкое перемирие, к которому мы в итоге пришли, после моего отъезда было уничтожено безвозвратно. Мы с ним больше не помирились и даже не разговаривали. Пару лет спустя он умер, и тётя даже не разрешила мне приехать на его похороны — она считала, что это я его в могилу свёл. Жена же и подавно никаких иллюзий на мой счёт не питала.
На бортике фонтана, кружась в пируэте, сцепились две неизвестно откуда взявшиеся ржаво-серые малиновки, и герцог, видимо, желая отвлечься от горьких воспоминаний, устремил на них свой намётанный взгляд художника.
— Так к чему это я. — Пернатые драчуны, взметнув в воздух, исчезли из виду так же внезапно, как и появились, и герцог вернулся к прерванному рассказу. — Возвращаюсь я в поместье. Дом пустой. Жены нет, слуг тоже. Единственный признак жизни — оглушительный детский рёв откуда-то со стороны кухни. Я бросился на крик, вбежал в буфетную, а там мой, надо полагать, сын лежит на полу в осколках и луже от разбитой банки варенья и заливается в истерике. За столом у окна, уткнувшись лицом в руки, беспробудным сном спит дворецкий, а на полу рядом с ним валяется пустая бутылка из-под портвейна.
Алистер невольно хмыкнул, представив себе эту картину.
— Как потом выяснилось, — продолжил герцог, — жена ещё три дня назад уехала в Лондон, оставив сына на попечение няньки. Нянька ушла на весь день к подруге в деревню, перепоручив Кристиана дворецкому, а тот напился и уснул, после чего и остальные слуги разбрелись кто куда. Судя по всему, маленький брошенный маркиз проголодался и вскарабкался на стул, чтобы достать себе из буфета что-нибудь поесть, и свалился оттуда. Я бросился к сыну, поднял его на руки, прижал к себе, он тут же утих и обнял меня перепачканными ручонками за шею. И знаешь, — герцог сглотнул, — что-то такое у меня в этот момент в душе перевернулось. Я вдруг почувствовал в нём родного — не телом, а душой. Он, как и я, был никому не нужен и рос сиротой, как и я. С той лишь разницей, что у него были живы родители. Мои родители оставили меня, как сейчас я сам оставил своего сына. Но у них, в отличие от меня, было серьёзное оправдание. В общем, я в три года потерял родителей, а он — обрёл. По крайней мере, отца.
Со стороны пруда подул порывистый ветер, и герцог заботливо обернул вокруг шеи Алистера тонкий шёлковый шарф.
— Он вернул мне смысл жизни, — сказал он, плотнее запахнув полы своего плаща. — Он и творчество. После возвращения из Америки я осел в Уобурне. Камилла окончательно перебралась в Лондон. А мы с Кристианом вели восхитительно привольный отшельнический образ жизни в деревне, — лицо герцога просветлело под стать безоблачному сентябрьскому небу. — После завтрака, если погода была хорошая, мы отправлялись на природу: я — на пленэр, а он — на охоту на троллей. В плохую погоду я брал его с собой в свою мастерскую, разводил ему ведёрко краски, и он с упоением раскрашивал всё, до чего мог дотянуться.
— Вот оно, счастливое детство, — улыбнулся Алистер, вспомнив, как ему досталось от матери, когда он разрисовал фломастерами антикварные викторианские обои. И ещё он подумал, что в пять лет, наверное, всё бы отдал за отца, с которым можно охотиться вместе на троллей.
— А я, — герцог тоже улыбнулся воспоминаниям, — садился за мольберт и писал, попутно рассказывая ему о том, чего никому другому поведать не мог. Как сейчас тебе. Вот так, проговаривая свою жизнь и наблюдая за его, я и в себе наконец разобрался. Он тогда и слов-то моих не понимал, не говоря уже о смысле сказанного, но сейчас мне кажется, что те монологи не минули даром — у меня всё чаще создаётся впечатление, что он знает всю мою изнанку. И понимает и принимает её безоговорочно.
Алистер верил на слово — ему и самому казалось, что с каждой исповедью герцога он всё больше понимает и принимает его, а вместе с ним и себя.

Продолжение — в комментариях.

 

запись создана: 01.07.2013 в 12:54

@темы: Вторчество

Comments

[La PIOVRA]

***

Герцог положил Алистеру руки на плечи и, отступив на полшага, окинул его цепким внимательным взглядом, как во время их первой встречи.
— Сэр Алистер, вы великолепны! — вынес он вердикт и, мягко коснувшись губами гладко выбритой щеки гостя, неохотно отстранился.
— Я старался. — Алистер смахнул с рукава пиджака невидимую пылинку и поправил манжету белоснежной рубашки. — Не хотелось бы, чтобы вам пришлось краснеть за меня перед герцогиней Бедфорд. Ну что ж, раз мои усилия увенчались успехом, ведите меня к ней.
— Я очень сожалею, сэр Алистер, — в глазах герцога появился озорной блеск. — Герцогине пришлось спешно уехать — её любимая троюродная тётя внезапно заболела. Её светлость приносит вам свои глубочайшие извинения.
Алистер втянул воздух, готовясь ответить в подобном стиле, — это было несложно, сама атмосфера Уобурнского аббатства, со средних веков служившего резиденцией герцогов Бедфордских, этому способствовала, — но на выдохе не выдержал и рассмеялся.
— До чего же вы коварный, герцог!
Герцог тонко улыбнулся.
— Ради вас, сэр Алистер, я готов на всё.
Алистер почувствовал себя наивной дурочкой, которая, приняв приглашение ухажёра «попить чаю и посмотреть кино», всерьёз полагала, что они будут пить чай и смотреть кино.
— А я, как дурак, в галстуке…
— Он вам очень идёт. — Герцог бережно коснулся пальцами безупречно повязанного галстука гостя. — Если бы я имел право что-либо требовать, я бы даже стал настаивать, чтобы вы надевали его почаще.
— Эта деталь гардероба — ваш фетиш, герцог?
— Не совсем. — Подушечки пальцев герцога неспешно прошлись по прохладному шёлку галстука Алистера. — Мне просто очень нравится его развязывать — есть в этом нечто очень символическое. Если вы понимаете, что я имею в виду.
— Я догадываюсь. — Алистер прикусил губу, пряча улыбку, и невозмутимо поправил галстук. — Ну что ж, — сказал он, — герцогини Бедфорд, ради знакомства с которой я приехал, мне не суждено повидать. Что же тогда вы покажете мне вместо неё?
— Мой Уобурн.
— Звучит зловеще. Он большой?
— Вы не будете разочарованы. — Герцог легонько провёл костяшками пальцев по скуле Алистера. — Ни размером, ни всем остальным.
Галантно подхватив гостя под локоть, герцог проводил его в дом.

— Предлагаю начать с сафари-парка, пока светло, — сказал он после лёгкого ланча. Алистер с энтузиазмом согласился. Он был наслышан об этом частном заповеднике, служившем прибежищем для восьмидесяти видов африканских животных, — парк был одной из главных достопримечательностей Бедфордшира и известен далеко за пределами графства. «Превратил родовое гнездо в зоопарк», — презрительно фыркала старая аристократия на эксцентричную выходку молодого герцога. «Мнение обитателей зоопарка меня не интересует», — парировал молодой герцог. Заповедник был доступен для публичных посещений, но в те дни, когда герцог желал показать его своим гостям, парк закрывали. И сейчас Алистер имел уникальную возможность насладиться поездкой по «дикой и безлюдной Африке».

Погода, как для сентября, стояла отличная, и Алистер открыл окно, с наслаждением подставляя лицо не по-африкански свежему ветру, но герцог тут же закрыл его, не отказав себе в удовольствии перегнуться для этого через гостя. «Я слишком ревнив, сэр Алистер, чтобы позволить вам целоваться с обезьянами», — сказал он со смешком. Будто в подтверждение его слов, на крыше лэндровера, который герцог предпочёл для пущей аутентичности, что-то дважды глухо стукнуло, и по лобовому стеклу, сцепившись, скатилась пара юрких мартышек, чудом не попав под колёса.

Узкая асфальтовая дорога петляла посреди трёхсот шестидесяти акров прекрасно ухоженных заповедных угодий. На капоте, не переставая, гримасничали и кривлялись обезьяны, в окна заглядывали любопытные жирафы, а путь им то и дело перегораживали лениво развалившиеся посреди дороги зебры или чинно переходящее её солидное носорожье семейство. Герцог как заправский рейнджер ловко объезжал препятствия, подбираясь к животным на минимально возможное расстояние и развлекая гостя весёлыми байками из истории заповедника. И Алистер, мысли которого с момента приезда были заняты неизбежным грядущим объяснением с герцогом, напрочь забыл о своём двусмысленном положении в его доме и глазел вовсю по сторонам, как семилетний мальчишка, впервые попавший в зоопарк. Впечатления не портил даже отнюдь не африканский вылизанный пейзаж, мелькавший за окном.

Миновав зоны саванны, африканского леса и пустыни, герцог подъехал к просторным вольерам. Там у небольшого пикапа их уже поджидал смотритель зверинца. Герцог заглушил мотор и, поздоровавшись со смотрителем, представил ему своего гостя.
— Добро пожаловать на наш главный аттракцион, сэр Алистер, — заулыбался тот, подхватив из пикапа два внушительных ведра. — Будем кормить львов.
— Что, серьёзно? — Алистер с опаской покосился на вёдра, содержимое которых — крупные куски сырого мяса — обитатели зверинца, кажется, почуяли раньше, чем Алистер увидел. Навстречу им из недр вольера с зычным рыком бросился огромный лев, и крепкая на вид металлическая сетка прогнулась под его напором. Алистер отпрянул.
— А это не опасно? — с сомнением спросил он, отходя от ограждения.
— Ничуть, сэр Алистер, — сказал герцог, принимая из рук смотрителя ведро. — Я уже немного приноровился к вам и смогу защитить бедных зверушек, если понадобится.
Герцог ехидно ухмыльнулся. Алистер приподнял локоть, чтобы пихнуть его под бок, но, вспомнив о смотрителе, вовремя спохватился. Смотритель, пряча в седых усах улыбку, подал ему специальное приспособление для кормёжки львов, и Алистер под его присмотром принялся раздавать сквозь прутья клеток мясо голодным хищникам. Герцог заботливо придерживал его при этом за плечи. Алистер не возражал, но едва с кормёжкой было покончено, тут же освободился от его рук.

Львы быстро управились с обедом, и смотритель выпустил их на широкую ограждённую территорию, где те могли резвиться «на свободе» весь день. Попрощавшись со смотрителем, Алистер с герцогом вернулись в лэндровер, и герцог, бравируя, сделал несколько медленных кругов по сонному львиному царству, проезжая в каком-нибудь полуярде от сыто дремлющих хищников.

— Кстати, как вам пришла в голову идея создания этого парка? — спросил Алистер на обратном пути. — И почему именно сафари? Вы так любите охоту?
— Было время, когда я обожал это дело. — Глаза герцога сузились, и взгляд его устремился в даль. Но он тут же тряхнул головой, отгоняя наваждение. — Потом прошло. Как отрезало, — скупо сказал он, меняя тему: — А заповедник я создал для сына — он без ума от диких животных. Хотя мне лично больше по душе наш старый олений парк. Мы, кстати, сейчас как раз туда направляемся.
Герцог свернул на узкую боковую дорогу, ведущую к следующей достопримечательности поместья.
— А вы любите оленей, сэр Алистер?
— Честно? — Алистер на миг задумался, прислушиваясь к себе и пытаясь разобраться в своих чувствах. — Терпеть их не могу! Возможно, потому, что мой отец был заядлым охотником и любил своих лошадей и оленей гораздо больше, чем нас с мамой.
— Простите, — смутился герцог. — Я не знал.
— Давайте лучше посмотрим ваш дом, — с виноватой улыбкой предложил Алистер.
— Ваше желание для меня — закон, сэр Алистер. — Герцог шутливо поклонился и, развернувшись посреди дороги, повернул обратно. — Мы как раз успеваем к пятичасовому чаю. Вы, кстати, в курсе, что эту традицию в Англии ввела Анна-Мария Бедфордская, моя прапрабабка?
Алистер был в курсе, но до этого момента ему как-то не приходило в голову увязать имена исторической особы и герцога, и теперь потрясённо молчал, осознавая, что сидит рядом с потомком легенды. Герцог, видимо, истолковал его молчание как признание в невежестве и с явным удовольствием принялся пересказывать фамильное предание, которое давно уже стало национальным достоянием, щедро снабжая его шутками-прибаутками, — так обычно рассказывают любимые семейные истории, которые из-за частого повторения обрастают новыми, всё более невероятными подробностями, так что вскоре даже её непосредственные участники больше не могут отделить правду от вымысла.
— Если я правильно припоминаю школьный курс истории, — полувопросительно сказал Алистер, — это случилось в 1840 году?
Герцог кивнул.
— Злые языки утверждают, что она ввела этот обычай, потому что не могла вытерпеть слишком долгий перерыв между завтраком и обедом, который в те времена подавали не раньше восьми часов вечера. Это всё клевета. Герцогиня просто очень любила вкусно и стильно посплетничать, а неформальная обстановка дружеского чаепития как нельзя лучше способствовала удовлетворению этой невинной страсти.

[La PIOVRA]

Герцог распорядился подать «королевский чай» в Малую гостиную, которая в доме менее притязательном вполне могла бы сойти за бальную залу. Алистер, желая приобщиться к традиции, попросил разрешения присутствовать при сервировке. На стол накрывал сам дворецкий. Ловкие слаженные движения его рук в белых перчатках гипнотизировали: было ясно, что традицию, ставшую одной из визитных карточек «старой доброй Англии» и по части ритуальности уступавшую разве что японской чайной церемонии, здесь не просто чтут — здесь ею живут.

На круглом столике, покрытом белоснежной скатертью, появился фамильный чайный сервиз из веджвудского фарфора — «Тот самый, которым пользовалась сама Анна-Мария, — заметил вскользь герцог. — Мы его используем в исключительных случаях и только для особенных гостей. Последний раз из него пили премьер-министр с супругой, когда три года тому назад гостили в нашем поместье с новоназначенным американским послом». Тонкие до полупрозрачности чашки, заварочный чайник, чайник с кипятком, молочник, сахарница, ситечко, щипцы для закусок, щипцы для сахара, вилочка для лимона и ещё несколько приспособлений, о предназначении которых Алистер не имел ни малейшего представления, заняли строго отведённые им церемониалом места. Венцом сервировки стала вазочка со скромным букетом фиалок, который очень удачно гармонировал с синим цветочным узором сервиза. Слуги внесли блюда с маленькими сэндвичами на один укус, трёхъярусный поднос с пирожными, горячими булочками и сладостями и ведёрко с бутылкой шампанского, к которому герцог питал слабость и заказывал по малейшему поводу. Дворецкий откупорил бутылку и, разлив вино по бокалам, откланялся.

— Я побуду сегодня леди, — сказал герцог, приступая к обязанностям хозяйки дома. — Вы не возражаете, сэр Алистер?
— Мы всё ещё о чаепитии, герцог?
— Вам решать, сэр Алистер. — Герцог взял в руки заварочный чайник и сполоснул его кипятком. — Я сказал то, что сказал. — Слив воду, герцог насыпал в чайник три ложечки чёрного цейлонского чая, залил его кипятком и накрыл крышкой. — Вы же вольны интерпретировать сказанное, как вам будет угодно: вы ведь находитесь в доме, где сбываются все ваши желания. Разумеется, при условии, что у вас возникнет желание, чтобы они сбылись.
Герцог был в своём репертуаре: обстоятельный, предельно серьёзный, полностью сосредоточенный на процессе и с фирменной лукавинкой во взгляде — с таким видом самые блестящие комики мира обычно произносят свои самые остроумные монологи.
— Кстати, о желаниях, — герцог вскинул глаза на Алистера. — Сахар? Молоко? Лимон? Хотя нет, не говорите. Я попробую угадать.
Герцог щипчиками положил в чашку Алистера кусок сахару, процедил сквозь ситечко заварку, разбавил её кипятком и, долив молока, передал гостю. Алистер бережно, не касаясь ложечкой стенок антикварного фарфора, размешал сахар, отставил ложечку на блюдце и поднёс дымящуюся чашку ко рту, с наслаждением вдыхая терпкий насыщенный аромат. Сделав небольшой глоток, он непроизвольно прикрыл глаза — чай был безупречный.

После чаепития герцог устроил экскурсию по дому, который больше походил на музей — здесь всё, от серебряных чайных ложечек с монограммой герцогини Анны-Марии до прохладных каменных стен, помнивших ещё средневековое цистерцианское аббатство, дышало историей. Но особое внимание Алистера как будущего искусствоведа привлекло собрание картин герцогов Бедфордских, которое по праву считалось одной из лучших частных художественных коллекций мира и даже упоминалось в итонском курсе истории искусств. Старинные покои и залы украшали около двухсот пятидесяти полотен признанных мировых мастеров, включая «Вид на вход в венецианский Арсенал» — одну из лучших работ Каналетто.

Потом был изысканный ужин при свечах, во время которого герцог отпустил лакеев, вызвавшись обслуживать гостя лично.
— Один человек, имя которого упоминать сейчас не пристало, — пояснил герцог, заметив недоумение на лице Алистера, — в своё время преподал мне бесценный урок: есть вещи, которые истинно радушные хозяева никогда не поручают слугам.
Герцог с видимым удовольствием и знанием дела откупорил бутылку белого французского вина.
— Вы так и не показали мне ваши собственные картины, — спохватился Алистер. Ему было неловко, что он вспомнил об этом только сейчас, — герцог наверняка «забыл» о них, в надежде, что гость сам проявит интерес.
— Я приберёг их на десерт, — загадочно улыбнувшись, герцог разлил по бокалам вино и поднял тост.

[La PIOVRA]

Галерея с работами герцога находилась на первом этаже, рядом со старой библиотекой. Это было небольшое прямоугольное помещение с двумя французскими окнами, выходившими на лужайку за домом и занимавшими большую часть стены. На дворе давно смерклось, но освещение внутри галереи было хорошо продумано, и экспозиция от искусственного света ничего не теряла. Герцог пропустил Алистера вперёд, а сам отступил в тень оконной ниши. Алистер напустил на себя вид профессионального критика и, заложив руки за спину, принялся неспешно прохаживаться среди вывешенных полотен. Герцог, прислонившись к стене, наблюдал за его реакцией.

Картин было немного, чуть больше дюжины. Писал герцог преимущественно маслом на холсте, хотя встречались и работы акрилом. Судя по картинам, герцог неровно дышал к античным мифологическим сюжетам в современной интерпретации. Особенно часто повторялся мотив любви богов к земным юношам, который в исполнении герцога явно носил аллегорическо-биографический характер — каждый из его богов чем-то неуловимо напоминал Кристиана Кейма: политик Зевс, похищающий юного Ганимеда на «бентли» с гипертрофированно мощными орлиными крыльями, в которые превратился известный логотип марки; плейбой Аполлон, сибаритствующий на яхте в окружении своих бесчисленных любовников; бизнесмен Гермес, осыпающий дарами Персея. Похоже, герцог не чурался хулиганства даже в творчестве.

— Здесь лишь то, что я оставил себе, — сказал герцог. — Это не самые лучшие мои работы, но самые важные — написанные в особенные жизненные моменты. Они мне дороги как воспоминания. Остальные я раздал — после того, как картина закончена, я теряю к ней всякий интерес и охотно дарю тем, кому она нравится.
— Потому что никто не покупает?
— Потому что я могу себе это позволить. Деньги я зарабатываю в другом месте. Вернее, их для меня зарабатывает Кристиан.
— Ваш сын?! — Алистер недоверчиво обернулся.
— Нет. Мой… наш общий друг. — Герцог умолк, давая Алистеру возможность оценить сказанное. Убедившись, что слова возымели должное действие, и насладившись им, он пояснил: — Мой покойный дядя, ещё будучи моим опекуном и по совместительству заместителем министра иностранных дел Великобритании, оказывал в своё время протекцию германским делишкам лорда Кейма-старшего, отца сами-понимаете-кого. В обмен он получил возможность очень выгодно вложить свои и мои деньги в лучшие немецкие предприятия. Так что пока лорд Кейм-младший работает на меня, я могу позволить себе, пользуясь его терминологией, «прожигать жизнь», занимаясь творчеством и меценатством.
— А меценатство, я так пониманию, состоит в одаривании результатами вашего творчества избранных счастливчиков? — Герцог, как уже давно заметил Алистер, сам был остёр на язык и очень ценил меткое слово, даже если оно было направлено против него. Особенно, если против него, как нередко складывалось впечатление.
— Вы напрасно ёрничаете, сэр Алистер. — Герцог напустил на себя вид оскорблённого достоинства, но глаза его смеялись. — То, что невозможно купить, обычно очень высоко ценится. Особенно если оно того стоит. А оно — моё творчество, я имею в виду — таки стоит: за моими картинами уже сейчас охотятся коллекционеры. Один мой приятель, счастливый обладатель одной из них, пару лет назад попал в серьёзные финансовые затруднения и был вынужден продать мой подарок. Не буду называть точную сумму — говорить о деньгах, когда речь идёт об искусстве, это так пошло, да и вы сами дали мне понять, что деньги вас не интересуют, — но моя картина позволила ему избежать банкротства. Это я к тому, что если я вам вдруг тоже решу сделать подарок — если пойму, что вам нравится, разумеется, — не выбрасывайте его.
— Разве после такого признания мне может не понравиться? Это было бы весьма недальновидно.
— Ну, во-первых, насколько я вас знаю, вы ни за какие деньги не станете кривить душой, даже чтобы пощадить чувства художника. Даже мои. Особенно мои. — Герцог театрально вздохнул. — А во-вторых, я как та богатая наследница: ко мне постоянно пытаются втереться в доверие коллекционеры. Это, как и бытность герцогом, научило меня неплохо разбираться в людях. Не говоря уже о том, что художник, как тонкая и впечатлительная личность, обычно чувствует истинное отношение к своему творчеству.
— И всё же… Согласитесь, столь дорогой подарок стоит того, чтобы ради него «сымитировать оргазм».
— И от кого я это слышу, сэр Алистер? — ухмыльнулся герцог.
— Я об эстетическом, герцог.
— Как по мне, между ними нет разницы. Но я удовлетворю ваше любопытство. Если вы дадите мне слово хранить мою тайну.
— Слово чести, герцог.
— Во время своих выставок я прячусь в комнате охраны и отслеживаю реакцию посетителей через камеры наблюдения. В отсутствие адресата люди обычно оргазм не симулируют. Если я вижу, что кто-то приходит в экстаз от созерцания моих работ, я указываю на этого человека своим детективам, они узнают его адрес, и некоторое время спустя ценитель прекрасного получает скромный подарок. Метод очень действенный — я его практикую уже лет пять, и за это время ещё никто, кроме вышеупомянутого друга, не продал мою картину.

Алистер, болтая с герцогом, миновал большую часть коллекции, особенно долго задержавшись около одной из картин в авангардном стиле, резко выделявшейся на фоне общей классической палитры. Алистер отходил назад, подходил ближе, склонял голову и задумчиво хмурил брови, пытаясь поймать какое-то ускользающее воспоминание. От умственного напряжения в размытом отражении сюрреалистической юношеской фигуры в концентрических кругах на поверхности пруда ему на миг даже почудился он сам в образе самовлюблённого Нарцисса. Но Алистер тут же отмахнулся от этого видения — не оно составляло суть терзавшего его дежавю. Наверное, навеяло античными соседями. Сдавшись, он перешёл к следующему полотну и, постепенно дойдя до конца, опять вернулся к картине, завладевшей его вниманием. Задача усложнялась тем, что — Алистер был уверен в этом — раньше он видел не саму эту картину, а другую, но из того же «семейства». Покоя не давало не само «лицо», а характерные, врезавшиеся в память «семейные черты».

[La PIOVRA]

— Постойте… Это же… — пробормотал он скорее самому себе, и в этот миг его озарило. Алистер резко обернулся и посмотрел на герцога в упор: — Так Гэри Траут — это вы?!
Герцог театрально зааплодировал.
— Разумеется, это я! — сказал он, выходя из своего укрытия с довольной улыбкой фокусника, трюк которого удался. — Но я разочарован, что вы догадались только сейчас. В момент открытия выставки это была загадка, но с тех пор прошло три года, и вся культурно продвинутая общественность, не говоря уже о профессионалах, в курсе, кто на самом деле скрывается под этим псевдонимом. И вам как будущему куратору культовой галереи это следовало бы знать одному из первых.
— Зато я сразу почувствовал руку мастера, — ухмыльнулся Алистер, пытаясь скрыть потрясение и заодно реабилитироваться.
— Вот поэтому я и предложил вам эту работу. Интуиция и чутьё в нашем деле значат намного больше, чем формальное знание и образование.
— Но… А как же тогда тот парень, который встречал гостей под видом художника?
— Это был именно парень под видом художника, — улыбнулся герцог, присоединяясь к нему. — Актёр, и весьма талантливый. Один из стипендиатов основанного мной фонда поддержки одарённой творческой молодёжи. Он тогда ещё был студентом и с восторгом ухватился за возможность сыграть столь интересную и необычную роль и заодно подзаработать. Мистификация всегда шла на пользу искусству. — Герцог довольно рассмеялся, как мальчишка, проказа которого удалась. — Устраивая её, я преследовал три цели. Во-первых, я тогда пробовал себя в совершенно новом жанре и хотел посмотреть, как в этом амплуа меня примет критика, без привязки к тому имени, которое у меня уже было в художественных кругах. Во-вторых, мне нужен был громоотвод от назойливого внимания к собственной персоне, чтобы в полной мере и без помех насладиться вашим обществом. Ну, а в-третьих, — герцог подмигнул, — я всегда был не прочь пошалить. К слову сказать, за посетителями на той выставке я тоже наблюдал. И был очень польщён и тронут, что именно вы оказались самым восторженным моим поклонником. Хотя бы так.
Голос герцога опасно дрогнул, и Алистер тут же свернул разговор в проторённую колею.
— И где же тогда мой подарок?
— Он никуда не делся и дожидается вас. Тогда, на выставке, мне показалось, вы были не готовы его принять. Но я очень рад, что вам нравится моё творчество. Потому что я задумал ряд ваших портретов. Вы же не откажетесь мне позировать, сэр Алистер?
— С удовольствием, герцог. Если только портреты не задуманы в жанре ню.
— Именно. Эта идея пришла мне в голову ещё в Аскоте, как только я вас увидел.
— Да? А мне показалось, что вас тогда посетила совсем другая идея.
— Каждый судит по себе, сэр Алистер. И если исходить из этого, то мне очень лестен ход ваших мыслей.
Алистер досадливо сжал губы. Герцог довольно ухмыльнулся.
— Вам нечего стесняться, сэр Алистер, у вас роскошное тело. — Герцог мазнул его откровенным, отнюдь не профессиональным взглядом. — К тому же, эти картины я не планирую нигде выставлять и тем более кому-либо дарить. Я украшу ими нашу спальню.
— Для этого вам сначала нужно открыть эту «галерею».
— Она уже пять лет, как открыта. И ждёт только вас. — Герцог подал ему руку, и в голосе его проскользнула едва заметная хрипотца. — Пойдёмте, сэр Алистер, я провожу вас.
— Вы лично? — Алистер вскинул тонкую бровь, поддерживая заданный тон, но внутренне напрягся: сказано было в шутку, но герцог не шутил; «момент истины», которого он так опасался с самого приезда сюда, настал. — У вас нет слуг, герцог?
— У меня — да, — выражение лица герцога, несмотря на шутливый тон, странно переменилось. — Но у вас, мой господин, только один слуга — я.
Витиеватый флирт, непревзойдённым мастером которого был герцог, всегда оставлял Алистера равнодушным, но сейчас он впервые поймал себя на том, что в такой формулировке ему это… приятно. Будто прочитав, а может, почувствовав его мысли, герцог порывисто опустился на колени и, обняв ноги Алистера, прижался к нему лицом.
— Мой господин, я ждал этого пять лет…
Лицо герцога вдруг сделалось непривычно серьёзным, голос — глухим и тихим, а взгляд — умоляющим, и то, что Алистер поначалу принял за изысканную куртуазность, вдруг предстало в совершенно ином свете. Алистер с трудом подавил замешательство — он никогда не смотрел на это с такой стороны. Всю свою сознательную жизнь он из кожи вон лез, чтобы завоевать одобрение сильных мира сего, в надежде приблизиться к ним и тем самым им уподобиться, и даже в самом радужном сне он не допускал мысли, что кто-то, стоявший заведомо выше него, готов признать его не просто достойным себя, а господином.
— Генри… — Алистер сглотнул — вид преклонившегося перед ним герцога с покорно опущенной головой вызвал у него странное волнение. — Если бы я хотел только секса, он бы у нас уже давно случился.
— Тогда чего же вы хотите, мой господин? — Губы герцога коснулись его сквозь тонкую ткань летних брюк, и Алистера обдало жаром. Жар поднимался из недр его естества, стремительно подчиняя тело. Алистер слабо трепыхнулся, пытаясь отодвинуться, но попытка провалилась — герцог лишь сильнее сомкнул губы, и Алистер разом лишился остатков воли.
— Я хочу… — Алистер на миг запнулся — то, как отреагировало его тело на порыв и близость герцога, ему не нравилось. То есть слишком нравилось, и это… не нравилось. — Я хочу… не только секса.
— Я тоже, мой господин, — прошептал герцог, не поднимая головы. — Я тоже.
— Я знаю. Но пока могу предложить только это. — Алистер не понимал, что происходит. С губ его слетали совершенно не те слова, которые он так тщательно репетировал в мыслях весь день, состязаясь с герцогом в светских остротах. Он говорил совершенно не то, что собирался. Но чем дальше он говорил, тем больше понимал, что именно это он и хотел сказать. — И именно поэтому это… неправильно. По отношению к тебе.
Герцог молчал, уткнувшись лицом ему в пах и судорожно вжимая его в себя. Потом медленно, как вьюнок по стеблю, поднялся на ноги, не выпуская Алистера из рук, и прижался к нему всем телом. Зарывшись лицом ему в волосы, он шумно дышал, будто пытаясь надышаться им впрок.
— Ты хоть понимаешь, — тихо, уставившись в пол, сказал Алистер, — что я буду закрывать глаза и видеть его?..
— Это неважно. — Герцог оторвался от волос Алистера и, взяв в руки его лицо, приблизился к нему губами. — Мои-то глаза будут открыты. И видеть они будут только вас, мой господин.
Алистер прикрыл глаза и приоткрыл рот.
— Вы мазохист, герцог.
— Вы, сэр Алистер, простите, тоже. Хотя роль жестокого господина идёт вам гораздо больше.

Поднимаясь наперегонки по широкой мраморной лестнице старинного фамильного замка Бедфордов, они то и дело останавливались для коротких поцелуев-укусов. С портретов строгими неодобрительными взглядами их провожали предки герцога. Лестница никак не кончалась.
— Вы уж простите, мой господин, — сказал герцог, когда они, распалённые до предела, ввалились в его спальню на втором этаже, — но камердинера у меня тоже нет. Так что раздевать вас тоже буду я.

[La PIOVRA]

4.

Алистер проснулся в лондонском особняке герцога с видом на Холланд-парк и с удовольствием скользнул взглядом по собственным отражениям. В спальне не было зеркал — им они были без надобности: Алистер закрывал глаза, а герцог смотрел только на него, — но стены её украшали двенадцать портретов кисти герцога. С портретов холодной надменной улыбкой одаривал зрителя гордый и властный молодой пэр — наследный принц, нет, король, раз у него в вассалах был сам герцог! Молодой король был величествен и великодушен, милостив и снисходителен, спокоен и уверен — таким, каким Алистер не видел себя даже в самых дерзких мечтах и каким, оказывается, видел его наяву его придворный художник. Король мог себе это позволить — у него был надёжный тыл: в вассалах у него был герцог, служивший ему верой и правдой, верный и преданный ему беззаветно, как и надлежало истому аристократу. И все те силы, что раньше уходили на борьбу с внутренними демонами и саморазрушение, теперь могли быть направлены на великие свершения, как и подобало настоящему королю.

Герцог был мирным художником, но в жилах его текла кровь великих правителей и полководцев — лавры завоевателя ему были по душе, но бремя многовековой власти слишком давило. Его сюзерен, его муз и повелитель, решал эту дилемму: его благосклонность надо было постоянно завоёвывать, и он охотно брал на себя верховенство, снимая с плеч своего вассала его непосильный груз. И все те силы, которые прежде распылялись на метания и терзания, теперь могли быть направлены на чистое созидание, как и полагалось истинному творцу.

Кроме молодого властелина, на портретах никого и ничего изображено не было. Но во взгляде его серых холодных глаз, в изгибе тонких и жёстких губ, в струящихся складках горностаевой мантии, в раструбах кожаных перчаток и даже в неприметных каблуках блестящих лаковых сапог без труда угадывались его воля и намерения. Молодой король повелевал, карал и миловал.

Несмотря на то, что Алистер неизменно просыпался намного раньше герцога, вставал он всегда после него, валяясь в кровати до последнего. Герцог считал это причудой, Алистер — тем, чем это и было на самом деле — его персональным таинством.

Герцог спускался вниз — проверять приготовления к завтраку и отдавать срочные распоряжения, если его господин желал на завтрак что-нибудь необычное (а он, к их обоюдному удовольствию, желал этого часто): букет фиалок вместо привычных чайных роз, клубнику с мороженым вместо сливок или пармскую ветчину вместо бекона. Алистер же приступал к магическому обряду: оставшись наедине с проекциями себя идеального, он сливался с ними и подпитывался их силой. Завершив ритуал, он проходил в прилегающую к спальне ванную и пытливо разглядывал себя в старинном венецианском зеркале. И с каждым днём замечал, что всё больше уподобляется идеалу… Сегодня же, Алистер это чувствовал, он пересёк некий невидимый, но очень значимый рубеж, но, сколько он ни вглядывался в собственное, покрытое благородной патиной отражение, так и не смог понять, в чём же суть этого преображения.

Однако скоро он махнул рукой на эту метаморфозу: на душе было беспричинно хорошо, в голове легко, а на сердце — светло — миг был слишком ценным, чтобы тратить его на пустую рефлексию. А ещё ему вдруг невыносимо, до боли, захотелось увидеть герцога, прикоснуться к нему, будто расстались они не полчаса, а как минимум полгода… нет, полжизни тому назад. Впрочем, если судить по новым неведомым ощущениям, так оно и было.

Наскоро покончив с утренним туалетом, Алистер оделся и вприпрыжку, как в раннем детстве, спустился к завтраку.

В столовой, посреди празднично — словно в ответ на его приподнятое настроение — сервированного стола красовалось ведёрко с запотевшей бутылкой «Вдовы Клико». Ноздри щекотал сильный сладкий аромат орхидей вперемешку с ванильно-коричным запахом горячей французской выпечки и крепкого свежего кофе. Герцог сидел за столом и читал «Лондон Таймс».
— Мы что-то празднуем? — Алистер, повинуясь порыву, чмокнул герцога в висок и, обняв сзади, прижался лицом к его заплетённым в небрежную косу волосам, с наслаждением вдыхая родное тепло. Герцог отложил газету и, взяв в руку ладонь Алистера, коснулся губами его пальцев.
— Ваши дедуктивные способности меня огорчают, мой господин.
— Хм, дай подумать. — Алистер, с неохотой разорвав объятия, сел напротив герцога и разложил на коленях салфетку. — Шесть лет знакомства будет летом. Годовщину первой ночи мы отмечали на прошлой неделе. Твой день рождения через месяц, а мой — только в июне. Я сдаюсь, Холмс.
Герцог открыл бутылку.
— Этой ночью, — торжественно сказал он, разливая по бокалам шампанское, — ни во время поцелуев, ни тем более после вы не закрывали глаза, мой господин.
— Да? — голос Алистера дрогнул. — А я и не заметил.
— Значит, вы окончательно выздоровели, мой господин.
— Скорее, наконец прозрел.
— И это, — герцог взял в руки бокалы и, обойдя стол, склонился к губам Алистера, — отличный повод для праздника. Вы не находите, мой господин?
— Лучше не бывает, мой верный рыцарь, — согласился Алистер, всем телом подаваясь навстречу.

The End.

Just another side story...

[Profik]

Спасибо! ушла читать последнюю часть последней части

[La PIOVRA]

Profik,
Рада слышать) Приятного просмотра!))

[Sherkhan-n]

Спасибо, Автор!
Очень понравилось.
Пойду читать всю "Сагу" с начала.
Profik,

[La PIOVRA]

Sherkhan-n,
*чувствует себя автором из незабвенного пособия о том, как писать отзывы:
Мысли автора: О БОЖЕ ПЕРВЫЙ КОММЕНТАРИЙ ЗА ПОЛГОДА ЧТО ЖЕ ОТВЕТИТЬ Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ДАВАЙ ВСТРЕТИМСЯ В АСЬКЕ И ОБСУДИМ КАНОН ФАНОН И КАКИЕ АНТИШИППЕРЫ МУДАКИ НЕТ ЭТО СЛИШКОМ ГОСПОДИ НАДО УЖЕ ЧТО-ТО ОТВЕТИТЬ ГЛАВНОЕ НЕ ТУПИТЬ И НЕ ВСПУГНУТЬ ЕГО НУ ХОТЬ ЧТО-ТО ОТВЕЧАЙ УЖЕ НЕ ВАЖНО ЧТО!!!

Автор: пожалуйста.*



Очень неожиданно, а оттого очень приятно! Спасибо большое, вы меня реально порадовали!

Пойду читать всю "Сагу" с начала.

Но читать советую у меня в дневнике (или, как альтернатива, могу выслать на почту) - я в мае провела "генеральную уборку" "Саги" свежим глазом на предмет всяческих очепяток и прочих сорняков, так что хотелось бы, чтобы читатель пользовался последней версией, а последняя, собственно, только у меня и есть

[Sherkhan-n]

La PIOVRA, предпочитаю альтернативу, адрес в умыл скину. Хотя меня уже побаловали файликом, но, если вы говорите, что у Вас красивше и вкуснее, то я только за!
Мне очень понравился Ваш стиль, прекрасный язык и неизбитость сюжета.
Вдохновения Вам и Удачи.

[La PIOVRA]

Sherkhan-n,

но, если вы говорите, что у Вас красивше и вкуснее

Ну, я просто Сумасшедший Редактор помешана на перманентном вылизывании текста И когда пару лет спустя перечитываешь свой собственный текст, неизбежно замечаешь какие-то шероховатости, опечатки, ошибки, слова-паразиты итд., которые на момент публикации остались незамеченными в силу замыленности глаза. И мне сразу начинает казаться, что это видно всем. И становится жутко стыдно перед "герцогиней Бедфорд" читателями

Большое спасибо! Очень рада, что понравилось!

"Сагу" сейчас вышлю.

[Соломия]

La PIOVRA, прочитала всё от корки до корки) хотела сказать на одном дыхании, но сага действительно большая - колоссальный труд!)) так что дыхание пришлось растягивать - провела несколько незабываемо приятных вечеров в компании безумно симпатичных героев. Очень понравилась задумка, сюжет (о, я практически поверила в реальность заговора гомосексуалов а раньше все инсинуации на эту тему вызывали у меня только скептическую улыбку))) Я не критик, поэтому судить профессиональными категориями не возьмусь, но на мой вкус, на мой взгляд довольно искушённого обычного читателя написано замечательно - читается легко, интересно - оторваться в процессе реально трудно)) а герои все без исключения - вот честное слово, язык не поворачивается назвать хотя бы одного второстепенным - они у вас все главными получились) в них невозможно не влюбиться, настолько они живые, реальные, клааассные!))) Спасибо вам большое! Новых творческих порывов, взлётов и свершений! буду ждать.

[La PIOVRA]

Соломия,
*кружится в экстатическом пируэте*

Боже, как же это приятно слышать! Читатель, дорогой, я вас люблю!

Я не критик, поэтому судить профессиональными категориями не возьмусь

Как раз мнение "простого неискушённого" читателя мне и интересно. Профессиональная критика - это уже от лукавого. Первые непосредственные впечатления и эмоции, имхо, намного живее, а посему - интереснее и важнее, нежели холодное аналитическое эссе на тему "что хотел сказать автор и как следует правильно трактовать образ лорда Кейма" Потому что первое идёт от сердца, а второе - от ума. А ум всегда проигрывает сердцу)

язык не поворачивается назвать хотя бы одного второстепенным - они у вас все главными получились)

Собственно, так оно и было Эта сага писалась два года, и каждая часть первоначально задумывалась как отдельная история, в каждой из которых, соответственно, были свои главные герои.

в них невозможно не влюбиться, настолько они живые, реальные, клааассные!)))
*рыдает от счастья* Я сама их всех люблю до невозможности и во время написания проживала историю каждого из них. В каждого из них было вложено много души, и каждый на том или ином этапе был авторским фаворитом со всем вытекающим. Ну и, собственно, мне очень хотелось разделить свой восторг от них ещё с кем-то. И вот этот ваш комментарий - это ААА!!!

Спаси-и-ибо!

[Соломия]

"что хотел сказать автор и как следует правильно трактовать образ лорда Кейма"

сразу вспомнила школьные уроки литературы *что автор хотел сказать...* брр: как же я ненавидела этот неизвестно кем придуманный *правильный * разбор по косточкам прочитанных книг, тут я с вами полностью согласна - "от лукавого" это)))
зы: ознакомилась с вашими творческими планамитеперь жду с ещё большим нетерпением

[La PIOVRA]

Соломия,
Угу) Что хотел сказать автор, автор и сам знает, поэтому ему интересно, что в тексте увидел читатель))

зы: ознакомилась с вашими творческими планамитеперь жду с ещё большим нетерпением

*согнулась под гнетом ответственности* Спасибо! Когда ждут, это мотивирует

*кстати, со мной можно на ты*

[Соломия]

:

*кстати, со мной можно на ты*

это проявление уважения к автору)))) я только за, тоже не очень люблю формальности )))

[La PIOVRA]

Соломия,
Понимаю, сама такая же))

[Lynx58]

La PIOVRA, спасибо!

[La PIOVRA]

Lynx58,
Я очень рада! Вам тоже спасибо!

[nataljaolenec]

Я в восхищении! И от "Саги" в целом, и от каждой истории в частности...
Особенно порадовали Генри и Алистер.
Спасибо огромное!

[La PIOVRA]

nataljaolenec,
Огромное вам авторское спасибо! Невероятно приятно!

Особенно порадовали Генри и Алистер.

А вот это особо приятно слышать, потому что я сама очень люблю эту парочку А герцог - так вообще мой любимый персонаж во всей саге Очень рада за них, что они шмогли

[keshk@]

Я в восхищении! И от "Саги" в целом, и от каждой истории в частности...

Подписываюсь под каждым словом!
Спасибо огромное!!

[La PIOVRA]

keshk@,
И вам тоже большое спасибо! Писать эту историю для меня было большим удовольствием, и мне тем более приятно, что это удовольствие мне есть с кем разделить

[Mary_from_Mars]

La PIOVRA, история очень-очень понравилась, проглотила на одном дыхании! Язык просто обалденный спасибо!
Теперь, пожалуй, возьмусь за Сагу с самого начала

[La PIOVRA]

Mary_from_Mars,
О, кого я здесь вижу! Я уже думала, что все старожилы и боевые камерады давным-давно разбежались А они иногда возвращаются

Язык просто обалденный

Спасибо! Шлифовка текста занимает не меньше времени, чем само написание, так что отрадно слышать, что эти усилия не минули даром)

Теперь, пожалуй, возьмусь за Сагу с самого начала

Хе-хе, мне уже даже интересно, сколько людей начали знакомство с "Сагой" с последней истории))

Большое спасибо за отзыв! Я очень рада, что понравилось. Заходи еще!

[Mary_from_Mars]

La PIOVRA,
ггы. от меня не отделаешься я все время тут

Теперь, пожалуй, возьмусь за Сагу с самого начала
Хе-хе, мне уже даже интересно, сколько людей начали знакомство с "Сагой" с последней истории))

)) я как-то начинала читать самый первый кусок первой части Саги, но потом то ли времени не было, то ли что не помню, но в общем оно повисло. а вот теперь хочется общую картину)

[La PIOVRA]

Mary_from_Mars,


Тогда впереди у тебя много открытий

[Mary_from_Mars]

La PIOVRA,

[Chiara R]

1) Я вернулась 2) я прочитала наконец-то целиком все части.

Могу сказать, что мне нравится во всех твоих историях - ощущение того, что каждый получает то, что заслуживает Наверное, кроме Кейма)))) , в т.ч. и партнера в жизни по заслугам, характеру и темпераменту.
Мне очень нравится мир, созданный тобой, но пока единственный нормальный человек, ИМХО, в нем Дэвид Йост. Мне кажется, он как раз и понимает то, что не понимает всемогущий и всеми любимый умница, незабываемый Кейм)))) Интересны, безусловно, как всегда воспитательные моменты и взросление героя. Я даже к Алистеру почувствовала, что-то вроде симпатии. А вообще ощущение, что все пребывают в каких-то иллюзиях, а самый главный "мечтатель" - так казалось бы, прочно стоящий на ногах Кейм, именно вот это обожание, не позволяет ему спуститься с небес и быть не небожителем (их жизнь на самом деле ох, как трудна), а реальным человеком. С одной стороны понимаю, что это типа АУ, но с другой стороны это ощущение неправильности такого бытия меня несколько напрягает. Вот вроде для всех и счастливый конец, но ... Что-то не так. Кристиан - красивое начало жизни для всех, но в этих его уходах от взрослых партнеров сама по себе такая инфантильность.
А так я получила ни с чем не сравнимое удовольствие, окунувшись опять в эту атмосферу героев Корпорации. Прекрасный мир! Интересные герои! Прекрасный автор!

[La PIOVRA]

Chiara R,
Ааа, как я рада! Признаться, я думала, тебе совсем не понравилось, потому и пропала Ну, тем более чертовски приятно узнать, что ошибалась))

Могу сказать, что мне нравится во всех твоих историях - ощущение того, что каждый получает то, что заслуживает

Очень верно подмечено! Причина, наверное, в том, что это одно из моих собственных самых сильных и глубинных, базовых, жизненных убеждений, и, соответственно, любая расказанная мной история преломляется через него и несёт в себе его отпечатки. Причём под заслугами здесь следует понимать не баланс добрых и плохих дел и прочую карму, а набор жизненных убеждений: "Не по делам вашим, а по вере вашей воздастся вам". И в этом смысле - да, каждый из них (и из нас тоже) получает то, во что верит. Критика часто обвиняет меня (с) в том, что я "пишу сказки" и "в жЫзни так не бывает". Опустим встречный вопрос: "В чьей жизни так не бывает?" и сосредоточимся на том, а был ли мальчик сказка. Да, все мои герои в итоге получают своего короля и полцарства в придачу, но это не тот сказочный ХЭ, когда герой 33 года пролежал на печи, плюя в потолок, а на 34-м ему явился прЫнц на белом коне, и зажили они долго и счастливо, кончая одновременно. Каждый из моих мальчиков - настоящий мужчина: все они очень точно знают, чего хотят, все проходят свои испытания, и все прикладывают усилия, чтобы свою персональную сказку сделать былью Ты можешь взять, что хочешь, но сначала заплати за это (с) И все они платят, не торгуясь, - каждый свою цену...

"Мне не нравятся книги про "простых" людей и их мытарства. Мне нравится, когда люди справляются. И не нравится, когда они перманентные беднюсики и все только хуже, и хочется пристрелить их, чтобы не мучались". (с) rikki_t_tavi

И вот в этом плане - да, я безумно горжусь всеми своими мальчиками, что они - не жертвы и не "беднюсики" и все по-своему справляются и строят свою сказку, хотя жизнь у каждого из них - далеко не сказочная

Наверное, кроме Кейма))))

Кейм как раз получает (по заслугам) в первую очередь)) Потому как сам выбрал такую жизнь, так что пенять не на кого)

пока единственный нормальный человек, ИМХО, в нем Дэвид Йост.

Да!) ...и герцог

Тут ещё такой момент: все герои Саги так или иначе завязаны на Кристиана, который всё это завертел и вокруг которого теперь всё вертится, а Кристиан, сознательно или подсознательно, выбирает себе парней определённого типа – бедных-обездоленных (но с потенциалом), которые реагируют соответственно. Заметь, что те, у кого в жизни изначально, то есть до встречи с Кеймом, всё было хорошо (а это – герцог и Алистер), - единственные, кто нашли в себе силы отказаться от него, когда он отказался от них. Потому что в их жизни, помимо лорда Кейма, была уйма других приятных вещей. В отличие от тех же Дэвида и Бастиана (и десятков других подобных им), которым лорд Кейм заменил всё, потому что до него они ничего другого не знали...

И как раз в отношениях с герцогом и Алистером мне бросились в глаза отличия в поведении Кейма: он с ними, как мне кажется, вёл себя намного холоднее и даже осознанно жестоко, в отличие от парней из низов. И вот в этом мне видится проявление его самого глубочайшего комплекса: глубоко в душе он ассоциирует себя именно с «плебеями», отсюда и желание помочь, поддержать, облагодетельствовать "своих" - бедных и обездоленных, как в своё время поступил с ним самим его приёмный отец. Тогда как Алистер с Генри – потомственные аристократы – те, кем Кристиану самому больше всего хотелось бы быть, и что ему недоступно, – и вот с ними он ведёт себя совершенно иначе, чем с «простолюдинами», особенно с герцогом: всё это подчёркнутое превосходство, желание возвыситься, бесцеремонность и, местами, неприкрытая и осознанная жестокость итд...

Я даже к Алистеру почувствовала, что-то вроде симпатии.

Я очень рада, потому что сама чувствую к нему нечто похожее: вот вроде отвратительный тип, но отвращения не вызывает) Очень рада за них с герцогом - вот уж где точно "два сапога - пара"

самый главный "мечтатель" - так казалось бы, прочно стоящий на ногах Кейм, именно вот это обожание, не позволяет ему спуститься с небес и быть не небожителем (их жизнь на самом деле ох, как трудна), а реальным человеком

Его проблема как раз в том, что он "слишком человек", потому и вынужден держать себя в ежовых рукавицах, чтобы соответствовать тем титаническим целям, которые он перед собой поставил.

Ну и да, будем откровенны: Кристиан, политкорректно выражаясь, не совсем здоров Как и все его "коллеги по цеху" - вожди, революционеры и прочие радетели за всеобщее благо...

в этих его уходах от взрослых партнеров сама по себе такая инфантильность

За дурною головою ху ногам нема спокою Мне кажется, этим он наказывает самого себя - за то, что отказался от Дэвида... Ну, и ради Дэвида, собственно говоря, тоже: заведи он себе кого-то постоянного после него, у него не осталось бы оправданий перед Дэвидом (и собой)... Получились бы двойные стандарты, причём в пользу менее любимых партнёров...

А так я получила ни с чем не сравнимое удовольствие

Аффтар щастлиф! Потому как именно ты дала толчок развитию этим сайд-стори - так что спасибо за всё!